забеспокоились. И – все. Ни диверсанта, ни машины, ни группы захвата.
Очень это Нагиеву не нравилось. А особенно не нравилось то, что нет возможности допросить преступника. Никакой, тут бы даже некроманты не справились, когда б существовали: взрыв перемолол все останки, превратил в пыль и пепел, поставив следствие в тупик. Что было бы, если бы диверсанту удалось устроить взрыв на корабле, Нагиев вообще старался не думать. Тут речь уже не о конце карьеры, а о трибунале, если раньше Шварц не оторвал бы ему голову.
По уму, надо звонить Шварцу. Он сейчас командир этого корабля, он должен знать о том, что произошло и что едва не произошло. А звонить ой как не хочется. Любой разговор с адмиралом Шварцем – стресс, даже о погоде или бабах. А уж тем паче на такую больную тему! Начальник службы безопасности мучительно колебался, все яснее сознавая: не звонить нельзя. Он ведь все равно узнает, и тогда никому мало не покажется. А если узнает сейчас – может, и к лучшему сложится. Ремонт почти закончен, осталась косметика. Пусть вызывает своих десантников, селит их на корабле и ставит в оцепление. Эти орлы работягам не чета, да и его безопасникам, положа руку на сердце, сто очков форы дадут. Будут стоять начеку – груз с плеч долой.
Нагиев решился. Включил трубку и нашел в памяти номер Шварца.
Беда пришла, откуда не ждали. Отправляясь в поликлинику космопорта, Иоанн Фердинанд был в себе уверен. На родине он не одну дюжину раз проходил медкомиссию и неизменно оказывался годным к службе в космосе. А почему бы нет? Организм еще не старый, выросший на хорошем питании и целебной воде. Наследственность безупречна, никаких патогенных мутаций. Разбитый в драке нос несколько портил картину, но это ведь временное явление. Да и зачем космолетчику нос? Он же не носом кнопки нажимает и рычаги переводит.
Увы, столкновение с земной медициной оказалось весьма болезненным. В самом буквальном смысле, уже с безобидного, казалось бы, кабинета окулиста. Предложение засунуть голову в странного вида прибор глазами к подозрительной разметке, напоминающей прицелы, вызвало легкую оторопь. Окулистка настаивала: «Ничего страшного, все так делают». Ее печать была необходима. Перекрестившись, как учил епископ Галаци, Иоанн Фердинанд подчинился, и его наихудшие предположения оправдались. Прибор оказался электрическим. Зажглись лампочки, зажужжал сканер, и он лишь потому не оскорбил слух окулистки заковыристыми проклятиями, что мог только стонать.
– Обычная процедура, – пожала она плечами после. – Никто никогда не жаловался.
Он выругался-таки и покинул кабинет как можно скорее. Дальше было ультразвуковое обследование. Потом – флюорография. Увидев установку в кабинете кардиолога, он подумал, что отсюда-то уж точно живым не выйдет. Попытался воспротивиться.
– Что это вы, голубчик, так разнервничались? – изумленно поднял бровь пожилой доктор. – Вам надо непременно показаться психиатру.
Когда он дошел до психиатра, пережив, что удивительно, снятие кардиограммы и энцефалограммы, холодный пот катился с него градом, как с дуурдуханца какого-нибудь, и с координацией движений что-то разладилось.
– Молодой человек, вы нездоровы! – решительно заявил психиатр. – У вас депрессивное состояние и расстройство нервной деятельности. Я не могу допустить вас к управлению. Пропейте курс успокоительного, тогда и посмотрим…
Терапевт проглядела рецепты, выписанные психиатром, сверилась с компьютером и выбросила их в мусорную корзину.
– Это вам пить нельзя. Ваш организм не выдержит, он устроен по-другому.
– А что мне делать-то? – процедил Иоанн Фердинанд, в самом деле на грани срыва.
– Обычно физиотерапия благотворно влияет, – протянула она, и он с ужасом представил себя, подвергаемого нескончаемой пытке кошмарными электрическими приборами. – Но в вашем случае физиотерапия противопоказана, – у него вырвался вздох облегчения. – Занимайтесь аутотренингом, больше бывайте на свежем воздухе. Это общие рекомендации, – она внимательно посмотрела на него поверх очков, – но вообще-то вы не наш пациент. Ваши шансы получить допуск к работе пилота стремятся к нулю. У вас очень плохой анализ крови.
– Что, гемоглобин низкий? – саркастически поинтересовался он.
– Не ерничайте. Бессмысленно искать гемоглобин там, где его нет. Вашу кровь проверяли на наркотики. Вы – наркоман со стажем. Советую вам устроиться на другую работу.
– Электрическая сила! – убито проговорил он.
Бен приехал в Байк-паркинг второпях, сорванный с места сообщением адмирала Шварца, которое недвусмысленно приказывало явиться на корабль и организовать его круглосуточную охрану в режиме «стоянка на вражеской территории». Пожал руку Фархаду, кивнул пацанам, что сидели с ним, и пошел к Аддарекху. Приятель выглядел бледным и здорово соскучившимся. Они коротко обнялись.
– Ты чего такой заморенный? – спросил Бен.
– Ему кровь нужна! – звонко произнесла Эйзза из-за его плеча.
Мрланк приветственно мяукнул и, скользнув к ее ногам, стал тереться о них. Эйзза засмеялась.
– Привет, детка, – улыбнулся ей Аддарекх и повернулся к Бену. – Ты что, с рельсов съехал? Зачем ты ее сюда приволок, в таком-то положении? В порту черви знают что творится, «Ийон» чуть не взорвал какой-то террорист. А через несколько дней – в рейд. Вези девку домой к матери, пока не поздно, я тебя прикрою.
Бен вздохнул, плечи поднялись и опустились.
– Не могу я, Аддарекх. Плохо ей будет там, у моей матери.
Случилось то, чего он не предполагал. И мама, и бабушка невестку не приняли. Не гнали, конечно, за порог, как люди цивилизованные, не шипели и не плевались. Улыбались даже напоказ, чтобы не расстраивать беременную. Наивная Эйзза, небось, и не поняла, что ей не рады. Но сыну и внуку они высказали все. Они растили его не для того, чтобы он привел в дом умственно отсталую, которой нельзя доверить даже воспитание собственных детей. Бен встал в позу. Мол, я ее люблю, она – мать моего ребенка, и мне все равно, что вы о ней думаете. Он демонстративно гулял с Эйззой по парку. «Не позорь нас перед соседями!» – увещевала бабушка, но соседи знать не знали ни о каком позоре и лишь говорили комплименты Эйззиной красоте. Двое соседей стали свидетелями на их свадьбе.
Свадьба Эйззе безумно понравилась, пусть Беновы мама и бабушка и не пришли на нее. Красивое здание мэрии, белые и золотые воздушные шарики, квартет, играющий дивную музыку. Бен подарил ей чудесное золотое кольцо, а потом они на потрясающей длинной машине поехали в ресторан – уже без свидетелей, только они вдвоем. И она, счастливая, съела, наверное, целое ведро мороженого, но ни капельки не простудилась, зря он боялся.
Мама и бабушка Бена были милые и симпатичные, но какие-то равнодушные. Говорить с ней они не хотели; впрочем, ей хватало и Бена, никто больше ей не был нужен. Но когда она поняла, что Бен уедет служить дальше, а ей предстоит остаться с его родными, она испугалась. Он – ее поддержка и опора в этом мире, как она будет
