Надо сказать, что её игра на мужских чувствах принесла хорошие плоды — военный следователь прислал ей один замечательный документ. Его я прочитал в присутствии всего экипажа и гостей. Оказалось, что наши противники применяли несколько раз какой-то хитрый психотронный генератор. Следователям удалось установить даты использования против нас этого оружия. Сверившись с нашим бортовым журналом, я с удивлением обнаружил, что именно в эти дни мои женщины дрались между собой, в один из этих дней я сместил Натачу с должности Старшего Помощника. Некоторые элементы системы стояли у нас прямо на корпусе снаружи.
Был и неприятный момент. Оказалось, что с первым применением этого генератора совпало моё первое "проникновение" в двадцатый век. Я ощутил, как сжалось сердце. Получается, что этих путешествий во сне больше не будет.
Изабель заметила:
— Выходит, они заранее знали, что этот груз предложат тебе? Мы же тогда были ещё в Космосе. Нас досматривали таможенники. Кто-то тайком и установил нам эти железки.
Натача, покусывая сустав большого пальца, спросила:
— Так что, мы паиньки на самом деле? Это генератор виноват? — она задумалась и засунула палец в рот. — А мне казалось, что мы и сами такое не раз вытворяли.
— Наверное, работа генератора вызывала принудительное наступление всех указанных событий, — заметила Девика. — Они произошли бы всё равно, но в другое время.
— А мы, похоже, вели себя не так, как ожидалось. Наши противники потеряли терпение и применили более грубые средства, — добавила Саль-яла.
Корасон заметила:
— А всё-таки… Сны Али про двадцатый век… В них есть правда? Или это полёт фантазии?
Ей никто не ответил. Катя нарушила молчание:
— А какой период в двадцатом веке?
— Распад Советской Империи, — ответил я.
— Ой! — произнесла Катя. — Кошмар! Это когда большевики царскую семью расстреляли?
Натача фыркнула, а Катя смущённо огляделась по сторонам. Я же подумал, что для меня тоже нет особой разницы между несколькими французскими революциями и я не помню, в каком веке была Столетняя война и когда сожгли Жанну д'Арк. Зато мне гораздо важнее не путать перицентр с апоцентром, вермут с висмутом, бафтинг с фиттингом, а нейтронное излучение с нейтринным.
После ужина я обходил Корабль. Зульфия куда-то исчезла, и я наведался в каюту к Натаче. Меня туда влекла Катя Кошкина.
Интересно было то, что Вайнона и Фазиль попрощались и улетели к себе домой, освободив, таким образом, каюту для Кати. Но Катя весь вечер провела у Натачи, хотя я всячески намекал, что могу её проводить и так далее. Может быть, именно мои навязчивые попытки и вели к этому. Уже все спали, а мы втроём сидели возле пылающего камина. Я рассказывал кучу историй из своей жизни в двадцатом веке. Потом я предложил послушать мою игру на гитаре и сыграл, несмотря на то, что было уже поздно. Опять я пел романсы. Катя слушала меня целый час, но потом начала сильно зевать, и Натача предложила ей идти спать, тут же остановив мою попытку уйти с ней.
Когда Катя вышла, я отложил гитару и поинтересовался:
— У меня хорошо получилось?
— Хорошо! — ответила Натача печально. — Но ты прошлый раз пел только мне, а теперь — для неё!
Я обнял старшую жену и ласково погладил по голове.
— Ну-ну! Ласточка моя! Не ревнуй! Я же тебя всё равно люблю!
В моей каюте на кровати одиноко спала Зульфия. Я тихонько улёгся, стараясь не разбудить её, но она, всё-таки, проснулась. Обхватив меня за шею, Зульфия прошептала:
— Ну где ты был? Я так долго тебя жду.
Она была в тоненькой ночной рубашке, которая не только не скрывала тело, а даже наоборот, придавала ему больший соблазн. Я прижал Зульфию к себе, но думал о Кате.
— Али! — немного недовольно сказала Зульфия. — Я здесь! Что с тобой такое? Ты думаешь о ней?
— Извини! — я вздохнул. — Я тоже здесь! Моя ты радость!
Я поцеловал её в шею и провёл рукой по нежной коже. Затем моя рука пробежала по её спине. Зульфия прогнулась и прижалась ко мне всем телом. Она пахла чистым ароматом апельсинов и чем-то ещё. От этого запаха у меня закружилась голова и Кошкина отодвинулась куда-то на второй план. Временно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Зульфия очень долго не давала мне уснуть, а я с радостью принимал её ласки и многократно возвращал их ей.
Утром я снова проснулся до того, как заиграл будильник. Зульфия не спала, и сразу притиснулась ко мне не только телом, но и всеми руками, ногами и лицом.
— Али! Как приятно, когда ты побрит. Мне так нравится прикасаться к твоему лицу.
Она тёрлась об меня щеками, губами, носом, лбом и смеялась. От прикосновения её рук у меня опять начало разгораться желание, но я притормозил эту страсть.
— Солнышко! Уже утро. Сейчас заиграет будильник…
Моя младшая жена надула губки.
— У-у-у! — недовольно заныла она.
Я потеребил её нижнюю губу пальцами, получилось: — Бу-бу-бу-бу!
— Ну что ты делаешь! — она рассмеялась, откинув голову назад.
— Вывожу тебя из надутого состояния, — я протянул к ней руку, и в этот момент заиграла мелодия будильника.
Зульфия вскочила, скорчила мне смешную рожицу и осмотрелась по сторонам. Убирать было практически нечего и она, одевшись, упорхнула к себе. Я привёл себя в порядок, помолился и вышел в коридор. Я всё делал автоматически, по давно заведенной привычке: осмотрел ближние отсеки, заглянул в дальние, проверил состояние шлюзов. Напоследок зашёл в командную рубку.
Хелена с платиновыми волосами, в шортах и курточке стального цвета встала и приветствовала меня жарким поцелуем. К сожалению, моё настроение не позволило мне адекватно ей ответить.
— Али! Что-то случилось? — озабоченно спросила она.
— Всё нормально, моя птичка! — пробормотал я. — А у тебя всё в порядке?
— Да! — она повертелась возле меня и со вздохом опустилась в кресло.
Я вышел в коридор, медленно добрёл до каюты Вайно…, то есть, Кати Кошкиной, остановился. За дверью была мёртвая тишина. Я всё стоял, прокручивая в голове, что я могу ей сказать. Вернее — что я хочу ей сказать… Нет — что я должен ей сказать!
Сзади раздались лёгкие шаги и прозвучал голос Натачи:
— Али! Зайди ко мне, пожалуйста!
Странно, если бы она не сказала "пожалуйста", фраза выглядела бы мягче.
— Доброе утро, милая! — я обнял её и чмокнул в щеку. И даже не возмутился её приказному тону.
— А-а-а! Да! Доброе утро! Так ты идёшь?
В каюте Натачи на одном из кресел, повернувшись лицом к камину, сидела Катя.
— Катюша! Ты здесь? — мой голос задрожал от волнения. Что она здесь делает?
— Присаживайся, Али! — мягким, но не терпящим возражения тоном произнесла Натача. — К тебе есть разговор.
Мне стало тревожно. Что за разговор? Будет меня отчитывать за то, что приставал к чужой женщине? Фактически, поскольку Катя не является моей женой, то мои действия остальными жёнами расцениваются как "хождение налево".
Я сел в крайнее кресло, самое дальнее от Кати, и оказался с ней лицом к лицу. Она подняла глаза, всего на минуту, и я почувствовал, что падаю в глубокую пропасть. Голова закружилась, а в груди возникло щемящее оглушающее чувство. Я с трудом выдохнул, в ушах с грохотом кузнечного молота застучали удары сердца.
— Али! — начала Натача, усевшись между нами. — Катя переговорила со мной. Я ей объяснила все особенности нашей семьи, её преимущества и недостатки. Мы с ней рассмотрели также все плюсы и минусы для её личной жизни, для бизнеса, для будущего её нынешних детей. Катя…, - старшая жена запнулась на мгновение, — Катя отвечает на твоё предложение взять её в жёны согласием. Настаиваешь ли ты на своём желании жениться на ней?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я был будто пьяный. Я не чувствовал своего тела. Я не замечал вокруг ничего. В моём мозгу билась только одна мысль "она согласна!!!".
— Да! — ответил я, подавшись вперёд.
Натача остановила меня движением руки.
— Согласно уставу нашей семьи, с этого момента ты считаешься мужем Катерины, несёшь за неё полную ответственность, заботишься о ней. Ты, Катерина, считаешься женой Али, оказываешь ему помощь во всех его делах и обязана быть рядом в радости и несчастьях, пока Всевышний не разлучит вас. Я делаю запись в бортовом журнале о вашем браке. Официальная церемония состоится завтра после полудня. Аминь!
