Сразу после этого блеск её глаз угас, будто тлеющий уголёк от ледяной воды недоверия. Катя подошла к ней.
— Извини, Натача. Мне везде мерещатся ловушки.
В глаза Натачи опять вспыхнул огонёк.
— Самая большая ловушка тебя подстерегает вон! — она кивнула в мою сторону. — А уж я как потом на тебе отыграюсь!
Она засмеялась громко и задорно, а я показал ей кулак.
Я провёл Кошкину к её каюте.
— Изабель не ранена? — спросила вдруг она.
— А почему она должна быть ранена?
— Три дыры на куртке, — напомнила Катя.
— А-а-а! — я махнул рукой. — У неё была броня. Как и у меня. Мы вас прикрыли.
— Но я не увидела брони.
Я вынужден был объяснять.
— Это из новых разработок, "вязкая броня"… Называется так, потому что в обычном состоянии это мягкий, эластичный материал, немного напоминающий натуральную кожу. Но его вязкость зависит от скорости нарастания нагрузки. Если по такой пластине ударить палкой, то она поведёт себя как жёсткий пластик. Человек под этой бронёй может даже не заметить удара. А поскольку броня плотно прилегает к телу, нагрузка распределяется равномерно по всей площади. В массе этой брони внедрены нановолокна углерода, прочности хватает, чтобы выдержать пулю крупного калибра. Стрелок испытывает худший удар, чем "мишень" в этой броне.
— А если, всё-таки, нагрузка окажется выше?
— Большая часть энергии уже поглощена. Сама броня при этом лопается, как твёрдый материал. Но, это же жидкость в нормальных условиях! И эта вязкая жидкость опять сливается в цельную массу через доли секунды, и армирующие волокна опять могут нести нагрузку.
— А как же с ней работают? Кроят, режут чем?
— Обычными ножницами или лазером. Она обрабатывается как натуральная кожа или мягкий пластик. На воздухе кромки сами покрываются плотной плёнкой. А вот вырубать из неё детали на прессах нельзя. На быстрых швейных машинках ломаются иглы. Допустимы только самые малые обороты. Можно клеить…
Я заливался соловьём уже не одну минуту. Спохватился гораздо позже, подумав, а интересно ли Кате то, что я говорю. Удивительно, она не скучала и слушала внимательно. Правда, стоило мне сделать паузу, она спросила:
— Али! Мне можно ещё повидаться с детьми?
— Ну конечно! Что за вопрос? В любой момент и сколько угодно по времени! Только не сильно потакайте дежурным. Сейчас с детьми должна быть Хафиза, она жуткая любительница любовных сериалов. Она скинет детей на вас, а сама сядет смотреть очередную серию.
Я пришёл в свою каюту.
Постель была разобрана, а из-под одеяла выглядывала голова Изабель. Я подошёл, и она выскочила как кошка, охотящаяся на мышь. Она была голой и пахла земляничным мылом. Странно, для многих людей его запах ассоциирует с дурным вкусом. Для меня же это — запах детства, запах чистоты. Изабель хорошо это знает.
— А! Я тебя поймала! — Изабель свалила меня на постель. — Что твоя Кошечка?
— Она в раздумьи.
— А ты заметил, что она ни разу не пыталась курить?
— Заметил! Хотя я, в основном, думал о другом.
— Али! Как можно? Быть с женщиной, а думать о ком-то другом! — она любила каламбуры.
— Как тебе не стыдно! — возмутился я. — Как тебе в голову лезут такие пошлости?
Она улеглась сверху на меня.
— Мне уже два дня в голову лезут всякие пошлости и глупости, — она начала меня раздевать. — Только глупости и лезут… А ты её поцеловал на ночь?
— Мне кажется, что я ещё не раз смогу это сделать в дальнейшем.
— Али! — Изабель окончательно вытряхнула меня из одежды. — Мне начинает казаться, что для тебя многовато будет пятнадцать жён.
— Ай! Бессовестная! Как ты можешь усомниться в моих способностях? — я перевернул её на спину и заключил в объятия.
— О-о-о! — воскликнула она. — Вот теперь я уже не сомневаюсь…
Утром я проснулся под звуки испанской гитары. Музыка была очень зажигательная, но я с большим трудом оторвал голову от подушки. Изабель лежала поперёк меня, обмотанная наполовину одеялом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Козочка моя! — я придвинул её к себе, уложил ровно и укрыл как следует.
— Уже утро? — Изабель приподняла голову, оглядела сонно каюту и рухнула опять на подушку.
Динамики разрывались, а мы так и остались лежать, прижавшись телами. Я прижался к щеке Изабель своей щекой, она отпрянула.
— Ты колючий…
— А как бы ты посмотрела, если бы я был бритым?
— Мне кажется, что это было бы лучше.
Мы ещё немного полежали. Я никогда ранее не замечал, чтобы моя десятая жена увлекалась йогой. Но сейчас она применила приёмы из йоговского арсенала. Она сделала несколько глубоких вдохов, несколько раз потянулась, а потом вскочила, как отпущенная пружина. Она стянула с меня одеяло и начала буквально месить, разминая спину, руки и ноги.
— Ты что делаешь? Больно же!
— А? Могу чуть легче! — она быстро меня растормошила. — Ну, давай, вставай!
Мы проделали несколько парных акробатических упражнений, и от сна не осталось и следа. К тому же, я обожаю эти мелодии, с притопываниями, с перестуком кастаньет.
Когда мы уже утомились, Изабель затолкала меня в душ, а сама принялась наводить порядок. Она тихо выпорхнула из каюты, а я не заметил, как привёл себя в порядок и очутился в коленопреклонённой позе на коврике.
— О, Алла-а-а-х! — запел голос из динамиков.
Мои мысли текли неспешно. Я размышлял, всё ли я правильно сделал вчера, позавчера… Почему-то вспомнились проповеди Зенобия. А всё ли я сделал, что угодно Всевышнему? А что я планировал на сегодня? Я собирался объявить Олега и Лейлу мужем и женой! О-о-о!…
Я вскочил на ноги и выбежал в коридор. Прямо за дверью столкнулся с Изабель.
— Ой! — отпрянула она. — Ты побрился? А я к тебе! Ты помнишь, что у нас сегодня?
— Ещё бы! Где Натача?
— У себя. Она уже сделала два десятка звонков…
Я не успел ещё развернуться, чтобы идти к Натачиной каюте, как она сама налетела на нас. Она бежала по коридору, никого не замечая вокруг, размахивала в воздухе растопыренными пальцами, как это обычно делают аль-канарцы, и говорила неизвестно с кем.
— Натача! — окликнул я её.
— А-а-а? О-о-о! Сейчас! Я перезвоню! Али! — старшая жена немного ошарашенно оглядела меня. — Я говорила с Аней Самойловой! Она предлагает делать банкет не у нас и не в ресторане, а у них!
— Почему?
— Ну как? Им заработок, а нам это обойдётся дешевле…
— А что говорит Григорий?
— При чём здесь Григорий? У них всё решает Аня!
— Почему?
— Потому что дом для Григория это тыл, а для Ани — фронт! Ещё я говорила с Фостером… Обряд стоит проводить в Соборе Единой Церкви. Это не будет ущемлять прав обеих сторон. Но там очередь на месяц вперёд расписана. Я им уже перезвонила…
— Натача, остановись! — крикнул я и затем чуть тише повторил: — Остановись! Если обряд можно провести только через месяц, то чего ты так торопишься?
— Ты же объявил, что сегодня…
— Правильно! — я обнял её за плечи. — Солнышко моё! Не гони пургу! Я правильно сказал? Сегодня я объявлю их, так сказать, по внутреннему протоколу. Через месяц мы их оформим по законодательству Аль-Канара. Пригласим всех, кого сочтём нужным.
— Так что, сегодня мы ничего не будем делать? — в глазах Натачи читалось глубокое разочарование. — А я думала…
— Золотко моё! Сегодня всё будет. Но это для нас.
— Погоди! Но я уже всех обзвонила! И Фостера, и Самойловых, и Вайнону с Фазилем…
Я думал недолго.
— Ну хорошо! Сегодня одна свадьба, а через месяц — другая! — я вдруг заметил, что Натача смотрит на кого-то за моей спиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О чьей свадьбе идёт речь?
Я обернулся. Кошкина с нахмуренным лицом внимательно меня рассматривала. Я не сразу понял, что её так обеспокоило.
— Моя дочь выходит замуж! — сообщил я.
— Ты ничего не забыл? — заметила Натача. — Это и моя дочь тоже!
— Да какая разница? Кто с ней возился? Кто пелёнки ей стирал?
