– Ну, наконец‑то! – произнес чей‑то глумливый голос, – Давно тебя мы ждали!
Наверное, эта фраза была рассчитана на то, чтобы крепко напугать новичка, но Виктору было сейчас плевать и на нее, и на фигуры сокамерников потянувшиеся со всех сторон. И по росту, и по силе он заметно превосходил других арестантов, не говоря уже об умении биться без оружия. Если не отобьюсь, то хотя бы согреюсь, с иронией подумал он, разминая шею и кисти рук. Видимо его ледяное спокойствие и уверенная поза, принятая для боя слегка остудили пыл сокамерников.
– Как звать?
– Вик.
– За что попал?
– За двойное убийство.
– Из братства что ли?
– Из бритоголовых.
– А кличут как?
– Музыкант.
С каждым коротким ответом воинственность бандитов падала, а после последней фразы и вовсе испарилась. Все уголовники быстро рассосались по углам, и рядом с Виктором остался только один человек.
– Наслышан, – уважительно произнес он, – А я Кабан из братства Бирюка. Мы здесь между собой разборок не ведем, так что располагайся спокойно, лучше рядом со мной у отдушины, там и нары мягче и воздух чище. Эй, Носатый, быстро освободил место Музыканту!
Так Сомов обошелся без прописки, о которой рассказывал дядя Витя и влился в новый коллектив без проблем. Утром ему сделали передачу с воли, в которой, кроме продуктов оказалась и гитара с жильными струнами. Кто‑то беспокоился о нем, и это вселяло надежду. Виктор взял гитару и выдал: «Я парнишка седой, я совсем молодой мне семнадцать… Есть хотел – хлеб украл, а закон покарал так жестоко». Этим он окончательно покорил сокамерников, но от предложения сделать наколку восходящего солнца на руке, которую он заслужил, попав в солнечную башню, вежливо отказался. Пару дней его никто не тревожил, кроме клопов, а затем его повели на первый допрос. И это был не просто вывод, а целая экскурсия. Конвоир провел Виктора по подземным казематам, где подробно и со знанием дела показал и рассказал о десятках пыточных устройств и механизмов устрашающего вида для причинения невыносимой боли и изощренного членовредительства. У одной камеры, где палачи в кожаных фартуках пытали какого‑то несчастного, конвоир остановился и заставил Виктора смотреть на этот кровавый кошмар бесконечные десять минут. Только после этого Сомова доставили в кабинет для допроса. Кабинет был достаточно просторный, обставленный хорошей мебелью и лишь решетка на окне выдавала принадлежность помещения к тюрьме. В нем находились трое. Человек за столом, на котором стояло устройство, напоминающее пишущую машинку, господин начальник тайной стражи в кресле за другим столом и невероятного исполинского размера пес, дремавший у его ног. Виктора усадили на железный табурет, привинченный к полу в центре комнаты, и пристегнули за лодыжку к ножке табурета.
– Устраивайся удобнее, Вик, – усмехнулся Крон, – Разговор у нас предстоит долгий. Как тебе понравилось в нашем заведении?
– Бывало и хуже, – не стал жаловаться Сомов, хотя в ушах его до сих пор звучали крики истязаемого в каземате бедолаги, – Замечу только, что пытки не лучший способ узнать правду и под их воздействием любой человек признается в чем угодно.
– Это ты правильно говоришь, но ошибаешься в главном, – заулыбался герцог, – В пыточных камерах не выясняют правду, а наказывают за ложь и упрямое молчание. Впрочем, я рад, что тебя это впечатлило, и, следовательно, должно уберечь от неправильных ответов.
– Мне нечего скрывать, господин начальник тайной стражи, – тут же солгал Виктор.
Крон поморщился, а затем резко подался вперед и вперил указательный палец в лоб Сомова.
– Смотреть сюда! Отвечать быстро! Твое настоящее имя?
Виктор даже отшатнулся от такого напора и растерянно повторил прежний ответ:
– Вик Сангин.
Гросс сразу поскучнел, откинулся обратно на спинку кресла и проворчал:
– Я предполагал, что на тебя не действует внушение, но попробовать стоило.
– Почему вы мне не верите? – Виктор добавил в голосе обиды, – Смотрите сами.
Он закатал рукав балахона, открывая магическое клеймо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Раб Вик Седой, хозяин Эргис Преан, город Макабр, – без особого интереса прочитал начальник тайной стражи, – Это я и так знаю. Наверное, несладко быть рабом у орков. А скажи, Вик, как долго ты пробыл у них в рабстве?
– Около двух лет, – нахмурившись, ответил Сомов.
За соседним столиком после каждого вопроса и ответа печатная машинка взрывалась сериями хлестких щелчков, видимо фиксируя ход допроса.
– А до этого, где ты жил? Кто твои родители?
Сомов помрачнел, и это не скрылось от внимательных глаз сыщика.
– Родителей я не помню. Совсем. Где жил до того, как попал к оркам, тоже не помню. Знакомый лекарь сказал, что это последствия от удара копьем по голове. Называется амнезия. Я после травмы головы забыл абсолютно все, что знал, даже язык пришлось учить заново.
– Странная история. Здесь помнишь, там не помнишь.
– Плохо у меня с головой, – притворно вздохнул Виктор.
– Ты уже совсем‑то не завирайся, – пожурил его Крон, который сменил тактику и теперь вел беседу в непринужденной манере и даже проявлял толику сочувствия, – С головой у тебя наоборот все хорошо и для человека потерявшего память ты слишком много знаешь. Вчера мои люди провели у тебя в квартире обыск, и обнаружили в тайнике любопытную записную книжку.
Он выдвинул ящик, достал из него пухлый блокнот и положил его на стол. Сомов молча выругался, следовало бы предусмотреть, что даже хорошо спрятанную вещь легко найти, если искать с помощью просвечивающих гогглов. Герцог раскрыл блокнот и перелистнул несколько страниц.
– Замечательные стихи. Честно признаюсь, я прочитал их все, благо они написаны на остандском. Ты определенно талантлив. Но кроме стихов здесь есть несколько странных рисунков с текстом на неизвестном мне языке. До этого времени я считал, что знаю языки всех народов Осаны. Что это за язык?
Пока Виктор, захваченный врасплох, спешно пытался придумать вразумительное объяснение, Гросс рассмеялся:
– Не напрягайся так, Вик, и можешь уже не отвечать. Я вижу, что ты опять намереваешься солгать и делаешь это совершенно напрасно. Я неоднократно говорил, что не желаю тебе зла, а хочу всего лишь доверительной беседы. И уверен, что не пройдет и часа, как мы найдем взаимопонимание, и ты правдиво расскажешь мне все что знаешь. А пока предлагаю сделать небольшой перерыв. К сожалению, в наших тюрьмах отвратительно кормят. Может, ты хочешь поесть или выпить кофе? У меня есть замечательный кофе, который специально доставляют из Макабра.
Виктор непроизвольно сглотнул слюну.
– От кофе не откажусь, – хрипло произнес он, – спасибо, господин начальник тайной стражи.
– Можно обращаться господин Гросс или господин герцог, – позволил сыщик, – так это займет меньше времени.
Сомов не понимал, что за странную игру ведет с ним начальник тайной стражи, но было очевидно, что его интересует уже больше сам Виктор, чем секреты Преана. Крон нажал на кнопку, вмонтированную в стол. Звонка не раздалось, но почти сразу открылась дверь и появилась прислуга.
– Две чашечки кофе, пожалуйста. А знаешь, Вик, почему мы тебя так долго не могли найти? Потому что по отсутствию данных следовало, что ты покинул Маркатан и в столице тебя просто перестали искать. Самое неприятное, что в банде Старого у меня был осведомитель, и он обязан был донести о твоем появлении. Но не донес. Сейчас я могу даже раскрыть имя этого осведомителя. Тебе интересно кто это? Это твой юный друг Кропалик. Не ожидал? – герцог с нескрываемым удовольствием наблюдал за реакцией Сомова, – Я тоже не ожидал, что этот маленький мерзавец осмелиться пойти против тайной стражи. Интересно, чем это ты его так приворожил?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Может быть тем, что я по‑человечески отношусь к людям? – предположил Виктор.
– По‑человечески? – хохотнул герцог, – А как же два убийства, Вик?
– Я бы назвал это скорее самообороной, – осторожно, подбирая слова, произнес Сомов, – Эти два бандита пытались меня убить и у них это почти получилось. Если бы на этом все закончилось, я бы не стал мстить, но и в дальнейшие планы негодяев не входило оставлять меня в живых. Разве у меня был выбор, господин Гросс?
