Я действительно этого не хотела. Не хотела, чтобы моим первым порывом было защищаться, набрасываясь на других. Эта привычка сослужила мне хорошую службу после нападения и в те годы, когда я жила под осуждающим взглядом Ксавье, но теперь все иное. Потому что я сама стала иной.
— Я не могу поместить в твою душу то, что там уже есть, Оливия, — сказала Грета, когда я встала и принялась расхаживать по ее кабинету; мои шаги гулко звучали на персидском ковре. — И не могу убрать импульсы Тени. Это часть тебя.
Я остановилась перед нею.
— Но ты можешь научить меня контролировать их? Грета поджала губы и посмотрела на меня гак пристально, что я ожидала немедленного отказа. Но после паузы, показавшейся мне вечностью, она кивнула и знаком велела мне откинуться на спинку кушетки. Я почувствовала, как расслабляются мышцы живота, у меня вырвался вздох; благодарность за доброту, с которой я почти не встречалась, заставила меня прослезиться.
Укрыв меня одеялом, Грета склонилась ко мне, как благожелательный ангел, и последнее, что я видела, были ее серьезные серые глаза, затуманившиеся намерением. Она провела прохладной ладонью мне по лицу и начала считать. Числа вспыхивали у меня под веками, неустойчивые, призрачные, и я начала по спирали спускаться в глубины своего сознания.
Меня никогда не гипнотизировали, и поэтому я не знала, поддаюсь ли я внушению, но слушала мягкие указания музыкального голоса Греты, позволяя ее словам глубоко проникать в меня. Руки мои отяжелели, сердцебиение замедлилось, как у насекомого, застрявшего в древесной смоле. Голова, напротив, стала легкой, мысли плыли в ней, как перья, такие случайные и беззаботные, словно принадлежали кому-то другому.
Забыто столкновение с Уорреном, забыты жестокие замечания Чандры и вопросы Хантера. Как будто бумаги, загромождавшие стол, смели с него как ненужные и незначительные, и появилась возможность заняться серьезной работой.
Слова Греты превратились в пальцы, раздвигающие тени в моем сознании, проникающие в мягкие, глубокие места, о существовании которых я сама не знала. Или по крайней мере не признавалась себе в их существовании. Несколько слов плавали по поверхности глубокой трясины моих мыслей: изнасилована, месть, Тульпа; аллигаторы поднимали головы над мутной жижей, прежде чем снова погрузиться в мое подсознание; и как ни старалась Грета, больше они не возникали.
Больше ей повезло с отстранением легких завес моей светлой стороны; теперь, из-под своих век, я могла прямо смотреть на сияние воображаемого солнца. Золотой свет обжег края ткани мозга, и неон города, в котором я родилась, заставил мою кровь гудеть, превращая алую жидкость в живое пульсирующее сияние.
Пока Грета продолжала прощупывать, я жила в центре сверкающей матки, в тепле и чистоте, в безопасности и под охраной. Мир расцветал в моем сердце, и я окунулась в состояние расслабленной релаксации. Тайны, живущие в моем сердце, начали отзываться на ее голос. Они шептали ей также, как давно шептали мне. Грета шептала в ответ.
— Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай первое, что придет в голову, хорошо? — И когда я сонно согласилась, она продолжила: — Начнем с легкого. Ты знаешь, как тебя зовут?
— Все называют меня Оливией.
Наступила такая долгая пауза, и нарождающееся тепло начало убывать.
— Это не твое настоящее имя?
— Нет.
— Как же тебя зовут?
— Тайна. Не могу сказать. — Все мое тело содрогнулось от вздоха. — Я сама не знаю.
— И… кто такая Оливия?
— Мертва. Она мертва. Это имя мертвой девушки. — И дальше шепотом, нечеловеческим из-за глубокого горя: — Прости меня, Оливия.
— Хорошо. Оставайся со мной, слушай мой голос. — Она продолжала говорить, пока мое дыхание не стало Снова нормальным. — Как ты хочешь, чтобы тебя называли? — наконец спросила она. — Как мне тебя называть?
— Чтобы выжить, я должна быть Оливией. Никто не должен знать истины.
— Уоррен знает?
— Конечно. Он меня сделал. И Майках. Постукивание ногтями по дереву.
— Хорошо, Оливия. У тебя есть долг, ты знаешь, что должна делать?
— Вернуть равновесие Зодиаку.
— Вернуть? Или… — Она не закончила вопрос.
— Не вернуть. Уничтожить равновесие. Выследить их. Уничтожить врага, истребить их всех, использовать для этого мои способности, но я не представляю, как это сделать.
Она не обратила внимания на вопрос, заключенный в последних словах.
— А кто враг?
— Аякс. Человек по имени Хоакин. Тульпа. И другие. Я чувствую их запах, но не знаю их. И…
— И что?
— Враг и во мне самой.
— Нет, Оливия, это не так.
— Да, Грета. Так. — Голос мой стал глубже, как инструмент, на котором играет кто-то другой. Я пошевельнулась, покачала головой из стороны в сторону. — Я должна уничтожить Тень внутри и снаружи.
— Ш-ш-ш. Давай отступим отсюда. Слушай мой голос и следуй за словами. Ты со мной? — Она замолчала, и я сонно кивнула. — Хороню. Теперь думай. Какой опыт больше всего может помочь тебе в уничтожении Тени? Что позволит тебе совершить месть, о которой ты говорила? Что поможет восстановить агентов Света в Зодиаке?
— Крав мага, — без колебаний ответила я. — Мастерство, которым я овладела, когда Хоакин в первый раз уничтожил меня.
Снова долгая пауза, прежде чем она продолжила:
— А каково это было?
Я вздрогнула: на меня обрушились воспоминания.
— Холодно. Страшно холодно, когда скорпионы ползали по мне, но не жалили. Они знали, что я мертва. И разбежались, выпачканные моей кровью. — Я снова вздрогнула, потом затихла. — Но она нашла меня и согрела. Дала мне свою силу и свои способности. Чтобы я выжила. И отомстила.
— Кто, Оливия?
— Моя мать: — Я улыбнулась. И вспомнила. Однажды, когда придет время, ты поймешь, что я не уходила. — Теперь я вижу. Понимаю.
— Сосредоточься, Оливия. Слушай мой голос, — приказала Грета. — Какие способности она дала тебе? Что позволит тебе сразиться с Тенью?
Я не ответила. Передо мной всплыло лицо матери, ее волосы, как золотая завеса, упали ей натеки, в глазах кипели горячие слезы.
— Оливия? — спросила Грета.
Рот моей матери дрогнул и произнес три слова, которые, как птицы, пролетели надо лбом. Я тебя люблю.
— Оливия! — повторила Грета, на этот раз в панике.
— Любовь, — сказала я просто, осознав, что это было со мной все время. — Она отдала мне свою полную и безусловную любовь.
И дамба рухнула. Воспоминания, которые я так долго успешно блокировала, заполнили мое сознание, оглушили, и их поток унес меня назад во времени. Снова в больницу — к приборам, трубкам, болеутоляющему, к швам. Назад к синякам и опухолям, к оборванным ногтям и жжению в горле. Назад к началу моего второго жизненного цикла. «Назад, — подумала я, — туда, где мне было шестнадцать лет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
