22
Двери, которые не открывались, лифты, которые не приходили… теперь все это придет.
Намереваясь проверить эту теорию, я вошла в комнату сейфов, угнетающе действующую своей тишиной. Мои каблуки резко стучали по бетонному полу. Сейфы располагались кругом, как часовые, охраняющие периметр круглой комнаты, и освещенные эмблемы издавали слабый гул. Мой взгляд немедленно устремился к кентавру, который ровно и уверенно светился мягким зеленым неоном.
Я старалась не обращать внимание на пять спящих знаков, но признание Уоррена не выходило из головы; не пять, а десять агентов убиты за последние несколько месяцев, и неосвещенные знаки погибших агентов казались мне пулевыми отверстиями в стене. Беззвучные, бесцветные, пустые своды, куда не проникнет ни один огонек, пока смерть их хозяев остается неотмщенной.
Извлеченное из глубин памяти подлинное воспоминание о моей матери давало мне веру в то, что я смогу это сделать. Отомстить за них. Я снова обратилась к своему сейфу. Что бы ни находилось в нем, оно должно помочь мне стать такой, какой я должна быть, какой дала жизнь моя мать. Оно научит меня быть Стрельцом. Поможет снова создать для себя в мире безопасное место.
И вот, забыв о пустых глазницах ниш вокруг себя, я приложила ладонь к знаку. В глубине его вспыхнул приглашающий красный огонек.
— Чтоб ты знал, — прошептала я в горизонтальную щель сейфа, — ответ на загадки моей жизни не в тебе. Он во мне. — Я с горькой улыбкой нажала на кнопку. — Меня зовут Джоанна. Я Стрелец Света.
И все. Легкий щелчок, и сейф раскрылся. Я покачала головой. Нужно было всего лишь совершить путешествие в себя… и вернуться из него другой личностью.
Снимок, который Уоррен бросил в сейф накануне, лежал не у дверцы, а в глубине, с тремя другими, и у меня перехватило дыхание, когда я их увидела.
I la первом снимке была моя семья, какой я когда-то ее знала. Мама наклонилась вперед, одной рукой обнимая Оливию, другой меня. Мы все улыбаемся и, похоже, находимся в Диснейленде. Ксавье тоже есть на снимке, но он как бы составляет фон; решительно сложив руки на груди, он разглядывает семейную сцену, как будто спрашивает себя, кто эти люди. В его фигуре сдержанное нетерпение, хотя выражение его лица я не могу рассмотреть. Его лицо отрезано краем снимка.
На втором — только моя мать; снимок, очевидно, сделан в убежище. На ней черный облегающий костюм, под которым четко вырисовываются мышцы гибкого тела, светлые волосы высоко собраны на голове, руки протянуты вперед: она нацеливает какое-то оружие на невидимого противника. На ее лице эмоции, которых я раньше у нее никогда не видела: решимость, ненависть, сила; я улыбнулась, глядя на нее.
Фото Бена; на его спящем лице улыбка; ему снится будущее, которого не будет. Я провела пальцем по подбородку на снимке, вспоминая, как это ощущалось в реальности. Этот снимок будет напоминать мне, что любимых нужно держать далеко от себя и в безопасности. Этому меня тоже научила мать.
И наконец Зоя с еще одной женщиной. Они обнимают друг друга за плечи и смеются в объектив, они невероятно молоды. Эта женщина совершенно мне незнакома, но для матери Она, очевидно, что-то значила, поэтому пусть остается.
Единственный оставшийся предмет лежал в углу, небольшой пакет, завернутый в почтовую бумагу и перевязанный старым шнурком, с запиской между складками бумаги. Я взвесила его на руке. Прочный и маленький — в ширину моей ладони, — он весит немало для такого размера. Оставив записку на потом, я разорвала упаковку.
— Ха! — торжествующе рассмеялась я. Кондуит моей матери. Я посмотрела на фото, сравнила оружие и повторила ее позу. Мой кондуит. Стрелы размером с большой палец тесно уложены в камере в ожидании, — когда взведут тетиву.
Сама тетива плоская и сделана из какой-то блестящей тонкой проволоки, а корпус блестит, как оникс. Мне захотелось побыстрей узнать, что она написала, поэтому я развернула записку, адресованную Стрельцу.
За мной идут. Я это предвидела. Чтобы помешать мне сказать правду, они отнимут мой голое. Помоги мне. Мои глаза за твой голос? Говори, и я покажу тебе путь к освобождению. К выходу в наружный мир. Путь к предателю.
Я ахнула. Это не может быть написано моей матерью. Я смотрела на записку, отметив на этот раз жесткость бумаги, потом обратила внимание на подпись — только одна большая буква «Т». И за этой буквой постскриптум.
Оглянись.
Мне на плечо легла рука. Я вскрикнула и повернулись, машинально пряча кондуит за собой.
— Ты его открыла. — Ванесса кивком показала на сейф. Чандра слева от нее промолчала, челюсти судорожно сжались.
Я переместилась, чтобы встать напротив нее, и она застыла, когда я бросила на нее понимающий взгляд.
— Что ж, кто-то доставил мне в комнату небольшой пакет, и это помешало мне спать. Поэтому я решила прийти сюда и попробовать еще раз. Забавно, правда? То, что должно было мне повредить, привело к этому.
У Чандры дернулась щека.
— Поздравляю, — произнесла она, но я по темно-фиолетовой окраске ее тела видела, что она неискренна.
Ванесса кашлянула и показала на записку, которую я сжимала в руке. — А это что?
— Всего лишь записка от моей матери, — солгала я, отворачиваясь и снова засовывая записку в обертку кондуита. Положила сверток в сейф и уже начала закрывать его, как Чандра меня остановила.
— Эй! Это Текла! — воскликнула она, показывая на снимок матери с подругой, таким образом ответив на вопрос, кто эта вторая женщина на фото. И, возможно, проливая свет на содержимое записки. Кто, кроме женщины с Видением, мог говорить о предоставлении мне своих глаз?
«В обмен на мой голос, — мысленно поправилась я, видя, как Ванесса и Чандра приближаются ко мне. — Но что мне сказать от ее имени? И кому?» Знание возникало во мне. я чувствовала его движение, как шевеление роя в улье, но оно все еще слишком глубоко, слишком далеко, чтобы я могла понять. Но…
Среди нас предатель.
«Это не бред безумной женщины, — подумала я. — Текла знала, что это произойдет, и просила меня о помощи».
— Твоя мать была прекрасна, — заявила Ванесса. — Мне всегда нравился этот снимок.
Брови мои взлетели, прежде чем я смогла их остановить. — Ты видела его раньше?
— Конечно. Это одна из ее визитных карточек. — Ванесса пожала плечами и убрала за ухо выбившийся локон. — Кажется, снимок ей очень правился.
— Похоже, — согласилась я, чувствуя, как во мне нарастает нервное напряжение. Я в сущности не знаю этих женщин, и с тех пор как я попыталась установить, что такого важного в предметах в сейфе, их пристальные взгляды заставляют меня нервничать. Они как будто заглядывают мне в душу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
