«Приму извинения за стукачество, возьму с тебя обещание забрать документы из академии и отпущу с Богом. Даже до общаги доставлю. По моей вине ты пропустила автобус…»
Откручиваю крышку на бутылке, жадно пью, а затем машинально вытираю губы тыльной стороной ладони. Мерзкие картинки никак не желают убираться из моей головы.
«Давай. Прощение надо заслужить. Вставай на колени».
Руслан виртуозно играл на нервах и прекрасно понимал, что творилось со мной в тот момент. Ему нравилось пугать и ломать меня. Нравилось видеть в глазах страх и протест. И когда я произнесла «лучше убей», в ответ прозвучало снисходительное «Ботинки целуй. Сто тридцать первой даже в планах не было. Я, по-твоему, идиот?».
Знание статей уголовного кодекса теперь не удивляет. Поход в отделение расставил все по своим местам. Мой рассказ вызвал у следователя лишь подобие ленивой улыбки.
«Девушка, а о чем, собственно, идет речь? Сами ведь говорите, что ничего не было. Нет оскверненного тела — нет дела».
Леша молчать не стал. Вступил с сотрудником полиции в словесную перепалку. Долго возмущался, пытался воззвать следователя к совести и даже начал угрожать обращением в вышестоящие инстанции. После чего нас напрямую предупредили, идите мол домой, ребята, и в следующий раз хорошо подумайте прежде, чем приходить с подобной клеветой. Каримов Арсен Амирович — уважаемый человек.
Насколько уважаемый, Леша потом с помощью гугла выяснил…
— Поезжай пока домой, ладно?
— Леш, — цеплялась за брата, рыдая у него на плече.
— Мы разберемся, Даш. Все обязательно разрешится, — обещал он, крепко меня обнимая. — Поезжай. Родители будут рады. Мать всегда плачет, когда за тебя спрашивает.
И я решила последовать его совету. Ян отговаривал, пытался заставить меня поехать к нему, к Роме, в гостиницу. Куда угодно, только не в Новосибирск. Но я, глядя в его горящие отчаянием и безумием глаза, все отчетливее понимала: надо. Надо забирать свои документы из академии. Надо опять начинать с чистого листа. Снова бежать. От Него. Насовсем. Потому что мне все еще больно…
«Что если мне не нужна другая?»
Я столько думала об этих его словах…
Не нужна?
Он говорит одно, а делает совершенно иное.
Вершинина осталась у него ночевать. Ее сообщение, адресованное Рите, развеяло все мои глупые сомнения, но сорвавшееся с его губ «не уберег» все же царапнуло по сердцу острой бритвой. Как и то, что он, потерянный и удушенный чувством вины, склонив голову, сидел у моих ног.
Не уберег.
А разве ты когда-то пытался, Ян?
Все-таки насколько жестокая ирония у судьбы. Я так жаждала спасти его душу, а в итоге безвозвратно потеряла свою…
* * *
Аэропорт Толмачево встречает суетой. Бесконечные чемоданы. Шум. Голоса. Объявления. Опаздывающие пассажиры. Провожающие. Встречающие.
Меня вот никто не встречает, хотя я знаю, что Леша сообщил родителям о моем приезде…
Закинув рюкзак на плечо, плетусь к выходу. Ехать на такси одной страшно. Поэтому, затерявшись в толпе, встаю в очередь на автобус. Так добираюсь до метро, а там уже по красной ветке до Октябрьской.
Иду по знакомому маршруту, разглядываю дома, магазины, аллеи. Странное дело, совсем ничего не чувствую. Ни ностальгии, ни тоски, а я ведь так давно здесь не была… Должно бы что-то всколыхнуться внутри, но чуда не происходит даже у двери нашей квартиры.
Пальцы не сразу тянутся к звонку, а когда эта самая дверь открывается, и на пороге появляется мама, я окончательно теряюсь.
— Даринка, — ее теплые руки обнимают меня на короткое мгновение. — Ой…
Замирает, обеспокоенно осматривая мое избитое лицо. Прижимает ладонь ко рту, в точности повторяя жест Вершининой.
— Что это с тобой? — интересуется испуганно.
— На меня около центра напали, но со мной все в порядке, мам.
Не хочу, чтобы она в очередной раз из-за меня переживала.
— Какой ужас! Денег хотели?
— Да.
Лгу, ведь так нам обеим будет проще.
— Сволочи! Ты проходи, дочка, не стой, — отступая назад, запускает меня в квартиру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Снимаю рюкзак, расстегиваю куртку и стаскиваю сапоги. Мама все это время внимательно за мной наблюдает. Выпрямляюсь. Сцепив руки в замок, робко улыбаюсь, ведь повисшая между нами тишина начинает давить и нервировать.
— Натаааш, кто там? — доносится до меня взволнованный голос бабушки.
— Ба, это я.
— А… Вернулась, блудница треклятая, — получаю вместо приветствия.
— Идем на кухню. Ты извини, что не встретила в аэропорту. Бабушку сейчас нельзя оставлять одну. Она тут недавно упала с кровати, а я в магазине была…
— А где папа? — осматриваю нашу маленькую кухоньку.
Когда-то мы всей семьей засиживались здесь до позднего вечера. Гоняли чаи, играли в настольные игры под ненавязчивый шум старенького телевизора. Делились новостями, обсуждали планы. Грядущий переезд в Москву.
— Папа… — она как-то сникает и странно меняется в лице. — Папа у Степаныча. Садись. Ты голодная? Я тут салат нарезала, курицу запекла. День рождения, как никак.
День рождения. Он у нас с ней в один день. А я без подарка. Стыдно. Что-нибудь куплю для нее завтра.
— Чай налить?
— Да я, наверное, ничего не хочу, мам.
— Тебе надо… Вон какая худющая!
Выставляет передо мной салатницу, тарелку с кабачками и блюдо с запеченой курицей. Присаживается напротив.
— Как твои дела? Учеба? Работа?
— Все нормально, — глаза в глаза.
Учеба. Работа. Разве ты не видишь? От меня одна оболочка осталась. Я ведь даже живой себя не чувствую.
— Ешь.
А я понимаю, что кусок в горло не лезет. Ее показная радушность так не вяжется с теми эмоциями, что написаны на осунувшемся, постаревшем лице.
— Мам…
Из ее глаз начинают катиться слезы.
— Ой, дочка… Врешь мне. Все ты врешь! — достает платок из кармана застиранного халата. — Домой теперь вернешься?
Неужели Леша все рассказал ей? Но я ведь просила. Никому.
— Я…
— Боже мой, Даша, ничему тебя жизнь не учит! — рыдая, качает головой. — Ну куда нам внуков сейчас? — смотрит на мой абсолютно плоский живот. — Отца сократили, он пьет беспробудно. Бабушка после перелома не встает. Я сутками с ней вожусь. Ну почему ты совсем о нас не думаешь?
— Какие внуки, мама? — уточняю ошарашенно.
— Я все знаю. Сережа утром мне звонил. Поздравлял… Как-то само собой разговорились.
Ах, Сережа звонил! Это многое объясняет.
— Такого парня бог послал! А тебя понесло опять! По рукам пошла!
— Мы просто расстались, только и всего.
По рукам пошла.
Во мне закипает обида.
— Дитя нагуляла и сразу о родителях вспомнила!
— Мама, посмотри на меня, пожалуйста, — в отчаянии кричу я.
— Столько сил в твое воспитание вложили! С таким трудом в один из лучших вузов страны устроили! — ее плечи ходят ходуном.
— Мама, — выдыхаю порывисто.
— Я-то помогу, чем смогу, но ты хоть представляешь, какой позор нас ждет? — она громко сморкается. — Слухи поползут среди соседей, знакомых, родственников. Скажут, привезла из столицы в подоле. Учебу бросила. Срам какой…
Вспоминается Ритка. Прямо как будто ее слова звучат.
Встаю. Возвращаюсь в прихожую.
Ноги механически влезают в сапоги.
Рука сдергивает с вешалки пуховик.
Вообще ничего объяснять не хочется. Так противно и тошно вдруг становится.
Зачем я сюда приехала? На что вообще рассчитывала? На сострадание, поддержку и тепло? Смешно. Эти люди давно поставили на мне жирный крест.
— Ну куда ты собралась на ночь глядя?
— Не могу здесь находиться.
— Натаааш, чего там? — затягивает бабушка. — Воды мне дайте! И пусть эта хать зайдет поздороваться. Совсем совести нет?
Небрежно повязываю шарф на шею. Хватаю рюкзак, брошенный на пороге, проворачиваю ключ влево.
— Дарина… — мать цепляется за рукав моей куртки. — Подожди, куда же ты? Дарина… Даша!
