Ответ анониму
О, кто бы ни был ты, чье ласковое пеньеПриветствует мое к блаженству возрожденье,Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,Указывает путь и посох подает;О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,Иль юности моей товарищ отдаленный,Иль отрок, музами таинственно храним,Иль пола кроткого стыдливый херувим, —Благодарю тебя душою умиленной.Вниманья слабого предмет уединенный,К доброжелательству досель я не привык —И странен мне его приветливый язык.Смешон, участия кто требует у света!Холодная толпа взирает на поэта,Как на заезжего фигляра: если онГлубоко выразит сердечный, тяжкий стон,И выстраданный стих, пронзительно-унылый,Ударит по сердцам с неведомою силой, —Она в ладони бьет и хвалит, иль поройНеблагосклонною кивает головой.Постигнет ли певца незапное волненье,Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —"Тем лучше, – говорят любители искусств, —Тем лучше! наберет он новых дум и чувствИ нам их передаст". Но счастие поэтаМеж ими не найдет сердечного привета,Когда боязненно безмолвствует оно…
Труд
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,Плату приявший свою, чуждый работе другой?Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
Царскосельская статуя
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.Дева печально сидит, праздный держа черепок.Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
* * *
Глухой глухого звал к суду судьи глухого,Глухой кричал: «Моя им сведена корова!» —"Помилуй, – возопил глухой тому в ответ: —Сей пустошью владел еще покойный дед".Судья решил: "Чтоб не было разврата,Жените молодца, хоть девка виновата".
Прощание
В последний раз твой образ милыйДерзаю мысленно ласкать,Будить мечту сердечной силойИ с негой робкой и унылойТвою любовь воспоминать.
Бегут меняясь наши лета,Меняя всё, меняя нас,Уж ты для своего поэтаМогильным сумраком одета,И длятебя твой друг угас.
Прими же, дальная подруга,Прощанье сердца моего,Как овдовевшая супруга,Как друг, обнявший молча другаПред заточением его.
Паж или пятнадцатый год
C'est l'âge de Chérubin… [59]
Пятнадцать лет мне скоро минет;Дождусь ли радостного дня?Как он вперед меня подвинет!Но и теперь никто не кинетС презреньем взгляда на меня.
Уж я не мальчик – уж над губойМогу свой ус я защипнуть;Я важен, как старик беззубый;Вы слышите мой голос грубый,Попробуй кто меня толкнуть.
[Я нравлюсь дамам, ибо скромен,И между ими есть одна…И гордый взор ее так томен,И цвет ланит ее так тёмен,Что жизни мне милей она.]
Она строга, властолюбива,Я [сам дивлюсь] ее уму —И ужас как она ревнива;Зато со всеми горделиваИ мне доступна одному.
Вечор она мне величавоКлялась, что если буду вновьГлядеть налево и направо,То даст она мне яду; – право —Вот какова ее любовь!
Она готова хоть в пустынюБежать со мной, презрев молву.Хотите знать мою богиню,Мою севильскую графиню?..Нет! ни за что не назову!
* * *
Румяный критик мой, насмешник толстопузый,Готовый век трунить над нашей томной музой,Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой,За ними чернозем, равнины скат отлогой,Над ними серых туч густая полоса.Где нивы светлые? где темные леса?Где речка? На дворе у низкого забораДва бедных деревца стоят в отраду взора,Два только деревца. И то из них одноДождливой осенью совсем обнажено,И листья на другом, размокнув и желтея,Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея.И только. На дворе живой собаки нет.Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.Без шапки он; несет подмышкой гроб ребенкаИ кличет издали ленивого попенка,Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.Что ж ты нахмурился? – Нельзя ли блажь оставить!И песенкою нас веселой позабавить? —
—
Куда же ты? – В Москву – чтоб графских именинМне здесь не прогулять.– Постой – а карантин!Ведь в нашей стороне индийская зараза.Сиди, как у ворот угрюмого КавказаБывало сиживал покорный твой слуга;Что, брат? уж не трунишь, тоска берет – ага!
[К переводу Илиады.]
[Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,Боком одним с образцом схож и его перевод.]
* * *
Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.
Исполнен отвагой,Окутан плащом,С гитарой и шпагойЯ здесь под окном.
Ты спишь ли? ГитаройТебя разбужу.Проснется ли старый,Мечом уложу.
Шелковые петлиК окошку привесь…Что медлишь?… Уж нет лиСоперника здесь?…
Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.
Рифма
Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея.Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал.Нимфа плод понесла восторгов влюбленного бога;Меж говорливых наяд, мучась, она родилаМилую дочь. Ее прияла сама Мнемозина.Резвая дева росла в хоре богинь-аонид,Матери чуткой подобна, послушна памяти строгой,Музам мила; на земле Рифмой зовется она.
Отрок
Невод рыбак расстилал по брегу студеного моря;Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака!Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы:Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.
* * *
Два чувства дивно близки нам —В них обретает сердце пищу —Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!Земля была <б> без них мертва,Как пустыняИ как алтарь без божества.
* * *
Когда порой воспоминаньеГрызет мне сердце в тишине,И отдаленное страданьеКак тень опять бежит ко мне;Когда людей вблизи видяВ пустыню скрыться я хочу,Их слабый ум возненавидя, —Тогда забывшись<?> <я><?> лечуНе в светлый кр<ай>, где н<ебо блещет>Неизъя<снимой> си<невой>,Где <море> те<плою волной>На мрамор ветхой тихо плещет,И лавр и тем<ный> ки<парис>На воле пыш<но> разрослись,Где пел Т<орквато величавый>,Где и теперь <во> мг<ле> но<чной>Далече звонкою скалой[Повторены] пловца октавы.Стрем<люсь> привычною меч<тою>К студеным север<ным> волн<ам>.Меж белоглавой их толпоюОткрытый<?> остров вижу там.Печальный остров – берег дикойУсеян зимнею<?> брусникой,Увядшей тундрою покрытИ хладной пеною подмыт.Сюда порою [приплывает][Отважный северный рыбак],Здесь рыбарь<?> невод расстилает[И свой] разводит он очаг.Сюда погода волноваяЗаносит [утлый<?>] мой<?> челнок.
Эпиграмма. «Не то беда, Авдей Флюгарин…»