На перевод Илиады
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.
* * *
Для берегов отчизны дальнойТы покидала край чужой;В час незабвенный, в час печальныйЯ долго плакал пред тобой.Мои хладеющие рукиТебя старались удержать;Томленье страшное разлукиМой стон молил не прерывать.
Но ты от горького лобзаньяСвои уста оторвала;Из края мрачного изгнаньяТы в край иной меня звала.Ты говорила: "В день свиданьяПод небом вечно голубым,В тени олив, любви лобзаньяМы вновь, мой друг, соединим".
Но там, увы, где неба сводыСияют в блеске голубом,Где [тень олив легла] на воды,Заснула ты последним сном.Твоя краса, твои страданьяИсчезли в урне гробовой —А с <ними> поцалуй свиданья…Но жду его; он за тобой…
Отрывок
Не розу Пафосскую,Росой оживленную,Я ныне пою;Не розу Феосскую,Вином окропленную,Стихами хвалю;Но розу счастливую,На персях увядшую[Элизы] моей…
Из Barry Cornwall [60]
Here's a health to thee, Mary. [61]
Пью за здравие Мери,Милой Мери моей.Тихо запер я двериИ один без гостейПью за здравие Мери.
Можно краше быть Мери,Краше Мери моей,Этой маленькой пери;Но нельзя быть милейРезвой, ласковой Мери.
Будь же счастлива, Мери,Солнце жизни моей!Ни тоски, ни потери,Ни ненастливых днейПусть не ведает Мери.
* * *
Пред испанкой благороднойДвое рыцарей стоят.Оба смело и свободноВ очи прямо ей глядят.Блещут оба красотою,Оба сердцем горячи,Оба мощною рукоюОперлися на мечи.
Жизни им она дорожеИ, как слава, им мила;Но один ей мил – кого жеДева сердцем избрала?«Кто, реши, любим тобою?» —Оба деве говорятИ с надеждой молодоюВ очи прямо ей глядят.
Моя родословная
Смеясь жестоко над собратом,Писаки русские толпойМеня зовут аристократом.Смотри, пожалуй, вздор какой!Не офицер я, не асессор,Я по кресту не дворянин,Не академик, не профессор;Я просто русской мещанин.
Понятна мне времен превратность,Не прекословлю, право, ей:У нас нова рожденьем знатность,И чем новее, тем знатней.Родов дряхлеющих обломок(И по несчастью не один),Бояр старинных я потомок;Я, братцы, мелкий мещанин.
Не торговал мой дед блинами,Не ваксил царских сапогов,Не пел с придворными дьячками,В князья не прыгал из хохлов,И не был беглым он солдатомАвстрийских пудреных дружин;Так мне ли быть аристократом?Я, слава богу, мещанин.
Мой предок Рача мышцой браннойСвятому Невскому служил;Его потомство гнев венчанный,Иван IV пощадил.Водились Пушкины с царями;Из них был славен не один,Когда тягался с полякамиНижегородский мещанин.
Смирив крамолу и коварство,И ярость бранных непогод,Когда Романовых на царствоЗвал в грамоте своей народ,Мы к оной руку приложили,Нас жаловал страдальца сын.Бывало нами дорожили;Бывало… но – я мещанин.
Упрямства дух нам всем подгадил:В родню свою неукротим,С Петром мой пращур не поладилИ был за то повешен им.Его пример будь нам наукой:Не любит споров властелин.Счастлив князь Яков Долгорукой,Умен покорный мещанин.
Мой дед, когда мятеж поднялсяСредь петергофского двора,Как Миних, верен оставалсяПаденью третьего Петра.Попали в честь тогда Орловы,А дед мой в крепость, в карантин,И присмирел наш род суровый,И я родился мещанин.
Под гербовой моей печатьюЯ кипу грамот схоронилИ не якшаюсь с новой знатью,И крови спесь угомонил.Я грамотей и стихотворец,Я Пушкин просто, не Мусин,Я не богач, не царедворец,Я сам большой: я мещанин.
Post scriptum. [62]
Решил Фиглярин, сидя дома,Что черный дед мой ГаннибалБыл куплен за бутылку ромаИ в руки шкиперу попал.
Сей шкипер был тот шкипер славный,Кем наша двигнулась земля,Кто придал мощно бег державныйРулю родного корабля.
Сей шкипер деду был доступен,И сходно купленный арапВозрос усерден, неподкупен,Царю наперсник, а не раб.
И был отец он Ганнибала,Пред кем средь чесменских пучинГромада кораблей вспылала,И пал впервые Наварин.
Решил Фиглярин вдохновенный:Я во дворянстве мещанин.Что ж он в семье своей почтенной?Он?… он в Мещанской дворянин.
Цыганы
Над лесистыми брегами,В час вечерней тишины,Шум и песни под шатрами,И огни разложены.
Здравствуй, счастливое племя!Узнаю твои костры;Я бы сам в иное времяПровождал сии шатры.
Завтра с первыми лучамиВаш исчезнет вольный след,Вы уйдете – но за вамиНе пойдет уж ваш поэт.
Он бродящие ночлегиИ проказы стариныПозабыл для сельской негиИ домашней тишины.
Стихотворения 1831 г
* * *
Перед гробницею святойСтою с поникшею главой…Всё спит кругом; одни лампадыВо мраке храма золотятСтолбов гранитные громадыИ их знамен нависший ряд.
Под ними спит сей властелин,Сей идол северных дружин,Маститый страж страны державной.Смиритель всех ее врагов,Сей остальной из стаи славнойЕкатерининских орлов.
В твоем гробу восторг живет!Он русской глас нам издает;Он нам твердит о той године,Когда народной веры гласВоззвал к святой твоей седине:«Иди, спасай!» Ты встал – и спас…
Внемли ж и днесь наш верный глас,Встань и спасай царя и нас,О, старец грозный! На мгновеньеЯвись у двери гробовой,Явись, вдохни восторг и рвеньеПолкам, оставленным тобой!
Явись и дланию своейНам укажи в толпе вождей,Кто твой наследник, твой избранный!Но храм – в молчанье погружен,И тих твоей могилы браннойНевозмутимый, вечный сон…
Клеветникам России
О чем шумите вы, народные витии?Зачем анафемой грозите вы России?Что возмутило вас? волнения Литвы?Оставьте: это спор славян между собою,Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собоюВраждуют эти племена;Не раз клонилась под грозоюТо их, то наша сторона.Кто устоит в неравном споре:Кичливый лях, иль верный росс?Славянские ль ручьи сольются в русском море?Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читалиСии кровавые скрижали;Вам непонятна, вам чуждаСия семейная вражда;Для вас безмолвны Кремль и Прага;Бессмысленно прельщает васБорьбы отчаянной отвага —И ненавидите вы нас…За что ж? ответствуйте; за то ли,Что на развалинах пылающей МосквыМы не признали наглой волиТого, под кем дрожали вы?За то ль, что в бездну повалилиМы тяготеющий над царствами кумирИ нашей кровью искупилиЕвропы вольность, честь и мир?…
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!Иль старый богатырь, покойный на постеле,Не в силах завинтить свой измаильский штык!Иль русского царя уже бессильно слово?Иль нам с Европой спорить ново?Иль русской от побед отвык?Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,От финских хладных скал до пламенной Колхиды,От потрясенного КремляДо стен недвижного Китая,Стальной щетиною сверкая,Не встанет русская земля?…Так высылайте ж нам, витии,Своих озлобленных сынов:Есть место им в полях РоссииСреди нечуждых им гробов.
<Из письма к Вяземскому.>
