потом пить, ну, а потом и выпить можно! — Мара взглянул на часы и встал, едва заметно кивнув мне в сторону коридора. — Выезд завтра в шесть утра. Подарки, покупка продуктов и прочая хрень отменяются. Мажор угощает.
— Да? И я? — взвизгнула Янка, зажав рот руками.
— Я только тебя и звал, — Мара впервые улыбнулся за сегодняшнее утро. Эта девчонка способна растопить даже вечную мерзлоту своей непосредственностью и какой-то запретной соблазнительностью. — Этих оболтусов, если хочешь, тоже можешь взять с собой. А засим позвольте откланяться… Дела… Дела…
— Прямо не утро, а дом Советов какой-то! Тебе-то чего нужно? — плотно закрыл дверь кухни.
— Слышал про Маковых? — Мара достал из шкафа черное пальто, сжав его в руках слишком крепко. Челюсть напряглась, а глаза сузились, рассыпав мелкие морщины.
— Смотря что…
— Понятно. Мне пора беспокоиться?
— Мартынов! Ты за себя-то не умеешь беспокоиться, а за меня и подавно не стоит. Поэтому проваливай….
Глава 29
Яна
— Привет, дочь!
Все мои попытки прокрасться в дом как можно тише не увенчались успехом. Ну, как? Я практически смогла добраться до гардеробной, сделав три бесшумных шага. Но на третьем противная напольная ваза пошатнулась и стала раскачиваться, создавая слишком много шума. Затаила дыхание, дико желая, чтобы этот дорогой декоративный сосуд разлетелся на мелкие никчемные осколки. Хотелось что-нибудь разбить, сломать, насладиться видом хаоса. Но, к моему разочарованию, ваза крутанулась еще пару раз и замерла, выполнив свое «грязное» дело.
— Вот тебе… — пнула «стукача» носком сапога, наблюдая, как высокая ваза закружилась в истеричной попытке устоять.
Фарфоровое основание отчаянно цеплялось за шершавую поверхность гранитного пола, издавая визгливо-скрипучие звуки. Но, это было неизбежно. Наблюдала за тем, как ваза, завалившись набок, разлетелась на миллионы кусочков. Меня не волновал беспорядок, учиненный мною, даже не думала о том, что нашей экономке придется ползать, собирая мелкие осколки, которыми был усыпан весь пол прихожей. Перешагнула груду бесполезного мусора и замерла у основания лестницы. В голове вновь и вновь, как заезженная пластинка, крутилось приветствие отца.
Нет, это был не крик. ХУЖЕ! Этот тон я слышала много раз. Но ни разу он не применялся ко мне. Хриплый шепот заставил на миг испугаться. Только он мог кричать настолько тихо, что хотелось зажать уши, в попытке уберечь перепонки. Руки сжали куртку, пытаясь избавиться от незнакомого чувства страха перед родным человеком. Ладони потели, а дыхание было настолько редким, что казалось еще чуть-чуть, и сердце попросту остановится от нехватки кислорода.
Обвела быстрым взглядом прихожую. Пыталась зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, но весь интерьер превратился в серое бездушное пятно. Правую руку прострелила боль, привлекая к себе внимание. Опустила взгляд. Пальцы настолько крепко сжимали резной поручень лестницы, что рука покрылась синюшными пятнами. Еще раз обвела взглядом коридор с двумя широкими лестницами, делившими пространство надвое. Массивные сооружения стояли зеркально, повторяя малейший изгиб друг друга.
Первая вела в половину дома, принадлежащую отцу. Когда мы с Кириллом переехали сюда, отец сделал все, чтобы сделать наше совместное проживание комфортным для каждого. В его половине постоянно было много мужчин. Кто-то приходил, уходил, пользуясь отдельным входом с торца дома. Мне не хотелось нарушать его личное пространство. А он никогда не заходил ко мне. Встречались на нейтральной территории первого этажа. Сейчас я понимала, что он пытался воссоздать ощущение обособленности, самостоятельности, усыпляя мою бдительность. Именно поэтому стало не по себе, оттого что голос доносился со второго этажа, а это значит, что он сидит в моей спальне.
Бросила куртку прямо на пол и пошла наверх, переборов желание пнуть и ее. Шагала тихо, пытаясь успокоить сбивчивое дыхание. Могла бы подобрать слова, но это было бесполезно. Знала, что готовиться к разговору бессмысленно. Лучше закончить с этим побыстрее.
Белая дверь спальни была открыта. Отец сидел на кровати, облокотившись о колени, и держал в руках старого мишку. Самого первого. Он был не похож на современные мягкие игрушки. Жесткий каркас, колючая ткань, покрывшаяся катышками. Помню, сколько раз тетя Маша пришивала его лапы, штопала оторванный нос или уши. Я таскала его везде. Даже за обеденным столом стояло отдельное кресло для Потапа. Отец недовольно фыркал, глядя на уродливую игрушку, но все равно позволял брать медведя и в ванну, и на море, и на торжества.
— Этого медведя я купил еще до твоего рождения. Стоял в очереди, потому что их не так-то просто было достать. Почему-то был уверен, что родится дочь. Мужики высмеивали. Говорили, что первенец должен быть парнем. А мне не нужен был сын. Мне не нужен был отморозок, копирующий характер отца. Мечтал о нежной дочери. Представлял твой взгляд, способный растопить все ледники этого грязного мира. Радовался, еще не подозревая, что одно надвигающееся счастье может забрать то, что я тогда имел.
— Пап… — как только он поднял на меня свои прозрачно-голубые глаза, сердце перестало колотиться. Замерло, сжавшись от переизбытка эмоций, которые может вызывать только родной человек. Отец чуть прищурился и снова опустил голову. Захотелось сесть у его ног, как в детстве, распустить волосы, чтобы неумелые мужские руки пытались заплести косу. Но удержалась, подойдя к окну. Не могла отступить, потому что именно сегодня я должна сказать ему все.
— Где ты была?
— Дома.
— Почему тогда не открыла дверь? Ты же слышала, что я приезжал? Да?
— Потому что не хотела, пап. Я никого не хотела видеть. Даже тебя. За последние полгода я становилась невольным свидетелем чего-то ужасного слишком часто. Ты так не думаешь? Не хочу больше. Мое везение плюс твой образ жизни…. В итоге мы имеем то, что имеем.
— Вернись домой.
— Нет. Больше я не вернусь. Собственно, и сейчас приехала, чтобы собрать последние вещи. Я сняла квартиру недалеко от универа. А еще нашла работу. Буду помогать в детском реабилитационном центре при интернате.
— Что? Что ты говоришь? — он резко встал. Широкая ладонь сомкнулась, зажимая старого, и без того потрепанного медведя в крепкой хватке. Слышала, как трещит старая рассохшаяся ткань.
— Я не вернусь. — Смогла произнести это только после глубокого выдоха. Старалась не сорваться на крик. Пыталась оттянуть назревавший
