вглядывался в каждую мелочь», — пишет Надежда Константиновна.
Первый, самый ближний маршрут проложен был на Воробьевы горы. Здесь произошла во время прогулки встреча с «сытого вида крестьянином», который, когда зашла речь о жизни, взял да и ляпнул, не зная, с кем его столкнула судьба: «Ленин вот только мешает. Не пойму я этого Ленина. Бестолковый человек какой-то…»
Надежда Константиновна свидетельствует о нескольких поездках по Подмосковью, но не упоминает, куда именно заезжала их машина. В «Биохронике» указывается, что 6 мая вместе с сестрой и комиссаром ВЧК Абрамом Беленьким, врачом Владимиром Обухом, старым партийцем, и еще несколькими партийными товарищами поехал в сторону Звенигорода, в село Ильинское, где находился дворец великого князя Сергея Романова.
Об этом посещении сохранилось воспоминание сторожа Н.П. Петрухина, записанное сотрудниками Московского областного краеведческого музея, очень интересное: «К воротам подъехала машина. Из машины вышел мужчина небольшого роста. Вслед за ним вышли две пожилые женщины. Мужчина подошел ко мне и, немного прищурив глаз, спросил: „Ну, как живете?“»
Затем сторож по просьбе незнакомца провел приехавших по саду, во время прогулки он расспрашивал о жизни крестьян. На вопрос же сторожа, что будет теперь с дворцом, ответил: «Санаторий будет. Будем лечить здесь больных людей. Рабочих и крестьян».
На последний вопрос: «А кто будете, добрый человек?» — ответил: «Я — Ленин».
На этом рассказ заканчивается. Ни охраны, ни других товарищей сторож не заметил. А между тем среди них был заведующий Мосздрава Ю.В. Левит и член Московского Совета Н.А. Башин, упоминаемые в «Биохронике», доктора Обуха я называл. Зачем такая представительная комиссия прибыла в Ильинское — изданные институтом марксизма-ленинизма справочники не пишут. Но ясно, не для загородной прогулки. И охоты, о которой чуть ниже. Вместе с врачом, давним если не другом, то товарищем, и должностными лицами осмотрел Ленин дворец, предложенный ему для летнего отдыха. Но должностные лица не знали, что Владимир Ильич не любил роскошных дворцов, а именно таким выглядел княжеский загородный дом, обставленный замечательной мебелью, картинами, со множеством комнат.
В тот день, осмотрев дворец в Ильинском, Ленин с товарищами сел в лодку и переехал на другой берег Москвы-реки, направившись к лугу, где погулял. А вечером, очевидно, без товарищей, в сопровождении лесника отправляется на охоту на вальдшнепов в лес между деревнями Усово и Новая Жуковка. После охоты вождь сделал леснику поистине царский подарок — охотничье ружье бельгийской фирмы «Франкот». Откуда появилось — установить мне не удалось. Из эмиграции вернулся он налегке, точно, без охотничьего ружья. По-видимому, о «Франкоте» позаботились чекисты.
Рассказывая о поездках Ильича на природу, партийный путеводитель «Ленин в Москве и Подмосковье» представляет дело так: мол, Ильич в мае — июне приезжал на отдых «несколько раз». И подчеркивает: эта инициатива якобы исходила даже не от вождя, а его заботливых товарищей. «В то время Владимир Ильич чувствовал себя очень утомленным и не мог не согласиться с товарищами, что отдых ему необходим».
Не исключено, что товарищи высказывали такое мнение, но, я думаю, и без них Ленин почувствовал охоту к загородному дому и начал заниматься подысканием его тщательно, пойдя другим путем после неудачной поездки с должностными лицами.
В свои планы Ильич посвятил, как всегда, управляющего делами Совнаркома и близкого ему с молодых лет Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, умелого во всех житейских делах. Последний обратился за помощью к другому партийному товарищу, Ивану Ивановичу Скворцову (псевдоним — Степанов), хорошо знавшему Москву и ее окрестности. Как раз к середине мая относится зафиксированное партийными краеведами посещение дома на Большой Калужской, где жил Скворцов-Степанов, партийный публицист, позднее ставший главным редактором «Известий».
В тот приезд Ильич подарил давнему соратнику вышедшую в Москве свою работу «Государство и революция», писанную в последнем подполье, шалаше, — пышный букет утопических цветов, начавших немедленно увядать на следующий день после захвата власти, где бедным автор сулил хлеб и молоко и прочие блага, отнятые у эксплуататоров. За хлебом в мае 1918 года отправлял вождь железные батальоны пролетариев, а сам обустраивал летний отдых, имея в виду реквизировать какой-нибудь подходящий дом. В тот же день побывал автор «Государства и революции» у доктора Обуха и ему и его сыновьям подарил книжку с автографом.
Скворцов-Степанов с Бонч-Бруевичем поехали по Ярославскому шоссе в Тарасовку, на речку Клязьма, в имение доктора Н.В. Соловьева, которое называлось Мальцебродовым. Это была типичная подмосковная барская усадьба с большим главным домом и другими жилыми и хозяйственными строениями, в одном из которых родился Скворцов-Степанов и жил его отец, управлявший мануфактурой, располагавшейся в этом же имении.
В усадьбе жила печально знаменитая Салтычиха, истязавшая крепостных. Большой дом не понравился Бончу, просторные залы и длинные коридоры, как он знал, не пришлись бы по душе Ильичу. Но кроме него был и другой дом. «Нам приглянулась новая современная дачная надстройка, возведенная на каменном одноэтажном здании», — пишет Владимир Дмитриевич в очерке «Пребывание Владимира Ильича в Мальцебродове».
Да, широко жил некий врач. На фотографии, попавшей в историю «дачной надстройки», той ее части, что в кадре, я насчитал 24 окна, кроме тех, что объектив не охватил. Потерял врач после революции и этот дом, и главный усадебный дом, и все имение, где, не утруждая себя заботами по вхождению в права владения, управляющий делами Совнаркома намеревался поселить вождя трудящихся.
«В комнате Владимира Ильича и Надежды Константиновны стояли обыкновенные железные кровати, которые были доставлены из Кремля вместе с досками и стегаными матрасами. Это были так называемые солдатские кровати, покрытые самыми обыкновенными серого цвета с фиолетовыми полосами одеялами», — акцентирует внимание читателей на солдатскую непритязательность вождя управделами, приславший из кладовых вверенного ему хозяйства, бывшего царского дворца, все, что требовалось для комфорта на даче. Привезенное из Кремля богатое кресло Ильич приказал вынести. Заменили на гнутое желтое венское кресло. Лампы были керосиновые под зелеными абажурами. Половину верхнего этажа занял Ленин с женой и сестрой, вторую половину — Бонч-Бруевич с семьей. На первом этаже расположилась охрана, четыре преданных латыша. Скворцов-Степанов занял родной домик.
Да, сюда, на Клязьму, Ильич приезжал не три раза летом 1918 года, в мае и июне, как вводит нас в заблуждение партийный путеводитель, жил здесь и в июле, и в августе до ранения, намеревался пребывать здесь и летом 1919 года, но потом попросил подыскать другую дачу по причине, о которой скажу позже.
В сарае стояли под парами два совнаркомовских лимузина, имелся телефон, в комнате у Ленина был письменный стол, все необходимое, чтобы писать. Кроме комнат, наличествовали две террасы, Ленин мог часами
