сказал это искренне. В словах Старого буйвола была самая простая и очевидная, настоящая правда. До приезда в Силинь я не задумывался над такими вопросами. Слов нет, купля-продажа при вступлении в брак отвратительна, но, если говорить честно, разве только крестьяне в этом виноваты? Разве можно одним лишь провозглашением свободы брака решить вопрос, пока не решены насущные проблемы и далеко не все крестьяне живут в достатке? Погруженный в свои мысли, я вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд Эрлань и сразу все понял.
— Послушайте, Ван, заболтались мы с вами, — обратился я к старику. — А как все же со свадьбой Эрлань?
— Я не против, — не задумываясь, отвечал Старый буйвол. — Пятьсот юаней — и все в порядке! А нет — ведите меня в тюрьму! Хоть сейчас. А завтра свадьбу играйте!
Дальнейшие уговоры были бесполезны. Я посидел еще немного и попрощался. Эрлань проводила меня до ворот. Она не проронила ни слова — была в отчаянии.
— Я думаю, отец покуражится и в конце концов согласится, — пытался я утешить девушку. — Главное, что вы любите друг друга и рано или поздно своего добьетесь.
Эрлань отрешенно кивнула.
В правлении бригады снова собрался народ. Все были возмущены, узнав, что так и не удалось уломать старика, ругали его, называли собакой на сене — нарочно все делает, хочет другим досадить. Предложили вызвать его на собрание, покритиковать. Я возразил: пусть подумает хорошенько, чего-то он недопонимает. Приказным порядком или осуждением вряд ли чего-нибудь добьешься. Молодежь пошумела еще немного и разошлась. Остались мы с Чжэн Гуюем. Пользуясь случаем, я расспросил его о положении дел в Силине за последние несколько лет и убедился в том, что Старый буйвол сказал правду. Хозяйство района пришло в полный упадок, дальше некуда. Рассказывая, Чжэн Гуюй чуть не плакал.
Помолчали. Потом Чжэн Гуюй снова заговорил:
— По-моему, самое лучшее — повернуть назад, пойти по прежнему, правильному пути. Вокруг горы, и это надо учитывать, развивая хозяйство, используя главным образом зимний период.
На следующий день состоялся свадебный митинг. Все было очень торжественно и шло как по маслу. Старый буйвол тоже пришел посмотреть на веселье. Я не стал читать приветственную речь, которую подготовила для меня У Айин, а говорил о том, о чем мы накануне беседовали со Старым буйволом. Чтобы избавиться от свадебной купли-продажи, необходимо усердно трудиться, добиваться роста доходов и улучшения благосостояния членов кооператива. Говорил я искренне, убежденно, а под конец, ссылаясь на сообщение о Третьем пленуме, изложил точку зрения Чжэн Гуюя на развитие хозяйства в горных районах. Мне долго аплодировали. Особенно разволновался Чжоу Тева. Он протиснулся сквозь толпу и крепко пожал мне руку.
— Секретарь Чжоу, считайте, что с выкупом покончено навсегда, что он вырван с корнем! Пусть только наверху держат правильный курс, а уж мы у себя в горах наведем порядок!
Тут все разом заговорили, каждый предлагал свои меры для поднятия производства в зимний период: сбор лекарственных трав, косточек дикого персика и абрикоса, изготовление черенков для лопат, плетение корзин… Свадебный митинг незаметно перешел в производственное совещание. Поразительно! Всего несколько слов о решениях Третьего пленума, сказанных мной, вызвали целую бурю энтузиазма!
Вдруг все расступились, пропуская вперед Ван Эрлань и Чэн Юньшаня, которые пришли в венках из красных цветов. Я тихонько спросил Эрлань:
— Отец согласился?
Девушка, улыбаясь, кивнула.
— Сначала взял с меня расписку на пятьсот юаней… — вставил жених.
— Расписку? — вскричала У Айин. — Что за вздор!
Чжэн Юньшань, смеясь, пояснил:
— И еще велел приписать «на том свете отдам»!
Все так и покатились со смеху. Даже У Айин. Чжэн Гуюй заметил:
— На Старого буйвола это похоже! Помирать станет, пошутить не забудет!
МЭН ВЭЙЦЗАЙ
ЗАПИСКИ ПРЕДВОДИТЕЛЯ
© Перевод Е. Рождественская-Молчанова
Мэн Вэйцзай родился в декабре 1933 года в уезде Хундун провинции Шаньси. В 1948 году вступил в ряды НОАК, принимал участие в Освободительной войне, а затем добровольцем в войне за освобождение Кореи против американских захватчиков. В 1954 году поступил в Нанькайский университет в Тяньцзине на факультет китайского языка, после его окончания работал преподавателем в Народном университете Китая. В настоящее время ректор этого университета, главный редактор журнала «Наша эпоха».
Начиная с 1954 года публикует свои рассказы и стихи. Им написаны романы «Вчера была война», «Посещение без вести пропавшего», повести «Женщины», «Рождение скульптуры» (удостоена литературной премии НОАК), «Прилив на рассвете», «Фиолетово-красный петушиный гребешок», эпическая поэма «Образ героя», лирическая поэма «Едят траву», прозаическое произведение «От Пекина до Уссури», рассказы «Один советник и три генерала», «Пленный», «Старый вяз и вечнозеленая бегония», «Смерть великана», микрорассказы «Вдали от Пекина», «Бахчевые», «Пшено — это не рис»; научные статьи «К вопросу образного мышления», «Личность», «Творческий процесс» и другие.
* * *
— Пойдешь на ферму кормить свиней! — сказал командир отделения. Это был приказ командира взвода, подписанный ротным.
— Так точно, — ответил я, — пойду кормить свиней.
«Преступники», подобные мне, на длительный срок отправленные на «перевоспитание» в школу «Седьмого мая» для кадровых работников, ни о чем так не мечтали, как вырваться на свободу, погулять, подышать свежим воздухом, покричать, поваляться на земле, полюбоваться небом. А до свинофермы было два с половиной ли. В наших условиях казалось, что это так же далеко, как до рая.
Что же, пойду кормить свиней.
— Старина! — придя на ферму, сказал я Лао Чжану. — Я пришел тебя сменить. — Лао Чжан обрадовался моему приходу, но не мог скрыть тревоги по поводу своего возвращения в школу.
— Тебе разрешено выходить?
— Да. Проверку прошел, жду решения группы военного контроля.
— Теперь, значит, очередь за мной.
— Верно, курсы работают.
— Может, поделитесь опытом, ваша светлость?
— Деловой подход, вот и все.
— Благодарю! Весьма ценный совет.
Пока мы вели разговор, черная овчарка по кличке Чернушка вертелась возле нас и обнюхивала мою сумку, а когда Лао Чжан отправился в путь, бежала за ним до самых ворот.
Собака почуяла, что в сумке печенье, потому и принюхивалась. Животный инстинкт.
У меня тоже сработал инстинкт, и я решил подружиться с Чернушкой. Донести на меня собака, разумеется, не могла, зато могла оказывать мне услуги. Но услуги надо оплачивать, поэтому я расщедрился и из четырех печений два предложил Чернушке, положив их на ладонь. Она благодарно завиляла хвостом и с этого момента стала мне предана как собака, напрочь забыв прежнего хозяина.
На свиноферме работали еще две женщины: Лю и Ли. Лю постарше, но еще красивая, Ли — молодая, стройная, с печальным лицом. Лю
