— Я же актриса! Должна быть наблюдательной, — согласилась пани Зося и, чрезвычайно довольная собой, вышла из столовой.
— Я отправлю милиционеров к «Ендрусю» за этими парнями. Головой ручаюсь, что они на танцах. Рассказывают друзьям и знакомым про скандал в «Карлтоне». Не исключена вероятность сговора Пацины и Захвыто-вич. Допустим, он вышел через крыльцо, а вернулся по приставной лестнице. В комнате Захвытович они выждали, пока кончится ссора между художником и ювелиром, а потом вместе прикончили Доброзлоцкого. Это объясняло бы историю с лестницей.
— Сомнительно, — заметил полковник, — но надо их допросить. Чем быстрее, тем лучше. По-моему, Зося Захвытович в конспираторы не годится. Зато превосходно наслышана обо всем, что делается в пансионате. Хотя превратно толкует некоторые факты. Например, визит пани профессора к пану Крабе.
Вспомнив комментарий пани Зоей, оба милиционера рассмеялись. Полковник продолжал:
— Все-таки существует вероятность, хоть и минимальная, что преступление совершил Ядек Пацина. Может быть, он действительно влюблен в эту артисточку и ради нее похитил драгоценности… Впрочем, это мне не кажется правдоподобным. По-моему, Яцек ушел из пансионата раньше, чем Доброзлоцкий спустился вниз. Рузя говорила, что он звонил по телефону и напомнил ей про чай. Тогда Яцека в «Карлтоне», вероятно, уже не было. Пани Захвытович занималась своим макияжем не меньше двадцати минут. Обязательно надо выяснить, кому звонил ювелир за несколько минут до покушения. Вдруг это поможет напасть на след?
— В пансионате, — вмешался один из милиционеров, — ведется книга, в которую каждый, кто звонит, обязан записать номер абонента и время разговора. Можно проверить, кому звонил Доброзлоцкий.
— Очень важно время, когда он звонил. Это последние минуты перед покушением. А точное определение времени преступления поможет распутать дело.
Милиционер принес в столовую большую черную книгу. В ней имелись графы: «День», «Час», «Кто звонил», «По какому номеру», «В какой город», «Продолжительность разговора». Последним в книге значился Мечислав Доброзлоцкий. Время — 20.45. Телефон — 88–05. Графа «Продолжительность разговора» не заполнена. Просматривая другие записи, подпоручик установил, что никто из гостей не отмечает, как долго говорит по местному телефону, ибо это не влияет на оплату.
— Я знаю этот номер, — заявил сержант. — «Гранит», один из здешних пансионатов.
— Итак, можно утверждать с точностью до трех минут, что нападение на ювелира было совершено без десяти девять. Две-три минуты он разговаривал, потом заглянул в столовую, обменялся парой слов с пани Рузей и отправился к себе. А там его поджидал грабитель с молотком в руке.
— Я думаю, — добавил полковник, — завтра утром надо будет узнать в «Граните», кому звонил Доброзлоцкий и о чем разговаривал. Трубку, вероятно, взял портье. Он должен помнить, кого попросил к телефону.
— А что вы думаете, — спросил подпоручик, — о показаниях пани Захвытович? Помимо того что, по вашему мнению, не она виновна в преступлении?
— Эта дама лишь играет роль эксцентричной особы, над которой все потешаются. В сущности, это женщина умная, владеющая собой. Ее показания — верх совершенства. Она же не могла угадать, что нам известно и о чем мы будем спрашивать. И все-таки сказала нам лишь то, что хотела. Когда видела, что мы чего-то не знаем, она об этом умалчивала. И наоборот: догадываясь о нашей осведомленности, подтверждала уже известные факты. Причем таким образом, чтобы не навлечь на себя ни малейшего подозрения.
— Именно так. Словно не догадывалась, что ее подозревают, и ловко отводила возможные обвинения.
— Сразу поняла, что Яцек Пацина — крупный козырь в ее руках для подтверждения ее алиби. Даже не пыталась умолчать о весьма двусмысленном пребывании молодого человека у нее в номере.
— И все-таки ее показания, — заключил подпоручик, — для нас очень ценны. Хотя… Я думаю, она бросала подозрения на художника не только ради того, чтобы помочь правосудию.
— Конечно. Любопытно, что скажет пан Земак. Вряд ли он будет петь дифирамбы в честь кинозвезды.
— Даже падая в обморок при виде окровавленного ювелира, она позаботилась о том, чтобы рядом оказался сильный мужчина — пан Жарский. Эта женщина ничего не делает необдуманно.
— Полагаю, что ее наряды и демонстративное появление с молодым гуралем — это игра, а не роман и не настоящее чувство.
— Само собой, — согласился подпоручик. — Поэтому я и не могу с такой же легкостью, как вы, вычеркнуть ее из списка подозреваемых. Дамочка делает все, чтобы создать вокруг себя атмосферу чего-то необычайного. Понимаю, что начинающей кинозвезде реклама нужна как воздух, но ведь нужны и деньги. Ради карьеры некоторые шагают по трупам. Может быть, в данном случае это был труп ювелира? Такие деньги — хорошая стартовая площадка!
— Теоретически вы правы, — кивнул полковник. — Но факты этому скорее противоречат. Во всяком, случае, пани Зося дала нам в руки ниточку. Надо за нее потянуть. Вызовем на допрос этого художника.
— А я бы вам советовал пока оставить его в покое. Кое-что мы про него знаем. Может быть, другие показания бросят свет на визит пана Земака к ювелиру. Не будем преждевременно раскрывать карты, — предложил подпоручик. — Сейчас лучше пригласить инженера Жареного. Он все время находился в салоне, мог заметить что-нибудь любопытное.
— Пожалуйста, — согласился полковник. По его лицу было видо, что самостоятельность молодого офицера его удивила. Казалось, он будет единственным авторитетом в этом деле, а тут на первых же допросах подпоручик Климчак проявил себя как человек, который знает, чего хочет. Для полковника Лясоты это был не повод к недовольству, а скорее приятная неожиданность.
— Этот инженер, — заметил сержант, — часто бывает в Закопане. В последние годы я его не раз видел, и все с какими-то дамочками, каждый раз с новыми. От официантов из «Орбиса» я слышал, что пан Жарский умеет повеселиться с размахом.
— Пригласите пана Жареного, — распорядился подпоручик. — Может, он скажет нам что-нибудь про других обитателей пансионата.
Глава восьмая
— Сейчас мы побеседуем с инженером Адамом Жарским. Вдруг он сообщит нам что-нибудь важное? Все время находился в салоне. Это хороший наблюдательный пункт.
Жарский продиктовал протоколисту свои анкетные данные: инженер-механик, работает на заводе во Вроцлаве, проживает там же. Тридцать два года. Не женат.
— Что вам известно о случившемся в пансионате после ужина? — осведомился подпоручик.
— Боюсь, что очень мало. Со вчерашнего дня изображение на экране было скверное, а сегодня после обеда телевизор совсем перестал работать. В жизни «Карлтона» это настоящая маленькая трагедия, особенно в четверг, когда все ждут «Кобру». Я немного разбираюсь в телевизорах, вот и решил починить аппарат. Быстро поужинал, даже чаю не допил, и принялся за дело. Около девяти мне наконец удалось наладить этот чертов ящик. В результате выяснилось, что я напрасно трудился: все равно никто «Кобру» смотреть не стал. У нас раскрутился свой детектив, еще почище.
— После ужина и до девяти вы все время были в салоне?
— Дважды выходил, но ненадолго.
— Зачем?
— Сперва пошел на кухню. Там стоит ящик с разными инструментами. Мне понадобились плоскогубцы и отвертка. Я принес их в салон и взялся за работу. Но отвертка была чересчур велика и не годилась для винтиков в телевизоре. Я подумал, что у пана Доброзлоцкого наверняка есть маленькое долото. Отправился к нему, но мне не повезло: он ничем не мог помочь. Пришлось воспользоваться обычным кухонным ножом и перочинным ножичком.
— Когда вы были у Доброзлоцкого?
— Сразу после ужина. Сначала я пошел в салон, снял заднюю стенку телевизора и сходил за инструментами. Потом попытался воспользоваться отверткой. Она не годилась, и я поднялся наверх.
— В столовой кто-нибудь был?
— Я туда не заглядывал. Когда проходил по коридору, видел лишь Рузю.
