— Полиция!
— Сейчас начнется!
Демонстранты остановились перед цепью вооруженных дубинками полицейских. Люди, толпившиеся на тротуаре, бросились бежать с площади, чтобы не оказаться в начавшейся свалке, и Кайса-Мария невольно оказалась подхваченной этим людским потоком. В подъезде одного дома она заметила своего шпика. «Только этого не хватало, чтобы меня увидели среди демонстрантов, бегущих от полиции», — подумала она и свернула на боковую улочку.
Весь день Кайса-Мария бесцельно слонялась по городу. Зашла в кафе, погрелась, выпила чашку горячего кофе. Сходила в кино на дневной сеанс. Смотрела какой-то бессодержательный фильм. Кто-то в широкополой шляпе от кого-то убегал, кто-то с большим кольтом гнался за кем-то, на глазах красивой женщины дрожали крупные слезы.
Вечером Кайса-Мария пришла к сестре. Встретили ее уже более приветливо. О войне в Карелии не говорили. Антеро рассказывал о своем заводе. Лена-Илона жаловалась, что все дорожает. Как рабочие сводят концы с концами, если даже им живется трудно? Все продукты, купленные Кайсой-Марией, сестра молча поставила в шкафчик.
Утром Кайса-Мария пошла в библиотеку. Хотелось посмотреть, что пишут газеты; левых газет в библиотеке не было, но по вчерашней демонстрации Кайса-Мария знала, чего требует рабочая пресса. Социал-демократические газеты были. Они не относились благожелательно к Советской Карелии, но в то же время не одобряли и военного вмешательства Финляндии во внутренние дела Карелии. Зато правые газеты были настроены воинственно и трубили о сплошных победах. Они уже овладели почти всей Мурманской железной дорогой и окружили Петрозаводск. По их сведениям, правительство Гюллинга готово покинуть город, но уже не может выбраться. Правые газеты то и дело говорили о божьей помощи. В бога Кайса-Мария верила, но она не верила, что он поможет им в Карелии. Да если всевышний и вмешается, то он не будет истреблять людей по одному или по одной роте, он уничтожает, как в Ветхом завете, скопом — и целого войска как не бывало, а заодно и целых народов. Ведь в Ветхом завете столько погибло людей, что пришлось написать Новый завет и Христу начать взывать к людям, чтобы они наконец-то стали жить в мире да согласии. Кайсе-Марии хотелось полистать большевистские газеты, но их, разумеется, в библиотеке не могло быть. В Карелии они иногда попадали в качестве трофеев в ее руки, и ей приходилось, даже переводить отдельные статьи из них для начальства. В газетной войне большевики, по ее мнению, уступали белым — им явно не хватало воображения.
Кайса-Мария вспомнила о своем соглядатае. Где же он? В библиотеке его не было. Наверное, ждет ее, мерзнет, бедненький, на улице. Кайсе-Марии даже стало жаль этого человека. Зачем она его мучает? Ведь он-то ни при чем. Делает то, что ему велено. Она решила подойти к этому человеку и спросить, чего он от нее хочет.
Но подходить ей к нему не пришлось. Он подошел сам.
Кайса-Мария остановилась на мосту Таммеркоски и, нагнувшись через перила, стала рассматривать бушевавший внизу порог. Она думала о той войне, которая шла на страницах газет: «Дорогая истина, скажи, где ты? Может быть, ты там, внизу, в кипящей воде порога?» Тогда державшийся в отдалении шпик подошел к ней и, остановившись рядом, тоже склонился через перила моста.
— Вы имеете что-то сказать? — спросила Кайса-Мария.
— Вы очень низко наклонились. Надо быть осторожнее. Вода в пороге очень холодная, и если человек невзначай упадет туда, он не сразу погибнет, он помучается…
— Вы слишком грубо работаете, — сказала Кайса-Мария.
— Я хотел бы помочь вам.
— В чем?
— Хотя бы в этом. — Мужчина достал из бумажника железнодорожный билет. — Пожалуйста. Вы забыли купить его. Кажется, вы должны были уехать утром.
Кайса-Мария не хотела брать билета.
— Знаете, иногда я играю в карты. Там можно выйти из игры, когда начинаешь проигрывать, — сказал мужчина. — А в нашей игре более жестокие законы. Из нашей игры не выходят, как бы игра ни шла. Ваш поезд без четверти восемь. Я буду на вокзале.
Да, конечно, Кайса-Мария должна была сама знать, что из их игры просто так не выходят. Она собиралась не возвращаться в Карелию. Мало ли что приходит в голову в минуты слабости!
На вокзале мужчина с тросточкой подошел к ней и, сказал:
— Я знал, что вы будете благоразумны. Счастливого пути.
Тампере также умел притворяться. Какими уютными, спокойными огнями светился город, прощаясь с Кайсой-Марией! Погода тоже была тихая и теплая. От всего веяло миром. «Обманчивые огни», — подумала Кайса-Мария.
Подразделение, состоявшее из финских добровольцев, после непродолжительного боя покинуло Реболы и бежало за границу. Финнам легко было оторваться от противника, который, уважая государственную границу, не мог преследовать их.
В Киймасярви знали, что Реболы потеряны. Таккинен был взбешен. Какого черта они драпанули за границу? Разве они не могли прорваться на восток и остаться в Карелии? Таккинен бранил в ярости и правительство Финляндии. Предатели, изменники! По мере продвижения красных войск правительство Финляндии все больше выходило из игры. Оно заметило, что красные не собираются шутить. Опасались в Хельсинки также обострения положения внутри страны. Полицейские силы уже не справлялись с движением, требовавшим прекращения военных действий в Карелии. Правительство Финляндии было вынуждено что-то делать. Министерство внутренних дел сменило на границе многих начальников застав и отдало приказ о частичном закрытии границы. Однако в то же время в Хельсинки не сделали самого необходимого шага — не дали разрешения Таккинену и всем находившимся в Карелии финским отрядам организованно покинуть территорию Советской Карелии.
Ярость Таккинена можно понять. Такая половинчатость была действительно равна предательству. Сперва снарядили и отправили людей в поход, а теперь сами уходят в сторону и дают понять, мол, выпутывайтесь сами из этой истории…
Правда, Киймасярви опасность пока что не угрожала. Фронт был еще далеко. По сведениям, доставленным разведкой, у наступавших на Реболы красных было так мало лыжников, что до Киймасярви они могли дойти не скоро. Тем не менее Таккинен внимательно следил за действиями красных. Он послал наблюдать за ними подряд три разведывательных группы. Ни одна из них не вернулась. Но об их судьбе Таккинен не беспокоился. Что им будет! Все прекрасные лыжники, в бой ввязываться они не станут. Когда узнают что-нибудь важное, тогда и придут… У Таккинена и так хватало забот. Больше всего хлопот вызвало то, что закрыли границу. Как быть с пленными? Одна морока с ними. Черт дернул возить их в Киймасярви. Теперь корми да охраняй их. Надо бы ликвидировать. Но где, как? Ведь не будешь целых сорок человек расстреливать поблизости от главной ставки. Неудобно.
Девятнадцатого января Таккинен вместе с прапорщиком Микко Хоккиненом уехал из Киймасярви. Сказал, что съездит на границу и даст взбучку начальнику заставы. Он еще не знал, что для начальника заставы он уже никто.
Начинало рассветать. Тихое, неторопливое утро двадцатого января. Часовой, стоявший на западной окраине деревни, ожидал смены, предвкушая тепло и отдых. Над избами закурились ранние дымки, засветились окошки. Часовой видел, как из леса вышла цепочка лыжников в белых маскхалатах. «Наверное, разведчики из Ребол», — спокойно подумал он. Но на всякий случай спросил пароль.
— Мы не знаем пароля, — ответил по-фински шедший первым лыжник.
— Вы, верно, из отряда Риутты? Пополнение из Финляндии?
— Так точно, из Финляндии мы…
Часовой обрадовался. Значит, зря болтали, что помощи из Финляндии не будет. Идет! Вон сколько их! Если такие отряды будут приходить в подкрепление, судьба Карелии будет скоро решена. Так что полное освобождение Карелии не за горами…
Лыжники сказали правду. Они действительно были из Финляндии. Только командовал ими не белый офицер, а рабочий из Хельсинки Тойво Антикайнен, командир роты курсантов Петроградской Интернациональной военной школы. Они тоже были уверены, что судьба Карелии будет скоро решена. Они шли освобождать Карелию.
Посылая разведчиков в Реболы, Таккинен предупреждал, чтобы они не вступали в бой с красными. Разведчики не вступили в бой — их взяли без боя. Они оказались разговорчивыми ребятами, и Антикайнен узнал от них все, что ему нужно было, о расположении белых сил в Киймасярви. Таккинен мог бы послать четвертую, пятую группу разведчиков. Их все равно перехватили бы и препроводили бы в Реболы, где уже находились красные войска.
Часовой смотрел на приближающихся к нему лыжников, любуясь ими. Молодцы ребята! Совершили такой переход и идут как ни в чем не бывало. Крепкие парни! Уж если такие парни возьмутся за дело, то несдобровать врагу…
