слушая их, уже развернулся и поскакал назад.
Все это время Вельбицкий с интересом наблюдал за происходящим, не делая, однако, попытки вмешиваться. Но после похвалы полковника он неожиданно вытащил из-за пазухи бумажник и, вынув из него трехрублевый билет, протянул его Дмитрию.
— Красненькую многовато, однако стреляешь ты и впрямь отменно, так что не побрезгуй — прими!
— Покорнейше благодарим, ваше благородие! — строго по уставу отвечал тот ему и что-то негромко добавил, отчего жандарм искренне рассмеялся.
Когда унтер ушел, изнывающий от любопытства прапорщик тихонько спросил у штабс-капитана:
— Прошу прощения за таковую неделикатность, но… что он вам сказал, когда вы дали ему денег?
Вельбицкий на мгновение принял официальный вид и строго посмотрел на Самойловича, будто тот предложил ему нечто неприличное. Но затем ухмыльнулся и доверительно прошептал:
— Этот стервец сказал, что его высокоблагородие господин полковник в таком возрасте, что за полнейшее удовольствие следует никак не менее четвертного! Каково?
Услышав ответ, Самойлович так расхохотался, что едва не свалился с лошади, а Вельбицкий с удовольствием к нему присоединился.
Бой, однако, был еще не закончен. Турецкая пехота, несмотря ни на что, отходила в полном порядке, ожесточенно огрызаясь на попытки русской кавалерии атаковать ее. Артиллерия же, рискуя попасть по своим, более не могла оказывать казакам и гусарам поддержки. Поэтому Тиньков, оставив с пушками и картечницами команду подпоручика Линдфорса, с остальными ротами перешел Соленик вброд и продолжил наступление.
— Ну, что вы так долго? — крикнул Будищеву стоящий на берегу Самойлович.
— Быстро только кошки родят, — пробурчал тот в ответ, ощупывая длинной палкой дно.
— Не слышу!
— Кажется, есть, — выдохнул тот и устало побрел к берегу.
— Пройдут пушки?
— Должны.
— Замерз?
— Да как бы не май месяц!
— Налил бы тебе водки, чтобы согреться, но, увы, нету!
В ответ на это Дмитрий только покачал головой и, отцепив от пояса жестяную флягу, сделал изрядный глоток. В воздухе отчетливо запахло спиртом, а унтер демонстративно закрутил крышку и вернул фляжку на место.
— Вам, вашбродь, не предлагаю, вы за рулем.
— Что?! — выпучил глаза Самойлович.
— Верхом, говорю, — поправился Будищев. — Лошади отчего-то страшно не любят запах ракии. Будет жаль, если ваша брыкаться начнет.
— С чего это она брыкаться начнет? — удивился прапорщик, но вдруг его обычно смирный конь потянулся к унтеру, как будто пытаясь укусить.
— Вот видите, — невозмутимо заявил тот, немедленно отскочив. — Так хватанула бы, зараза!
Самойлович в ответ только посмеялся и, легонько поведя поводьями, отъехал к готовым к движению упряжкам картечниц.
— Трогай!
Повинуясь его приказу, ездовые хлестнули лошадей и начали переправу. Животные не особо охотно пошли в холодную воду, однако одни солдаты тянули их за поводья, другие подталкивали митральезы и зарядные ящики, так что скоро взвод Самойловича оказался на другой стороне. Затем наступила очередь пушек, и вслед за митральезами через Соленик двинулись упряжки четырехфунтовок. Они были куда тяжелее, но тем не менее общими усилиями и их удалось перетащить через водную преграду, после чего можно было двигаться дальше.
— Ну что, разложили костер? — спросил у солдат, замерзший и злой как черт Будищев.
— Так точно, — испуганно ответил один из них и боязливо глянул за плечо грозному унтеру.
Дмитрий оглянулся и увидел сидящего на коне Линдфорса, лицо которого не предвещало ничего доброго.
— Приказ был артиллерии выступать немедленно! — не терпящим возражения тоном заявил он.
— Так точно! — рявкнул в ответ Будищев, преданно поедая начальство глазами.
— И никакие задержки недопустимы, — чуть менее уверенным голосом продолжил тот.
— Негодую вместе с вашим благородием!
— Да, черт возьми, — разозлился подпоручик, — в чем дело? Изволь наконец объяснить!
— Ваше благородие, — вздохнул Дмитрий, — ведь октябрь месяц, а мы этот проклятый ручей вдоль и поперек облазили. Дозвольте хоть немного обсушиться?
— Все промокли, — неуверенно возразил Линдфорс, форсировавший реку верхом и ухитрившийся так поджать ноги, что не замочил даже сапог.
— Все только по яйца, господин подпоручик, и только потому, что нижние чины вашей доблестной команды искупались по самую маковку, но таки нашли брод! Ну, ей-богу, ваше благородие, мы ребята молодые-неженатые, еще застудим себе чего-нибудь, тут делов-то на две с половиной минуты! К тому же вон, гаршинские в полной готовности стоят, землю копытом роют.
— Трофеи хочешь поискать? — поджал губы офицер.
— Господь с вами, ваше благородие, — почти укоризненно отозвался унтер. — Какие трофеи после казаков, скажете тоже. Эти чубатые на ходу подметки рвут! Нет, мы только если патроны, ну и оружие маленько. Кстати, на это есть отдельное разрешение от командира полка, их высокоблагородия полковника Буссе.
— Смотрите, только не задерживайтесь, — сдался Линдфорс, — а то бой еще не закончился.
— Такого, чтобы Будищев в бой опоздал, еще не было, — обрадованно воскликнул Дмитрий и протянул офицеру только что найденный «Смит-Вессон». — Гляньте, такой, как у вас, не иначе с убитого офицера сняли.
— Совсем не обязательно, турки для своей армии тоже такие закупали. Можешь оставить себе.
— Рылом не вышел такой револьвер носить, ваше благородие.
— Отчего ты так думаешь? Возьми, а то твой ремингтон давно пора старьевщику снести.
— Зато на него никто из начальства не позарится.
— Ну, как знаешь.
Договорив, подпоручик повернул коня вслед за ушедшей батареей и неторопливо потрусил вперед, раздумывая о всяких пустяках. Накануне отправления на рекогносцировку у него состоялся странный разговор с новым приятелем брата Вельбицким. В тот вечер они немного выпили, затем перекинулись в карты, но игра отчего-то не пошла. Игравший с ними поручик Венегер зачем-то, ни к селу ни к городу, завел разговор о картежных шулерах. Сначала его слушали более или менее благосклонно, но затем в его словах послышался намек, и офицеры начали хмуриться. Никто, впрочем, не хотел принимать его слова на свой счет, однако поручик не унимался, и дело вполне могло кончиться скандалом. Ситуацию неожиданно спас жандарм, переведший разговор на разбойников, дело которых он вел прежде. Рассказ его изобиловал пикантными подробностями, и скоро все собравшиеся, не исключая и Венегера, дружно смеялись над похождениями незадачливых лиходеев.
Наконец, когда все уже расходились, Вельбицкий как бы невзначай спросил: правда ли в его команде служит странный солдат, принадлежащий к титулованной аристократии?
Линдфорс сразу понял, о ком речь, и рассказал ему историю Будищева, насколько она ему самому была известна. Возможно, в другой раз он не стал бы откровенничать с жандармом, однако выпитое туманило голову, к тому же штабс-капитан был славным малым и неплохим товарищем. Так что рассказ получился достаточно откровенным и подробным. Помимо всего прочего, в него вошел эпизод с потоплением турецкого парохода, история о спасенной от волков девочке, а также много другого, включая странное для солдата увлечение
