С тех пор живопись станет постоянным спутником британского политика. Мольберты, краски и всевозможные холсты всегда сопровождали его в бесчисленных поездках и командировках. В каждом доме, который снимала чета Черчилль, устраивалась студия. Даже в жестком временном графике он всегда старался выкроить часок-другой для занятия своим, пожалуй, самым сильным увлечением. Он рисовал везде. В министерских кабинетах и королевских покоях, в пустыне Маракеш и на побережье Франции, на английских холмах и канадских озерах, на солнечных пляжах и в рыбацких деревнях.
По словам профессора Института психосоматической медицины при Гарвардской медицинской школе доктора Герберта Бенсона, роль подобного рода отвлекающих занятий трудно переоценить.
«Не важно, какой способ расслабиться вы выберете, – подчеркивает профессор. – Главное – перестать ломать голову над проблемой, полностью оградив себя от стрессогенных мыслей. Когда мозг расслабляется, организм начинает получать небольшие дозы окиси азота, благодаря чему самочувствие улучшается, а работоспособность повышается» [853] .
...
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «Не важно, какой способ расслабиться вы выберете. Главное – перестать ломать голову над проблемой, полностью оградив себя от стрессогенных мыслей».
Профессор Герберт Бенсон
Глава 10. Ум лидера
В одной из своих книг известный британский экономист, лауреат международной премии Бернарда Хармса сэр Рой Форбс Хэррод оставил следующую заметку о нашем герое:
«Очень часто в случае с Черчиллем слово „лидерство“ используется без должного анализа этого явления. Признавая огромную роль его военных выступлений (когда сама ситуация требовала нечто выдающееся), я не считаю, что Черчилль занимает столь уникальное место лишь благодаря красноречию. Вне всякого сомнения, он был эффективен в управлении различными видами деятельности, он стал средоточием множества привлекательных качеств. Но не только эти факторы возвели его на такую высоту. Я полагаю, что настоящей причиной столь потрясающей исключительности Черчилля является то обстоятельство, что он обладал одним из величайших умов XX столетия» [854] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: «Я полагаю, что настоящей причиной столь потрясающей исключительности Черчилля является то обстоятельство, что он обладал одним из величайших умов XX столетия».
Сэр Рой Форбс Хэррод
Для нашего исследования это высказывание интересно в первую очередь тем, что обращает внимание на одно из важнейших личных качеств лидера – на его ум. Не случайно Черчилль считал, что «империи будущего будут империями, основанными на уме и интеллекте» [855] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Империи будущего будут империями, основанными на уме и интеллекте».
Какими же свойствами обладал ум британского политика, что получил эпитет «величайший», и почему Рандольф Черчилль назовет образ мышления своего отца «оригинальным»? [856]
Выделим качества, которые, на наш взгляд, представляют квинтэссенцию знаменитого черчиллевского ума:
– образованность;
– гибкость;
– воображение;
– системность;
– предвидение.
Остановимся на этих качествах более подробно.
Образованность
В феврале 1946 года, выступая перед Ученым советом Университета Майами, который отметил заслуги политика присуждением ему почетной степени, Черчилль сказал:
«Я немало удивлен, что в пожилые годы стал настолько искушенным в получении научных степеней. В мою бытность школьником я испытывал трудности при сдаче экзаменов. Можно даже сказать, что никто не сдал так мало экзаменов, не получив при этом так много почетных степеней» [857] .
Мэтр мировой политики нисколько не лукавил. За долгую и насыщенную жизнь почетным доктором его изберет двадцать один университет. И это притом, что будущий премьер-министр Соединенного Королевства не мог похвастаться ни хорошими отметками, ни солидным перечнем учебных заведений. В послужном списке Черчилля всего лишь три школы, среди которых, правда, Хэрроу-скул – альма-матер лорда Байрона и многих известных государственных деятелей Великобритании, а также Королевская военная академия Сандхерст.
Во время вступительных экзаменов в Хэрроу Черчилль сдал чистый лист, на котором стоял номер вопроса и жирная клякса. Учитывая предварительный разговор лорда Рандольфа с мистером Уэллдоном, директором школы, подобного ответа оказалось достаточно.
С Сандхерстом было сложнее. Прежде чем имя потомка генерал-капитана Мальборо включили в число абитуриентов престижного учебного заведения, вступительные экзамены пришлось сдавать трижды.
Отсутствие формального образования нисколько не помешало Черчиллю написать свыше пятидесяти томов и получить Нобелевскую премию по литературе. Среди прочего, это стало возможно по следующим причинам.
Во-первых, плохая успеваемость по основной программе в случае с Черчиллем не была определяющим показателем.
«Там, где дело не задевало мой ум, воображение или интерес, я не мог выучить ничего, – прокомментирует Черчилль свою учебу в частных школах. – Мои учителя считали меня одновременно и отсталым и скороспелым, читающим книги не по годам и в то же время карабкающимся где-то на дне. У них было много способов принуждения, но и я был упрям» [858] .
Испытывая терпение учителей греческого и латинского языков, а также преподавателей по математике, десятилетний Уинстон с упоением читал попадавшиеся под руки газеты, заучивал стихи Маколея и прозу Мильтона и, конечно, проглатывал приключенческие романы, первое место среди которых занимало произведение Генри Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона».
«Я люблю учиться, – признается он позже. – Но мне неприятно, когда меня учат» [859] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Я люблю учиться. Но мне неприятно, когда меня учат».
Второй по порядку, но не по значимости фактор энциклопедических познаний британского политика – волшебная сила самообразования. Окончив Сандхерст (между прочим, двадцатым из ста тридцати учеников, что лишний раз говорило об интересе юноши к изучаемым дисциплинам), Черчилль, которому только что исполнился 21 год, расквартировался в составе 4-го гусарского полка Ее Величества в индийском городе Бангалор. Играя в поло и выращивая розы, он задался вопросом о собственном интеллектуальном багаже. Ответ был неутешителен. Открыв словарь, к своему глубочайшему стыду, юноша обнаружил, что «не знает точного значения многих терминов». «Мне нравились эти слова, но я боялся использовать их, опасаясь оказаться абсурдным», – признается он впоследствии.
