В воспоминаниях секретарей есть множество свидетельств, какую важную роль в рабочем графике британского премьера играл также дневной сон.
Вернувшись в Адмиралтейство в 1939 году, Черчилль хорошо понимал, что отныне ему придется нелегко. Во-первых – возраст, во-вторых последствия травм (в 1931 году политик получил множественные переломы, попав под автомобиль) и болезней (среди них – тифозная лихорадка). Но главное – масштаб и срочность решаемых вопросов, которые не давали ни малейшего права на снисхождение. Необходимо было разработать методику восстановления. Черчилль так и поступил, взяв за ее основу дневной сон.
«Я считал, что мне придется напрячь все силы, чтобы не отстать от поколения, находившегося теперь у власти, и идти в ногу с новыми молодыми гигантами, которые могли появиться в любое время, – комментирует он. – В данном случае я полагался не только на свои знания, но и на рвение и умственную энергию. С этой целью я вернулся к тому режиму, которого придерживался в бытность мою в Адмиралтействе в 1914 – 1915 годах и который, как я убедился, значительно повышал мою работоспособность. Ежедневно, вскоре после полудня, я ложился по крайней мере на час отдыхать и полностью использовал мою счастливую способность сразу же засыпать крепким сном. Таким образом, мне удавалось втиснуть полтора рабочих дня в один день. В намерения природы не входило заставить человечество работать с восьми утра до полуночи без освежающего забвения, которое, если оно даже и продолжается всего каких-нибудь двадцать минут, позволяет восстановить все жизненные силы. Я с сожалением ложился в постель, как ребенок, каждый раз после полудня, но зато был вознагражден тем, что мог потом работать ночью до двух часов или даже позже – иногда значительно позже – и начать новый день в 8 – 9 часов утра. Этот порядок, который я соблюдал на протяжении всей войны, я рекомендовал и другим в тех случаях, когда им приходилось в течение длительного времени выжимать последнюю каплю сил из своего организма» [825] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Ежедневно, вскоре после полудня, я ложился по крайней мере на час отдыхать и полностью использовал мою счастливую способность сразу же засыпать крепким сном. Таким образом, мне удавалось втиснуть полтора рабочих дня в один день».
Впервые Черчилль познакомился с преимуществами сиесты во время своей первой военной кампании на Кубе, в далеком 1895 году. Однако использовать дневной сон для повышения работоспособности он стал только со времен активной деятельности в Адмиралтействе в годы Первой мировой войны. Произошло это не без участия его любимого секретаря Эдварда Марша [826] .
Вспоминая этот период спустя годы, Черчилль писал: «Дневной отдых и сон освежают человеческий организм гораздо лучше, чем ночное забвение. Мы поступаем бессовестно и недальновидно, перегружая свой организм. Нам следует надвое делить наш день в интересах дела или для получения удовольствия. В годы войны в Адмиралтействе я убедился, что мог прибавлять по два часа к рабочему дню после дневного отдыха» [827] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Дневной отдых и сон освежают человеческий организм гораздо лучше, чем ночное забвение. Мы поступаем бессовестно и недальновидно, перегружая свой организм».
Прямое следствие столь необычного режима труда и отдыха – сам образ жизни нашего героя. Черчилль взял за привычку не вставать с постели сразу после пробуждения. Его секретарь в Министерстве финансов Перси Григг поражался, насколько искусно шеф управлялся с корреспонденцией и документами, читая самое важное лежа. Прежде чем встать, политик успевал надиктовать бо́льшую часть записок по интересующим его вопросам [828] .
Аналогичной практики Черчилль придерживался и в годы Второй мировой войны.
«Когда я просыпался около восьми часов утра, я прочитывал все телеграммы и в кровати диктовал распоряжения и директивы министерствам и комитету начальников штабов, – вспоминал великий британец. – Они печатались поочередно и немедленно передавались генералу Исмею. Он приходил ко мне ежедневно рано утром и поэтому обычно приносил много письменных распоряжений для Комитета начальников штабов, который собирался в 10 часов 30 минут. Они всесторонне изучали мои соображения одновременно с рассмотрением общей ситуации. Таким образом, между 3 и 5 часами дня, если между нами не возникали какие-либо разногласия, которые требовали дополнительных консультаций, подготавливалась целая серия согласованных приказов и телеграмм, рассылавшихся мною или начальниками штабов; эти приказы содержали, как правило, все указания по неотложным вопросам» [829] .
Так же, как это было в свое время в Казначействе, образ жизни премьера не мог оставить равнодушным его подчиненных.
«Дворецкий Уинстона приносил завтрак, затем Патрик Кинна посылался вниз с каким-то поручением, – описывает утро Черчилля полковник Ян Джейкоб. – В это же самое время Уинстон звонил в колокольчик и звал личного секретаря. Когда тот приходил, премьер начинал расспрашивать его о последних новостях и просил пригласить кого-нибудь еще, обычно либо начальника имперского Генерального штаба, либо генерала Исмея. Потом он просил зажечь сигару. Затем кто-то должен был срочно связаться с Гопкинсом по телефону. Все это происходило, пока премьер-министр наслаждался собой, полулежа, полусидя, окруженный со всех сторон всевозможными бумагами и последними номерами газет» [830] .
Другую, немного более спокойную картину оставил потомкам личный секретарь Черчилля Джон Колвилл в одной из своих дневниковых записей:
«Поднялся к премьер-министру в десять часов утра. Он лежал в кровати в красном халате, курил сигару и диктовал что-то миссис Хилл, которая сидела вместе с машинкой у ножек кровати. Его ящик с правительственными бумагами стоял открытый на кровати. Он был наполовину заполнен. Рядом с ящиком находилась большая хромированная плевательница. В ногах в кровати лежал черный кот Нельсон, который практически выжил с Даунинг-стрит нашего бывшего черного кота. Во время диктовки Уинстон поглядывал на Нельсона и с любовью повторял: „Котик, дорогой мой“» [831] .
По мнению физиологов, сон и работоспособность человека действительно взаимосвязаны между собой, и в этой связи эксцентричные привычки британского политика не выглядят столь уж необычно. Согласно экспериментам, проведенным доктором Клифом Сейпером из Гарвардской школы бизнеса, когда желание спать становится неодолимым, в мозгу начинают активизироваться десятки тысяч нейронов. Они словно поворачивают ключ зажигания сна, и мозг быстро переходит на другой режим работы. Если в этот момент продолжить бодрствовать, результаты будут не самыми впечатляющими [832] .
