Показательно, например, что и самой царице было известно о подобных слухах. Уже 10 сентября 1915 года она писала императору, что слухи о ее предстоящем заточении в монастырь распространяли ранее в Киеве сестры-черногорки, великие княгини Милица Николаевна и Анастасия Николаевна (жены великих князей Петра Николаевича и Николая Николаевича). Императрица признавала также, что эта «грязная сплетня» достигла и действующей армии. В начале ноября до царицы Александры Федоровны дошла весть о том, что некая женщина якобы даже телеграфировала императору, призывая его сослать в монастырь царицу и ее сестру, великую княгиню Елизавету Федоровну. Эту весть императрица получила от управляющего Министерством внутренних дел А.Н. Хвостова, что придавало этому сообщению известное политическое значение. Царица написала об этом Николаю II, требуя провести официальное расследование. Императрица позднее упоминала и о том, что и полковник А.А. фон Дрентельн, назначенный командиром лейб-гвардии Преображенского полка, якобы «готовил» для нее монастырь893.
Если верить Г. Шавельскому, протопресвитеру русской армии и флота, об аресте императрицы говорили и в окружении великого князя Николая Николаевича, Верховного главнокомандующего, т.о. вопрос этот поднимался до его отстранения в конце августа 1915 года. О необходимости «запрятать» царицу в монастырь неоднократно рассуждал и сам великий князь, он полагал, что эта мера благотворно повлияет на императора. Шавельский свидетельствует, что довольно неосторожно Верховный главнокомандующий развивал эту тему в разговорах с самыми разными людьми894.
Действительно, в Ставке Верховного главнокомандующего, в окружении великого князя Николая Николаевича, по-видимому, открыто говорили о необходимости ссылки императрицы в монастырь. По свидетельству информированного современника, такие разговоры продолжались в Ставке даже и после того, когда Верховным главнокомандующим стал сам император. Там якобы сложилась некая группа «самостоятельных, независимых людей», «человек десять – пятнадцать», которые уже в половине 1916 года верили, что «так продолжаться не может». Они считали, что «всему виною царица», от которой следует «избавиться». Правда, если доверять показаниям свидетеля, только разговорами все и ограничилось895. Но показательно, что такие разговоры велись в императорской Ставке людьми, которые ежедневно могли видеть царя.
Разговоры в Ставке, появление сюжета о планах заточения царицы в ее переписке с императором свидетельствовали о том, что слухи такого рода получили известное распространение среди представителей политической элиты. Но об аресте императрицы продолжали говорить и в деревнях, вряд ли в этих случаях планы «верхов» провоцировали появление слухов «низов». В конце сентября 1915 года неграмотный 68-летний крестьянин Томской губернии в ходе разговора, посвященного актуальной теме измены в командных верхах армии, заявил односельчанам, что «Сама государыня императрица является главной изменницей. Она отправила золото в Германию, из-за нее и война идет». Затем он добавил, что «Государыню за измену уже сослали»896.
Различные предложения «заточения» императрицы Александры Федоровны, распространявшиеся в обществе, породили слухи о якобы уже разработанном и одобренном в верхах плане ее ссылки в монастырь. Они достигли и главной царской резиденции. В январе 1916 года В.В. Чеботарева, работавшая с императрицей в Царскосельском лазарете и хорошо к ней относившаяся, писала:
За эти дни ходили долгие, упорные слухи о разводе, что де Александра Федоровна сама согласилась и пожелала, но, по одной версии, узнав, что это сопряжено с уходом в монастырь, отказалась; по другой, и государь не стал настаивать. Факт, однако, что-то произошло. Государь уехал на фронт от встречи Нового Года, недоволен влиянием на дочерей, была ссора. … А ведь какой был бы красивый жест – уйти в монастырь. Сразу бы все обвинения в германофильстве отпали, замолкли бы все некрасивые толки о Григории, и, может быть, и дети и самый трон были бы спасены от большой опасности.
Вчера у Краснова Петра Николаевича был генерал Дубенский, человек со связями и вращающийся близко ко двору, ездит все время с государем, уверяет, что Александра Федоровна, Воейков и Григорий ведут усердную кампанию убедить государя заключить сепаратный мир с Германией и вместе с ней напасть на Англию и Францию … Что этим была вызвана речь государя…897
Показательно, что и довольно информированная дама, пользовавшаяся расположением царицы, преданная семье императора, считала лучшим выходом из сложившейся ситуации уход императрицы Александры Федоровны в монастырь. Упоминаемый же ею генерал Д.Н. Дубенский, человек, приближенный к императору, редактировал издания, в которых освещалась деятельность императора в годы войны, он также редактировал «Летопись войны». Итак, в доме генерала, известного своими монархическими убеждениями, другой генерал, официальный «летописец царской ставки», который по должности должен был обладать надежной информацией, передавал самые невероятные слухи.
По некоторым сведениям, план ареста императрицы с последующим заключением в монастырь планировал даже начальник штаба Верховного главнокомандующего Николая II генерал М.В. Алексеев. Многие люди консервативных взглядов впоследствии обвиняли Алексеева в измене царю, но важно, что в данном случае об этом писал не недоброжелатель полководца, а В.В. Вырубов, мемуарист либеральных убеждений, относившийся к генералу с сочувствием898.
Современники вспоминали также, что о необходимости «устранения» императрицы говорили даже офицеры гвардейского Сводного полка, охранявшего Царское Село. Свитский генерал С.А. Долгорукий, друживший с М.И. Терещенко, вспоминал, что в начале 1917 года последний сообщал о том, что гвардейские офицеры обсуждали планы удаления императора от власти, заточения императрицы в монастырь, при этом даже назывались определенные имена. Впоследствии и граф В.В. Адлерберг рассказал бывшему жандармскому генералу А.И. Спиридовичу, собиравшему материалы для своей книги, что о необходимости заточения императрицы в монастырь открыто говорили за столом у великого князя Николая Николаевича и после того, как он покинул пост Верховного главнокомандующего, когда он стал царским наместником на Кавказе899.
Очевидно, эти различные участники разговоров о заговоре искренне верили самым невероятным слухам об измене царицы, они считали необходимым «освободить» Николая II от пагубного влияния его супруги посредством ее изоляции.
По-видимому, вопрос о высылке или ссылке императрицы вновь стал активно обсуждаться осенью 1916 года.
Наряду с известной речью П.Н. Милюкова 1 ноября, которая воспринималась порой как атака на императрицу и ее «партию», известную роль сыграло письмо княгини С.Н. Васильчиковой, направленное императрице, в нем поднимался вопрос о связях царицы Александры Федоровны с «темными силами». За это письмо С.Н. Васильчикова была выслана в свое имение, что принесло ей громадную популярность в обществе. Немало светских дам выражало солидарность с ней, дворянские общества посылали ей сочувственные послания, иллюстрированные издания стремились публиковать ее портреты, чему мешала цензура. О содержании этого письма много говорили в столице, утверждали, что Васильчикова призывала императрицу добровольно покинуть страну. Некий петроградец писал 7 ноября: «Для спасения родины она умоляла Ее уехать из России и не касаться дел управления страной»900.
В тот же день, 7 ноября, великий князь Николай Николаевич в Тифлисе в разговоре с протопресвитером военного и морского духовенства заявил: «…дело не в Штюрмере, не в Протопопове и даже не в Распутине, а в ней, только в ней. Уберите ее, посадите ее в монастырь, и Государь станет иным, и все пойдет по-иному. А пока всякие меры бесполезны!»901
Вновь в это время, в условиях нарастающего политического кризиса, появлялись слухи о намеченном уже якобы аресте императрицы и ее грядущей ссылке в монастырь. Некто Д. Девель писал из Петрограда 26 ноября: «Во всем обществе царит полное негодование по поводу тех темных сил, которые правят Россией. Все были под влиянием речей Государственной Думы и Государственного Совета и все отзываются с остервенением о той особе, которая является руководительницей темных сил. Письмо Гучкова к Алексееву после думских речей потеряло свое значение, ибо он говорил в августе то, что с трибуны сказали в ноябре. <…> В Москве народ говорит, будто Полковник с Красного Крыльца в Москве объявит о заточении своей супруги в монастырь. Но до этого не дойдет дело»902. Показательно, что и в этих слухах императрица все еще противопоставляется своему мужу: часть общества продолжает надеяться, что августейший полковник найдет в себе силы избавиться от пагубного влияния супруги и даже подвергнет ее аресту.
