— Сегодня ты будешь сама себя обслуживать, — пояснил он с нескрываемым удовольствием. — Но я не жду, что ты разгорячишься без всякой помощи, хотя я знаю, ты можешь. Мне известно, что этот флакон сделал тебя богатой, и, черт возьми, я знаю, это по-настоящему заведет меня. — Тони провел рукой вверх-вниз по длинному стеклянному цилиндру и похлопал по его закругленному колпачку. — Как ты думаешь, почему его сделали такой формы? Он как будто специально для этого предназначен.
От страха Наташа не могла ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, она подумала, что ее опять стошнит прямо здесь.
— Я выбрал для тебя самый большой. Ну, детка, давай, воспользуйся им. Представь себе, что это я внутри тебя и ты просишь меня еще продолжать. А я буду просто сидеть и смотреть спектакль.
— Нет, — сдавленно прохрипела Наташа.
— Нет? — Брови Тони изумленно поползли вверх.
— Нет. Не буду.
Недоверчиво покачав головой, он поставил флакон обратно на комод и потянулся к столику у кровати за нераспечатанной пачкой сигарет.
— Дорогая, ты удивляешь меня.
Она сидела совершенно неподвижно, словно загипнотизированная, следя за его руками, когда он снимал целлофан с пачки и комкал его. Ни за что на свете она не согласится на эту мерзость. Но как ей быть, она не может отказаться. В верхнем, слегка выдвинутом ящике ночного столика Наташа заметила что-то черное и блестящее. Пистолет.
«Я могла бы выхватить его, и мои мозги разлетелись бы по всей спальне, — сказала она себе. — Во всяком случае, со всем было бы покончено».
Тони не спеша открыл пачку, легонько постучал ею по ладони, чтобы немного вытолкнуть оттуда несколько сигарет, и взял одну из них в рот; неожиданно он заговорил серьезным тоном:
— Перед тем как начать, я думаю, тебе следует знать, что твой брат заходил поговорить со мной о том небезызвестном телефонном звоночке.
— Бен был здесь? — Наташа вскинула голову, у нее в глазах появился страх.
— Сукин сын имел наглость обвинять меня, требовал объяснений и лез в бутылку. Ублюдок даже набросился на меня с кулаками, представь себе. — Он улыбнулся. — Но я не выдал твой маленький секрет. Я защитил тебя, крошка. Я ведь всегда так делаю, верно?
Тони сделал паузу, словно ожидая от нее подтверждения своим словам, потом взял лежавший рядом с флаконом духов листок белой бумаги и помахал им перед Наташей.
— Я позволил себе написать небольшое послание, в котором изложил то, что произошло тогда в Вестерфилде, и все подробности наших теперешних отношений. Ну, понимаешь, то, как ты соблазнила меня, как продолжаешь приходить сюда, несмотря на мои протесты. Я дал ясно понять, что моя совесть не позволяет мне молчать. — Он выразительно кивнул и положил письмо. — Я всерьез подумываю отправить это письмо определенным людям и посмотреть, что из этого выйдет. Это наживка. — Мгновение он без всякого выражения смотрел на нее, вертя в руке незажженную сигарету, а затем снова отвернулся к комоду. — Где, черт возьми, моя зажигалка?
Наташа представила себе, как Итан читает это письмо; тошнота поднялась к ее горлу, и она испугалась, что потеряет сознание. Что бы она ни сделала, все равно — где уверенность, что Тони будет хранить молчание. И нет способа избавиться от этого.
А что еще может прийти в голову этому подонку в следующий раз? Ее мозг лихорадочно работал, и Наташа почувствовала капельки пота на верхней губе.
— За эту зажигалку я заплатил шестьсот долларов, — ворчал Тони.
Она в ловушке. Ей остается только беспомощно ждать, что он тем или иным способом погубит ее. Она содрогнулась от отчаяния и ярости. Это не может так продолжаться, не может. Не должно. Она застыла, осознав, на что готова.
Не долго думая, Наташа быстро и бесшумно выдвинула ящик ночного столика настолько, чтобы можно было достать пистолет. Вскочив на ноги, она сжала его обеими руками и направила в широкую спину Тони, держа перед собой и для устойчивости расставив пошире ноги.
— Нет, подонок, — прошептала она с ненавистью, — я тебе не позволю!
Она выстрелила, и руки у нее не дрогнули. Один выстрел, второй, третий.
Выстрелы звучали в комнате как взрывы. Пули пронзили тело Тони, и кровь струями хлестала во все стороны. Он начал поворачиваться, но упал на пол, не успев посмотреть на нее, а кровь уже начала образовывать вокруг него темную лужицу.
После звука выстрелов внезапно наступившая тишина была жуткой. Наташа стояла, как парализованная, с удивлением глядя на совершенно неподвижное тело Тони, уставившиеся в потолок глаза и руку, все еще державшую сигарету. Вот так, проще простого. Все произошло очень быстро.
Наташа прошла мимо Тони к комоду, взяла письмо и замерла. На фирменном бланке, принадлежащем Управлению обслуживания Хирна, было напечатано несколько строк.
«Уважаемый квартиросъемщик, в связи с ремонтными работами на бойлере во вторник с десяти до двенадцати часов дня в доме будет отключена горячая вода. Приносим свои извинения за причиненные вам неудобства».
Наташа, сжав кулаки, уставилась на клочок бумаги. Тони просто играл с ней в одну из своих игр. Прищурившись от ненависти, она оглянулась на тело, с трудом сдержавшись, чтобы не пнуть его ногой.
Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы снова прийти в себя, потом, приподняв перед юбки, протерла пистолет, держа его через ткань, положила обратно в ящик и быстро пошла к двери, задержавшись на пороге, чтобы вытереть юбкой ручки с обеих сторон входной двери. Спустившись вниз на служебном лифте, Наташа незамеченной вышла через черный ход на 64-ю улицу.
30
Один день отсутствия по случаю торжества в «Грейси Мэншн», и накапливается гора бумажной работы. Карлин с унынием посмотрела на огромную кипу папок, наваленных на ее рабочем столе, потом взглянула на часы. Два восемнадцать. Успеет ли она разделаться с этой грудой бумаг до начала ежемесячного собрания у капитана Фэллона в четыре часа? Почувствовав себя усталой уже только при мысли о такой работе, она потерла глаза; как всегда, ей хотелось, чтобы кто-нибудь отвлек ее чем-нибудь срочным, чем-нибудь интересным.
Лейтенантам полиции не следовало бы поддаваться таким настроениям. Что-либо интересное в их работе означает лишь одно — новое преступление против ничем не повинных граждан. Но спокойная дневная работа за столом не могла отвлечь ее от мыслей о том, почему упорно молчит ее домашний телефон, почему Бен Дамирофф, будучи центром ее жизни, канул в пустоту, которая становилась все глубже и мучительней. И когда внезапно раздался телефонный звонок, Карлин с удивлением оторвалась от работы.
