— О, Мышелов…!
Глубокий, исполненный чувства шепот Фафхрда и вдруг упершаяся в грудь рука остановили Мышелова. И Серый даже не понял, вернулся ли его дух обратно на дно Внешнего Моря или же просто его уводящее от действительности воображение претерпело фантастическое изменение.
Они стояли у входа в громадный подводный грот, многими ступенями и террасами подымавшийся к невидимому потолку, с которого каскадами лилось серебристое сияние, подобное лунному свету, только раза в три ярче. В гроте сильно воняло рыбой, как, впрочем, и во всем туннеле, на дне повсюду лежали задыхающиеся рыбины, угри и маленькие осьминоги; стены между свисающими шпалерами водорослями и их серебристо-зелеными вуалями, гроздьями облепили моллюски, большие и крошечные, а уютные ниши и сводчатые проходы образовали потоки воды и песка.
Серебряный туман сгущался на террасах не равномерно, а какими-то вихрями и волнами. Первая из трех террас оказалась в самом центре, ровная полоса и несколько невысоких ступеней отделяли ее от горла туннеля. На самой террасе стоял широкий каменный стол, опушенный по сторонам водорослями, ножки его были инкрустированы моллюсками, но пятнистая мраморная крышка была отполирована до исключительной гладкости. На краю стола оказалась большая золотая чаша, возле нее — три золотых кубка.
За первой террасой вздымался второй марш неровных ступеней, тонувших в угрожающей тьме, теснящей лестницу с боков. Повыше, над областями тьмы, свет облюбовал вторую и третью террасы. Та, что была справа, со стороны Фафхрда, скажем так, потому что он стоял ближе к правой стенке туннеля, сверкала перламутром, переливчатая крыша аркой вздымалась над нею, образуя как бы гигантскую раковину, из пола жемчужинами выступали округлости, похожие на горки атласных подушек. Терраса со стороны Мышелова была чуть пониже. Позади нее волнистыми прядями ниспадали свекольно-бурые водоросли, уютно ложащиеся на пол, словно мягкая мебель. Между этой парой террас новая череда неровных ступеней уводила вверх, во мрак.
Мелькавшие тени, странное поблескивание, какие-то темные дуновенья — все указывало на то, что в темных нишах что-то таится, но и в отношении террас сомневаться не приходилось. На верхней террасе, ближе к Фафхрду стояла высокая пышная красавица, золотые волосы ее были уложены в какое-то подобие раковины, одеяние ее из золоченой рыболовной сети обтягивало бледно-зеленую кожу. Между пальцами у нее виднелись зеленоватые перепонки, а, когда она повернулась, сбоку на шее стали видны узкие щели жабер.
Со стороны Мышелова оказалось создание изящнейшее и непередаваемо женственное, серебристая плоть ее явно переходила в серебряные чешуйки на плечах, спине и бедрах, слегка прикрытых фиалкового цвета кисеей, расчесанные надвое короткие темные волосы были откинуты с невысокого лба серебристым гребнем.
Кем была третья фигура, скрючившаяся за столом, дряхлая и древняя, жилистая от старости, облаченная в черный плащ или в какое-то другое черное одеяние, сразу понять было трудно. Куст темно-рыжих, словно ржавчиной покрытых волос толщиной со среднюю веревку торчал во все стороны, перепонки и жабры были куда более заметны.
На каждой из женщин была металлическая маска, по форме и виду напоминавшая ту, изъеденную морем, что Фафхрд разыскал в иле. На первой она была золотой, на второй — серебряной, на третьей — из потемневшей, покрытой зелеными пятнами бронзы.
Две первые женщины стояли спокойно, словно со стороны наблюдая за происходящим. Жилистой морской ведьме не стоялось на месте — ее так и трясло, хотя она только переминалась с ноги на ногу. В обеих руках у нее было по короткому кнуту, перепонки снаружи прикрывали стиснутые костяшки, кнутами этими она подгоняла и раскручивала с полдюжины быстро вращавшихся на полированной крышке стола предметов. Что они собой представляли, сказать было трудно, разве что все они были овальными. Судя по тому, что при всем том они казались еще и полупрозрачными, это были небольшие кольца или блюдца, сплошными предметами они быть не могли. Отливая серебром, зеленью и золотом, они быстро вращались и одновременно неслись по столь запутанным и пересекающимся орбитам, что в подернутом дымкой воздухе оставляли за собой светящийся след. Едва хоть один из предметов замедлял свое вращение и его истинная форма начинала проступать, и она тут же двумя—тремя ударами хлестко подгоняла его; если же волчки слишком приближались к краю стола, или к золотой чаше, или могли столкнуться, она уверенными движениями снова направляла их путь… Время от времени с невероятной ловкостью она подхлестывала каждый из предметов, так что он подскакивал в воздух, а потом приземлялся, не замедляя вращения и оставляя за собой тающий серебряный след.
Эти-то крутящиеся предметы и испускали свист и прерывистые стоны, которые Мышелов заслышал еще издали, из туннеля.
Наблюдая теперь и слушая, Серый убедился — отчасти потому, что серебристые трубчатые траектории над столом напоминали воздушный колодец, в который они спускались по веревке, и туннель, по илистому дну которого пришпорь им так долго шлепать, — что эти-то кружащиеся предметы и лежат в основе магии, что открыла перед ними путь в глубины Внутреннего Моря и держала его открытым. И едва только кружение это прекратится, и колодец, и шатер, и туннель обрушатся, а воды Внутреннего Моря по скалистому ходу стремительно ринутся в этот грот.
Действительно, жилистая подводная ведьма поглядела на Мышелова так, словно уже долгие часы трудилась за этим столом и, что было куда более уместным, могла еще подгонять свои волчки не меньшее время. Признаков утомления она не обнаруживала, разве что ритмично вздымалась и опадала ее плоская грудная клетка, да посвистывало дыхание за маской, да пульсировали жаберные щели.
Теперь она, казалось, впервые заметила их, Мышелова и Фафхрда, и, не замедляя движений, обратила к ним свою бронзовую маску с красными веревками на покрытом зелеными пятнами лбу и поглядела на них… голодными, похоже, глазами. Внимательно разглядев обоих приятелей, она дважды кивнула назад, за спину, словно указывая им дорогу. И тогда зеленая и серебристая королевы безмолвно пригласили героев.
Это пробудило и Мышелова и Фафхрда от оцепенения, и они дружно отреагировали. Проходя мимо стола, Мышелов почуял запах вина и остановился, чтобы взять по золотому кубку себе и другу. Каждый осушил чару, хотя содержимое отливало зеленью, потому что запах-то был правильный, и вино отдавало пламенной терпкостью.
Мышелов заглянул в чашу, зелена вина в ней не было, она до краев была наполнена кристально чистой жидкостью, которая могла оказаться водой, а могла ею и не быть. На жидкости плавала модель, едва с палец длиной, — черный кораблик. От носа его вглубь уходила тонкая воздушная трубка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
