требуется шестьдесят лет невероятных страданий и усилий, чтобы создать такую личность, и только тогда она будет достаточно хороша, чтобы умереть. Этот болезненный парадокс наносит ущерб не только самому человеку – меньше всего ему самому. Он чувствует себя мучительно уникальным, и все же он знает, что это не имеет никакого значения, пока принимается во внимание окончательный результат. Его жизнь оборвется так же, как жизнь кузнечика, хотя и продлится дольше.
Как мы заметили, дело в том, что даже при самом высоком личном развитии и свободе, человек сталкивается с настоящим отчаянием человеческого состояния. Действительно, благодаря этому развитию он прекрасно видит окружающую реальность; пути назад к удобствам безопасной и защищенной жизни нет. Человек застрял в своей собственной проблеме, и все же не может полагаться на себя, чтобы понять истинный смысл происходящего. Для такого человека, как сказал Камю: «Тяжесть дней ужасна». Что же это значит, задали мы вопрос в четвертой главе, говорить такие красивые фразы, как «бытийное познание», «полностью центрированный человек», «полный гуманизм», «радость пиковых переживаний» или тому подобные, если мы серьезно не сопоставляем такие идеи с бременем и страхом, которые они также несут? Наконец, задав такие вопросы, мы увидели, что можем поставить под сомнение всю ценность терапии. Какую радость и утешение она может дать полностью пробужденным людям? Как только вы принимаете действительно отчаянную ситуацию, в которой человек находится, вы приходите к осознанию не только нормальности невроза, но и того, что даже психотический сбой представляет лишь небольшая заминка в рутине жизни. Если подавление делает невыносимую жизнь пригодной для того, чтобы существовать в ней, то для некоторых людей самопознание может полностью разрушить ее. Ранк чувствовал эту проблему очень тонко и много говорил о ней. Я хотел бы подробно процитировать его необычно зрелую и трезвую психоаналитическую рефлексию, которая прекрасно выражает стоическую картину мира самого Фрейда:
Женщина приходит на консультацию; что с ней? Она страдает от каких-то кишечных симптомов, болезненных приступов неких проблем с желудком. Она болела восемь лет и обошля всех врачей… Она пришла к выводу, что проблема, должно быть, имеет эмоциональный характер. Она не замужем, ей тридцать пять лет. Она кажется мне (и признает это сама) довольно хорошо приспособленной. Она живет с сестрой, которая состоит в браке; они хорошо ладят. Она наслаждается жизнью, летом ездит в деревню. У нее небольшая проблема с желудком; почему бы не игнорировать ее – говорю я ей – потому что если мы начнем докапываться до причин приступов, случающихся раз в две недели или около того, то не знаем, какую еще проблему обнаружим в качестве причины. Вероятно, этот защитный механизм – способ приспособить, возможно, это цена, которую она должна заплатить. Она никогда не была замужем, она никогда не любила, и поэтому никогда не выполняла свою роль. Нельзя иметь все и сразу, вероятно, ей приходится платить. В конце концов, какая разница, если у нее иногда случаются эти приступы расстройства желудка? И у меня они бывают, да и у вас, вероятно, тоже. У кого-то вместо этого болит голова. Другими словами, вопрос не в том, в состоянии ли мы вылечить пациента, можем ли мы это сделать или нет, а должны ли мы это делать28.
Никакая организменная жизнь не может самостоятельно распространяться во всех направлениях; в некоторых областях каждый должен уйти в себя, понести суровое наказание за естественные страхи и ограничения. Вслед за Адлером можно сказать, что психическое заболевание связано с «проблемами в жизни», но мы должны помнить, что сама жизнь – это непреодолимая проблема. Это не значит, что психотерапия не может помогать истерзанным и подавленным людям, а также давать приемущество каждому, кто ценит и может использовать самопознание. Психотерапия позволяет людям самоутвердиться и разрушать идолов, ограничивающих самооценку, снять груз невротической вины – лишняя вина накладывается поверх естественной экзистенциальной вины. Она может убрать невротическое отчаяние – отчаяние, которое исходит от слишком жесткой фокусировки на безопасности и удовлетворении. Когда человек становится менее фрагментированным, менее заблокированным и замкнутым, он испытывает настоящую радость: радость обретения большей части себя, освобождения от брони и сковывающих рефлексов, сбрасывания цепей некритичной и обреченной на провал зависимости, контроля над собственной энергией, открытия аспектов мира, интенсивного переживания в настоящий момент, который теперь свободен от предвзятых восприятий, новых возможностей выбора и действий и так далее. Да, все это может делать психотерапия, но есть многие вещи, которые ей не под силу, и они не освещались достаточно широко. Часто кажется, что психотерапия дает несбыточные обещания: постоянная радость, восторг, праздник жизни, идеальная любовь и идеальная свобода. Кажется, она обещает, что эти вещи легко найти, достигнув самопознания, и они должны и могут характеризовать бодрствующее сознание. Как сказала одна пациентка, после курса терапии «первичным криком»: «Я чувствую себя такой фантастической и замечательной, но это только начало – подождите, пока вы не увидите меня через пять лет, это будет потрясающе!». Нам остается только надеяться, что она не будет слишком несчастна. Не все так честны, как Фрейд, который сказал, что излечил невротика от страданий только для того, чтобы открыть ему глаза. Только ангелы знают о неослабевающей радости или способны выдержать ее. И все же мы видим книги целителей разума с их кричащими названиями: «Радость!», «Пробуждение» и тому подобное; мы встречаем их лично в лекционных залах или группах, излучающих своее особое внутреннеее, уверенное в себе благополучие, которое передает нам безошибочное послание: мы можем сделать это и для вас, если вы только позволите. Я никогда не видел и не слышал, чтобы они сообщали об опасностях полного освобождения, которое они так настойчиво предлагают; скажем, рядом с табличкой, рекламирующей радость, поставить еще одну табличку с надписью «Опасность: реальная вероятность пробуждения ужаса и страха, от которых нет пути назад». Это было бы честно, а также избавило бы их от части вины за случайные самоубийства, которые время от времени происходят в процессе терапии.
Но также было бы очень трудно взять прямолинейный рецепт рая на земле и сделать его двусмысленным; нельзя быть действующим пророком с посланием, половину которого ты потом отрицаешь, особенно если тебе нужны платежеспособные клиенты и преданные поклонники. Психотерапевты попали в современную культуру и вынуждены быть ее частью. Коммерческий индустриализм обещал западному человеку рай на земле, подробно описанный в голливудском мифе, который заменил рай на небесах мифа христианского. А теперь психология должна заменить оба этих мифа новым мифом о рае через самопознание. Это обещание психологии, и по
