всем своим существом за то, что он даже сейчас просто был рядом.
— Спасибо, — едва слышно выдохнул я.
Ричи не ответил, только его рука чуть сильнее сжалась на моем плече.
Озеро переливалось, весело и беззаботно сверкая в лучах июньского солнца, ветер слабо шевелил кроны деревьев, выпустивших в палитру этого года гамму зеленых цветов. А мы так и стояли, молча глядя на воду, и в этом молчании скрывалось больше смысла, чем во всех словах этого мира.
***
— Точно не хочешь заехать домой? — спросил Ричи, крутя в руках телефон.
Мы вернулись в отель собрать вещи, чтобы наконец уехать из этого города, бывшим когда-то моей ловушкой.
Еще по дороге сюда друг спросил меня об этом, не хотел бы я навестить родителей перед тем, как снова уехать. Я промолчал. Да и сейчас молча покачал головой.
Я не знал, куда уехали родители, когда наш дом сгорел. Не знал, искали ли они меня, продолжают ли работать, живут до сих пор вместе или разъехались. Я не узнавал и не хотел этого знать.
Я больше не хотел соприкасаться с прошлым, боясь, что оно может снова захватить меня в свой плен.
Ричи, поняв всё по одному выражению моего лица, вызвал такси.
Через 15 минут мы, пройдя через ресепшен, вышли из отеля и сели в машину, понесшую нас на вокзал. Ричи смотрел в окно, на его лице гуляло странно задумчивое выражение. Я с опозданием подумал, что возможно он не просто так спрашивал про дом.
— А ты… ты не хочешь навестить матушку? — неуверенно спросил я.
Я не был уверен, что это вообще мое дело. Но и не спросить я не мог, я чувствовал вину за то, что он оставил ее.
Ричи покачал головой.
— Она умерла. Через пару месяцев, как я уехал из Чикаго, — тихо ответил он.
Меня словно парализовало. Я смотрел на него во все глаза, ожидая хоть какой-то реакции. Я вспомнил, как он исчез на какое-то время тогда, в Торонто, а когда вернулся, сказал, что у него умер отец.
Может быть он как раз ездил на похороны своей матери. Но у меня язык не повернулся спросить об этом.
— Чем она болела? — через какое-то время выдавил я.
Ричи обернулся, одарив меня печальной улыбкой.
— У нее был рак. Ее должны были забрать в больницу как раз перед тем, как я уехал. Уже тогда она была не в себе. Ее забрали на следующий день. Я был с врачами на связи постоянно, но она так и не пришла в сознание, умерев во сне, — рассказал он.
В его улыбке сквозила боль утраты. Уже притупившаяся, та, которая преследует тебя с момента потери близкого человека и до конца жизни.
Невольно я вспомнил Аманду. Пусть она не была моей матерью, но я отчасти понимал чувства друга. Я тоже потерял близкого мне человека, но я хотя бы успел с ней проститься. Пересев чуть ближе, я сжал плечо Ричи.
— Мне жаль, — вырвалось у меня.
Друг кивнул, отвернувшись к окну.
— Главное, что она не мучалась. Знаешь, я верю, что где-то в другом мире она счастлива. И когда-нибудь мы вновь увидимся. И тогда я больше ее не оставлю, — тихо протянул он.
Его слова отдавали сентиментальностью, но разве я мог его винить за это. Наоборот, гадкое чувство вины больно кольнуло сердце. Ведь Ричи уехал из-за меня, оставив ее одну умирать. Друг видимо это почувствовал, потому что повернулся, посмотрев на меня.
— Не вини себя. В конце концов, это был мой выбор.
Я только кивнул. Было всё так просто.
Через несколько минут, мы уже были на вокзале. Купив билеты, мы уселись на самых дальних местах автобуса, уютно огородив себя сумками от остальных людей. Теперь я хотя бы мог с ним разговаривать, не боясь, что люди не так поймут меня.
— Ну что? Едем домой? — улыбнувшись, спросил Ричи, когда мы тронулись.
Я ответил ему такой же улыбкой. Слово «дом» привычным теплом отозвалось в моей груди.
— Да. Домой, — кивнул я.
Его разноцветные глаза сияли теплом и добротой. И я укутался их светом, как одеялом. Вряд ли кто-то еще смотрел на меня так в этой жизни. Вряд ли кому-то я был настолько важен, как этому человеку, считавшему меня своим названым братом. И я сомневался, что найду еще кого-то, кто будет смотреть на меня так же.
Я был нужен кому-то. Я был важен. Моя жизнь всё же имела смысл. Убаюканный этой мыслью, я уснул, уронив голову на плечо друга.
А автобус нес нас в город моей детской мечты, успевший стать для меня домом.
Глава 22
Найти новую работу было не так просто, как я рассчитывал. На моей прежней работе были рады узнать, что со мной все в порядке. Правда пришлось врать насчет болезни матери, живущей в глуши, где нет связи. Не знаю, поверили мне или нет, в любом случае на мое место уже нашли другого человека.
Руководство обещало позвонить, если вдруг найдется вакансия, но я особо не рассчитывал на них.
Ричи повезло больше: он почти сразу же устроился в ту фирму, где якобы работал до этого, и где я не смог его отыскать, когда думал, что спятил. Впрочем, в деньгах мы пока не нуждались — у меня еще была приличная сумма, сворованная у Моргана.
Между собеседованиями я занимался своей новой квартирой. Переклеил обои, сменил плинтуса. Подумав, заменил кое-какую мебель. Квартира преобразилась, стала светлее и просторнее, но не потеряла тот шарм, который здесь создала Аманда. Я сделал всё, чтобы та часть души, которую она вложила в это место, осталась со мной.
Когда с квартирой было закончено, я занялся проявлением фотографий со старого фотоаппарата Аманды. С этим возникли небольшие проблемы: фотоаппарат был действительно древний, так что мне пришлось поискать человека, который проявил бы мне эту пленку.
Фотографий было много, и какие это были фотографии! Где только не побывала эта чудесная женщина в последние дни своей жизни: Италия, Испания, Франция, Швейцария, Мексика. От фоток итальянской пиццы и пасты текли слюни, Барселона поражала своими виноградниками и винодельнями — кажется Аманда даже успела побывать на дегустации вин. Там была и очаровательная в своей банальности фотография на фоне Эйфелевой башни, чудесный ресторан на Елисейских полях, тихоокеанское побережье в Акапулько, потрясающее воображение своими пальмами, поражающий своей зеленью Медный каньон10. Каждая фотография — словно обложка на книгу или картина на выставку.
