В сознание волнами нахлынули эмоции, они шли отовсюду, с земли с воздуха, но самые мощные порывы шли из соснового бора, начинающегося сразу за домом. Эта надежда, страх, боль, голод, ударили меня так, что я непроизвольно опустился на колени и прижал ладони к ушам. Но от этого легче не стало.
В голове стучала только одна мысль.
— Закрыться! Скорей закрыться.
Я не мог больше стоять на коленях и упал, скрючившись на землю. Тысячи, миллионы иголок казалось, пронзали мозг. На долю секунды сознание исчезло.
К счастью на улице никого не было, все уже ушли в дом, поэтому моего падения никто не видел. Когда пришел в себя, интенсивность ощущений снизилась, как будто между мной и окружающимвозникла среда, гасящая звуки и эмоции. Я сел и огляделся. Голову ломило со страшной силой.
— Интересно, что это было, — пришел в голову первый вопрос, и почти сразу до меня дошла суть произошедшего.
— Я ощущаю лес, и все живое вокруг! — удивленно констатировал я.
Тихо скрипнула дверь, и с крыльца послышался знакомый голос деда. Он громко воскликнул по-карельски.
— Ты чего это на сырой земле сидишь? Быстро вставай!
Я с трудом встал и побрел в его сторону. Тем временем дедушка, кряхтя, сам спустился с крыльца и молча смотрел, как я иду к нему.
Дед и раньше был невысокий, а сейчас казался совсем съежившимся и сухим. Голова его была белая, как и коротко стриженная борода.
— Ну, здравствуй внучок, — прошамкал он беззубым ртом, — давненько тебя не видел, все же тридцать лет прошло. Когда он обнял меня, оказалось, что мы сейчас одинакового роста. От него пахло травами и табаком.
Как и раньше, говорил он со мной по-карельски, я понимал его хорошо, вот только отвечал всегда по-русски.
— Деда, ты меня узнал? — удивленно воскликнул я.
— А чего тут трудного, — усмехнулся он, и его аура обычного человека резко потемнела, взметнулась черным колпаком вокруг головы и тут же бессильно опала, вновь становясь прежней.
Я, открыв рот, смотрел на эти превращения, а дед внимательно глядел на меня..
— Хм, занятно, — наконец, сказал он, — ладно пойдем в дом, самовар уже кипит, мать на стол накрыла, сейчас сама выскочит, да еще нас наругает, что задерживаемся…
На негнущихся ногах я поднялся по ступенькам вслед за дедом и попал в большое холодное помещение, которое отделяло жилые комнаты от прочих, сеновала и хлева, где тридцать лет назад мычала корова, блеяли овцы и козы, но сейчас оттуда не доносилось ни звука. Дед, несмотря на свои девяносто лет, двигался шустро. И мне пришлось поторапливаться.
Мы зашли на кухню, где около огромной печи хозяйничала мама.
— Ну, наконец-то явились, — сказала она, — Саша, быстро к рукомойнику умываться, после этого за стол.
Он сама не замечала, что тоже говорит по-карельски. Батя сидел за столом расставлял пиво, и улыбался.
— Наташа, — обратился он к маме, — ты случайно не забыла, что я ни бельмеса в вашем разговоре не понимаю?
— А пора бы уже и выучить, столько лет прошло, — беззлобно ответила та и тоже села за стол.
Я воспользовался моментом и сказал:
— А меня дедушка сразу узнал и даже не удивился.
Родители переглянулись.
Мама фыркнула и заявила:
— Нисколько в этом не сомневалась, да и отец тоже.
Дед, в ответ на это заявление только хмыкнул и никак не прокомментировал.
На некоторое время разговор прервался, и мы с удовольствием накинулись на деревенские пироги и рыбу. А дед, наоборот, налегал на привезенные городские вкусности.
Батя уже несколько раз разливал по стопкам самогон, а дедушка с удовольствием поддерживал его начинания. Он раскраснелся начал рассказывать о своем житье-бытье, переходя с русского на карельский. Когда из его слов уже ничего нельзя было понять, мама убрала бутыль со стола и погнала всех спать. Дед послушно пошел в свою комнату, батя же спать не хотел.
— Желаю, продолжения банкета! — заявил он маме, но та быстро его уговорила тоже пойти в кровать.
Ей было не до меня, поэтому я спокойно отправился на сеновал, но тот меня разочаровал, раньше там было полно сена, которое пахло душистой травой и летом, в нем тихо шуршали мыши, которых я совсем не боялся. Сейчас же сена там почти не осталось, да и было оно старое и трухлявое. Плюнув на сеновал, я спустился на первый этаж и прошел в маленькую комнатку, где раньше любила спать бабушка, Там все было, как раньше, я быстро разделся и улегся на пружинную кровать с огромной пуховой периной, накрылся тяжелым ватным одеялом и закрыл глаза.
Было удивительно тихо. Какое-то время я лежал, пытаясь заснуть, но сна не было.
— Странно, — неспешно ворочались мысли в моей голове, — оказывается у деда аура некроманта, вот наверно от кого я получил свои способности, — сделал я окончательный вывод.
В это время дверь неслышно отворилась, и в комнату зашел дедушка.
— Чувствую, ты не спишь, — сказал он тихо, — поэтому решил рассказать одну старую престарую историю.
Он уселся на табурет, стоявший у окна и без паузы приступил к рассказу.
— Было это очень давно. Жил в Москве один царь, как звать его не помню, забыл, хотя дед мой и рассказывал подробно. Но это не важно. Важно, что не было у этого царя или князя, детей. Узнал тот царь, что живут в наших местах сильные колдуны — арбуии велел их призвать. Был среди них наш предок, которого звали Лембо (Леший).
— Здорово! — восхитился я, — значит, твоя фамилия с тех пор существует. Ведь мама тоже Лембоева была до того, как за папу замуж вышла.
— Молчи! — ругнулся дед, — не сбивай с мысли. Так вот, прибыли колдуны в Москву, и сделали свое дело, родился у царя сын, Иоанном его назвали. Великим он
