Уставший от ссылки Наполеон то и дело обижал своих спутников, которые вдобавок еще и ссорились между собой. О психологической совместимости тогда никто не знал. Женщины – мадам Монтолон и мадам Бертран – постоянно ругались. Не отставали и мужчины.
Их к тому же становилось меньше. В январе 1818 года был выслан с острова генерал Гурго, и тогда же умер Киприани, дворецкий императора. Еще через месяц умерла горничная. В апреле Лоу попытался отнять у Наполеона Барри О'Мира, которого подозревал в чрезмерных симпатиях к императору, но Наполеон отказался принимать другого врача, и О'Мира вернули (но только до июля, когда к императору был все-таки назначен новый врач). В мае Лоу запретил всем офицерам, жителям острова и другим лицам, поддерживать переписку или контакт «с иностранными лицами» под угрозой ареста. 18 мая эта бумага была зачитана всем английским слугам Лонгвуда. Их работа становилась невозможной, и Наполеон приказал освободить от обязанностей всю английскую прислугу. Также в мае с острова был выслан повар Наполеона Лепаж.
Императору становилось все скучнее на острове. Собеседники, видимо, изрядно приелись ему, а может, им самим прискучили его воспоминания. Когда ситуация проделала переход от великого до смешного, точно неизвестно, но 10 марта 1819 года оказался последним днем, когда Наполеон разговаривал с Монтолоном на серьезную историческую тему – о якобинцах и революции. Потом всех окончательно заел быт. В июле 1819 года с острова уехала Альбина де Монтолон с детьми (в том числе с девочкой, родившейся 26 января 1818 года на Святой Елене и считавшейся дочерью Наполеона).
Впрочем, в сентябре 1819 года Наполеону могло казаться, что все пошло на второй круг: на остров прибыли «новенькие». Однако радость от этого известия наверняка была короткой: персоны оказались уж больно мелкокалиберные – священники Буонавита и Виньяли, врач Франсуа Антоммарки, дворецкий Жак Курсе и повар Жак Шанделье. Маршан пишет, что «император был немного разочарован деловыми качествами прибывших людей».
67-летний священник Антонио Буонавита от перенесенных болезней трясся и плохо говорил. Антоммарки скоро заболел сам и вообще, как отмечал Маршан, «с наибольшим трудом приспосабливался к монотонной жизни в Лонгвуде».
В июне 1820 года Бертран засобирался в Европу вместе с семьей. Если бы он уехал, из всей свиты императора остался бы один Монтолон, который время от времени заболевал. Возможно, Наполеон как-то сразу понял, что вот это и есть пытка – когда ты одинок в мире людей. Император слег. «Его силы убывали, и даже ветер вызывал у него боль…», – пишет Маршан.
Антоммарки получил возможность показать свою квалификацию и сделал это так, что в этой самой квалификации сразу возникли очень больше сомнения: он поставил Наполеону нарывные пластыри на руки, предварительно даже не побрив их. После этого Антоммарки уехал в Джеймстаун и только после возвращения осведомился, как чувствует себя пациент. Император разозлился и выгнал Антоммарки со словами: «Ты – невежда, а я еще больше, поскольку разрешил тебе сделать это!». (Потом, правда, выяснилось, что нарывные пластыри помогли, но отношение императора к Антоммарки от этого не переменилось).
В конце 1820 года Наполеон впал в «летаргическое состояние». На улицу он выходил редко. Любая еда казалась ему невкусной. Если подавали кусок мяса, он высасывал из него сок, но ни разжевать, ни проглотить уже ничего не мог. Антоммарки пренебрегал своими обязанностями до такой степени, что в конце концов Маршан выучился делать императору перевязки.
1 января 1821 года в ответ на поздравления Маршана император ответил: «Мой конец близок, я не смогу долго протянуть». Спутники по ссылке – отец Буонавита, повар Шанделье, мадам Бертран с детьми – ссылаясь на болезни, готовились к отъезду, создавая «грустную атмосферу среди остальных членов колонии». Император хотел было выгнать и Антоммарки, но потом остыл.
Прогулки становились все реже. После них император в изнеможении падал на кушетку. У императора постоянно мерзли ноги – их обкладывали или горячими полотенцами, или бутылками с горячей водой. Наполеон узнал, что его сестра Элиза умерла еще в августе 1820 года, и сказал Монтолону: «Теперь моя очередь».
17 марта императора уговорили прокатиться в карете. Он оделся, вышел на улицу, но не смог забраться в карету. Вернувшись в комнату, он сразу лег в постель «и уже почти никогда не покидал ее», – пишет Маршан. Император не мог есть – все съеденное тотчас исторгалось желудком. При этом еще и Антоммарки предлагал принять рвотное. Так что его пациент уже через неделю был совершенно измучен постоянной тошнотой. Бертран, Монтолон и Маршан установили график дежурств в спальне императора, Антоммарки же «заглядывал» туда время от времени. В конце марта император еще иногда вставал, чтобы посидеть в кресле. Наполеон, видимо, тосковал по миру, по уходящей жизни: 29 марта он попросил Бертрана выйти в сад и принести ему оттуда цветок. Бертран принес анютины глазки, и Наполеон поставил цветок в стакане воды у себя на столе.
В эти же дни Лоу озаботился тем, что уже давно никто из его офицеров не видел Наполеона. Губернатор настолько опасался побега своего узника, что готов был брать Лонгвуд штурмом. Однако вечером 1 апреля, уступив уговорам Бертрана и Монтолона, Наполеон принял у себя английского врача Арнотта. 2 апреля Арнотт снова пришел. Для Наполеона он был не врач, а новый собеседник: Наполеон разговаривал с ним о Египте, предлагал заходить еще и сказал потом, что Арнотт кажется ему неплохим человеком.
Вечером 2 апреля Маршан, желая развлечь императора, сказал, что на небе видна комета. Однако император уже все толковал в одну сторону: «А, моя смерть будет отмечена, как смерть Цезаря!». Маршан оторопел, начал что-то объяснять, но так и не смог переменить настроение императора.
3 апреля стало известно, что готов новый дом для императора. «Слишком поздно, – сказал на это Наполеон. – Для его завершения нужно пять лет, а к тому времени мне нужна будет только могила». По ночам он сильно потел. Днем старался отвлечься беседами и письмами. Приема лекарств он избегал всеми способами. 7 апреля император решил побриться (он брился сам еще с тех пор, как был консулом) – это удалось ему после нескольких попыток. Его едой в эти дни было желе. В середине апреля состояние императора было таково, что Маршан кормил его с ложки.
Чтобы отвлечься, император говорил о намерениях описать походы Цезаря, Тюренна, Фридриха Великого (чей будильник, взятый с камина в Берлине, Наполеон привез с собой на Святую Елену). На самом же деле с 15 апреля он начал составлять свое завещание. (Упомянутые в нем лица смогли получить завещанное лишь после прихода к власти Наполеона Третьего, который решил выполнить последнюю волю своего дяди).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
