Описывая события 16 апреля, Маршан упоминает «констанское вино»: «чтобы набраться сил, он немного выпил констанского вина с печеньем». Это вино доставлялось из Южной Африки специально для императора. Согласно версии Бена Вейдера и Стена Форсхувуда, именно в это вино граф де Монтолон в течение нескольких лет малыми порциями добавлял мышьяк. 16 апреля Монтолон был у постели императора, делал записи. Какими глазами он смотрел на то, как его жертва глотает смертельное питье?
В этот день император много говорил с доктором Арноттом об английской армии: об ее потерях в боях с французами, о том, много ли было в армии больных. Правда ли это интересовало человека, одной ногой стоявшего в могиле? Ведь до смерти Наполеону оставалось ровно три недели.
18 апреля Наполеон попросил Бертрана принести ему из сада розу. 19 апреля он едва смог побриться. 20 апреля Наполеон, едва добравшись с помощью Бертрана до стола, сказал доктору Арнотту: «Я приехал, чтобы посидеть у домашнего очага британского народа, обратившись с просьбой об искреннем гостеприимстве, и вопреки всем порядкам, существующим на земле, мне ответили кандалами». В этой речи было еще много слов, сказанных для истории и потомства. Кончалась она словами: «я завещаю позор своей смерти правящему дому Англии». Императору в этот день стало лучше, но когда Маршан, желая подбодрить, обратил на это его внимание, он сказал: «Это просто момент отсрочки».
21 апреля Наполеон вызвал к себе аббата Виньяли и сделал распоряжения о своей заупокойной службе – если уж не пришлось, как Нею, командовать своим расстрелом. Стоявший тут же Антоммарки улыбался – он думал, что император ломает комедию. Заметив это, Наполеон выгнал Антоммарки прочь. 22 апреля Антоммарки через Бертрана просил прощения и был в конце концов допущен к императору. В этот день император занялся распределением разных своих безделушек. На одной из табакерок он ножницами выцарапал букву N – потом она досталась Монтолону.
Этот и следующий день он работал над завещанием. 22 апреля император отдал Маршану бокал с констанским вином: «Возьми его, оно подобно лезвию бритвы, которое режет меня, когда льется в желудок». Может, Монтолон, потеряв терпение, перебарщивал с дозой?!
27 апреля он сделал последние распоряжения по завещанию. 28 апреля начался резкий упадок сил. Утром 29-го он попытался продиктовать несколько дополнительных строк к завещанию, но силы покинули его. «Бедный Наполеон…», – проговорил император. В этот же день Маршан отмечает первые проявления бреда: Наполеон продиктовал новое дополнение к завещанию, но оценил доход от собственности в сумму, которую эта собственность явно не могла принести.
30 апреля доктора принялись рекомендовать своему пациенту все подряд. В этот же день император сказал Антоммарки, что тот должен после его смерти хорошо исследовать его живот, чтобы спасти сына императора от болезни, которая привела отца императора и его самого в могилу.
1 мая к императору пришла графиня Бертран. Она давно его не видела и теперь еле сдержалась, чтобы не заплакать при нем. Император едва мог говорить. 2 мая император попытался встать и на короткое мгновение у него это получилось, но потом ноги не выдержали веса тела, и только кинувшиеся к императору Монтолон и Сен-Дени спасли его от падения. 3 мая Антоммарки и Арнотт, призвав других находившихся на острове докторов (Шорта, Митчелла, Ливингстоуна и Бертона), устроили консилиум, в результате которого решили, что пациенту надо натирать бок одеколоном, а также давать успокаивающие настойки. Наполеон, услышав рекомендации, скорчил гримасу и сказал: «Какие потрясающие результаты мы получили от медицинской науки! Какая консультация! Массировать бок одеколоном с водой! Отлично!».
В этот день форейтор Новерраз, сам еле живой от болезни, пришел проститься к императору. После этого к императору был допущен аббат Виньяли – он исповедал и соборовал Наполеона. Чтобы им не помешали, у дверей комнаты стоял в это время Маршан. 3 и 4 мая Наполеон пил сладкую воду. Его часто рвало, но желудок был пуст. Вечером 4 мая его вырвало «черной жидкостью» – возможно, это была натекшая в желудок кровь. У него начался бред. Тогда он и сказал свои последние слова, которые в одних книжках выглядят как «Армия… Авангард», а у Маршана «Франция… Мой сын… Армия».
В ночь на 5 мая Наполеон впал в беспамятство. В 7 утра к нему в комнату пришли все французы. Маршан так описывал последние мгновения Наполеона на земле: «В 5.50 после полудня послышался пушечный выстрел, служивший сигналом отбоя. Солнце, блеснув своим последним лучом, скрылось за горизонтом. Это был также тот самый момент, когда великий человек, властвовавший своим гением над всем миром, был готов облачиться в свою бессмертную славу. Тревожное состояние доктора Антоммарки достигло предела: рука стала ледяной. Доктор Арнотт подсчитывал секунды между вздохами: сначала пятнадцать секунд, потом тридцать, затем прошло шестьдесят секунд.
Императора больше не было!..».
Но даже смерть не освободила императора из плена Святой Елены. Как известно, он был похоронен на острове в могиле на плато, с которого был виден океан. Похороны состоялись 9 мая. Гарнизон Святой Елены в знак траура встал под ружье. Гроб, поверх которого лежали плащ и шпага, везли на катафалке, следом за ним вели коня императора. Когда гроб опустили в могилу, аббат Виньяли произнес молитву. Больше никто ничего не говорил. Англичане дали салют – три залпа из пятнадцати пушек каждый. Поверх могилы установили огромную каменную глыбу. (Имени на ней не было – Гудсон Лоу соглашался только на «Наполеон Бонапарт», а французы – только на «Наполеон»). Сразу после этого все, кто был на похоронах, бросились обрывать на память веточки ив, под которыми был похоронен великий человек. Чтобы от деревьев, которые так понравились Наполеону, осталось хоть что-нибудь, Гудсон Лоу приказал поставить здесь караул…
Москва в 1812 году
Деревня. Кутузов. Москвичи. Пожар. Мародерство.
1
Москва в 1812 году была столицей на пенсии – потеряв в 1712 году статус главного города России, она за этот век обратилась в гигантскую деревню. Площадей и проспектов не было. Каменные дворцы соседствовали с деревянными домами разной степени ветхости.
Сейчас трудно поверить, но даже все пространство Красной площади было покрыто торговыми лавками, а перед Кремлем имелись остатки земляных редутов, насыпанных еще по повелению Петра Первого, опасавшегося нападения на Москву шведов.
Ее населяли большей частью не люди, а персонажи. Поэт Петр Вяземский в своих записках описал некоторых из них: «В Москве допожарной жили три старые девицы, три сестрицы. Их прозвали тремя Парками. Но эти Парки никого не пугали, а разъезжали по Москве и были непременными посетительницами всех балов, всех съездов и собраний. Как все они ни были стары, но все же третья была меньшая из них. На ней сосредоточились любовь и заботливость старших сестер. Они ее с глаз не спускали, берегли с каким-то материнским чувством и не позволяли ей выезжать из дома одной. Бывало, приедут они на бал первые и уезжают последние. Кто-то однажды говорит старшей: «Как это вы, в ваши лета, можете выдерживать такую трудную жизнь? Неужели вам весело на балах?» – «Чего тут весело, батюшка, – отвечала она. – Но надобно иногда и потешить нашу шалунью». А этой шалунье было уже 62 года. Помню в Москве одного Раевского, лет уже довольно пожилых, которого не звали иначе как Зефир Раевский, потому что он вечно порхал из дома в дом. Порхал он и в разговоре своем, ни на чем серьезно не останавливаясь. Одного Василия Петровича звали Василисой Петровной. Был король Неапольский, генерал Бороздин, который ходил с войском в Неаполь и имел там много успехов по женской части. Он был очень строен и красив. Одного из временщиков царствования императрицы Екатерины, Ив. Ник. Корсакова, прозвали Польским королем, потому что он всегда по жилету носил ленту Белаго Орла. Был князь Долгоруков балкон, так прозванный по сложению губ его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
