Валерий Подорога. Философия и литература. — “ПОЛИТ.РУ”, 2006, 28 июля <http://www.polit.ru>.
Публикуется полная стенограмма лекции профессора, доктора философских наук Валерия Подороги, прочитанной 24 марта 2005 года в клубе “Bilingua” в рамках проекта “Публичные лекции „Полит.ру””. Цитирую: “Поэзия для меня даже и к литературе не относится. Вероятно, это особый род экзистенциальной активности или деятельности, который даже не может быть включен в литературу. А литература в том виде, в каком я ее пытаюсь интерпретировать, это то, что мы можем назвать классической. Классической в том смысле, что умер не только автор, но и все контексты, которые мешают новому чтению. Странное сочетание: постоянное умирание всех окружающих контекстов дает возможность выйти на обнаженное, скажем так, чтение самого текста, возможность полностью его присвоить в качестве современного”.
Дмитрий Полищук. Наважденье одно. Стихи. — “Стороны света”, 2006, № 3 <http://www.stosvet.net/3>.
А у нас в хрущобе (Господи Иисусе!)
завелись удивительные гуси.
Черные, верткие, как головастики,
на крылах — белоснежные свастики.
По ночам в буфете шуруют,
днем — маршируют.
Гнезда вьют под паркетом,
погогатывая при этом.
Ставлю воду им в блюдце золоченом,
солью кормлю с алебастром толченым.
То-то скачут они тогда, напоминая крольчат,
когда умирают — кричат.
(“Веселые гуси”)
Захар Прилепин. [Интервью]. — “KM.Ru”, 2006, 25 июля <http://www.km.ru>.
“Беседуя со своими недругами и товарищами на темы политики, или — шире — самоопределения человека в государстве, я часто, нисколько не кокетничая, говорю, что с легкостью откажусь от своей писательской свободы, если это будет нужно моей стране, начавшей реализацию некоего восстановительного, наступательного, созидательного проекта. Родина, несомненно, превыше всех свобод, которые либо умозрительны, либо вредны — особенно в либеральном их толковании”.
“Несомненным потрясением было прочтение Эдуарда Лимонова. Влияние его на современную литературу бесподобно, и в этом смысле ни Солженицын, ни Аксенов, ни кто угодно ему не конкуренты. Пройдет время, и станет очевидным, что влияние Лимонова в русской литературе (и на нее) сопоставимо только с влиянием Льва Толстого и Достоевского. Это было разное влияние, породившее, безусловно, не только некие системные, важные сдвиги в литературном контексте, но и сонмы беспомощных подражателей”.
См. также: “Не без трепета начинаю работу над жизнеописанием крупнейшего, на мой взгляд, русского писателя XX века. Его гений прискорбно мало ценится в наши дни, когда из „литературного иконостаса” минувшего столетия изъяли нескольких замечательных творцов, а иные лики бесстыдно изуродовали, не пририсовав им разве что рога. Только боль о посмертной судьбе человека, чьи книги стали откровением для меня, заставляют взяться за работу. Внутренне я с тоской осознаю несоизмеримость моего земного рассудка и его — космически непомерного — разума. Я умышленно не называю имени этого писателя. Не хочу преждевременно навлечь его гнев — он был строгий старик”, — так отвечает Захар Прилепин на вопросы “Литературной газеты” (2006, № 32, 2 — 8 августа <http://www.lgz.ru> ).
Cм. также рецензии Сергея Белякова и Сергея Костырко в октябрьском номере “Нового мира” — о романе Захара Прилепина “Санькя” .
Александр Пятигорский. “Кому нужен Сократ”. Беседу вел Слава Сергеев. — “Новое время”, 2006, № 28, 16 июля.
“— Стран нет. Есть только человек. Вы. Я. Понимаете? Про страны это все придумано.
— Хм. А если идешь по улице и там плюют на ботинок, это опять какой-то индивидуум плюнул и страна ни при чем?
— Ни при чем. Это не ваше дело! Вот плюнули вам на ботинок, если вы обиделись — значит, вы дурак. Все как-то устроено. Устроено в нашем сознании.
— А почему это я дурак, если я обиделся? Ответьте, пожалуйста, на этот конкретный вопрос.
— Пожалуйста, отвечаю. Человек, который философствует, — он не может обижаться. Он может рассердиться. Это тоже плохо. Но обижаться он не может. Обижается немыслящий, хилый интеллигент-слабак. Понятно? А философствующий повторяет фразу одного из гениальных людей ХХ столетия, Георгия Ивановича Гурджиева: justice of it all . То есть справедливость всего этого. Плюнули — хорошо. Ты должен с этого момента понимать, что ты — человек, на сапог которого плюнули”.
Леонид Радзиховский. Взрослые дети молодых людей. — “Искусство кино”, 2006, № 3 <http://www.kinoart.ru>.
“После шестидесятников поколений почему-то не было. В оттепель — возникло, а потом, в заморозки и даже в годы настоящей революции 1989 — 1993 годов, поколений уже не было — была только слякоть”.
Абрам Рейтблат, Борис Дубин. Литературные премии как социальный институт. — “Критическая масса”, 2006, № 2.
“Таким образом, можно сказать, что к концу имперского периода истории России и русской культуры институт литературных премий в России существовал, но роль его была невелика. Его использовали, как правило, для противостояния институту, который доминировал в литературе и претендовал на единоличное право задавать безальтернативную иерархию. Поскольку в собственно литературной области все определяли журналы (сила общественная), то государство в лице Академии наук пыталось противостоять им с помощью премий (без успеха). В драматургии же, напротив, все определяли государственные структуры (театрально-литературные комитеты императорских театров в Петербурге и Москве), тогда как общественные организации стремились противостоять им с помощью премий (и не без некоторого успеха)”.
Русский политический консерватизм. — “АПН”, 2006, 20 июля <http://www.apn.ru>.
“Жить — значит меняться, оставаясь неизменно самим собой. То, ради чего стоит жить, то, от чего нельзя ни при каких обстоятельствах отказаться, называется „идентичностью”. Консерватизм есть идеология, нацеленная на сознательное удержание идентичности, сохранение живой непрерывности эволюционного развития …” Далее — много консервативных тезисов.
Полемизируя с этим документом, Ярослав Бутаков, в частности, пишет: “ Игнорирование пласта русской цивилизации, связанного со староверием и сектантством, порывает с традицией консерватизма. Здесь достаточно вспомнить Константина Леонтьева, который, при своем истовом православии, считал наличие множества религиозных групп русского народа признаком сохранения цветущей сложности России. Вспомним хотя бы его восторженное описание судебного процесса у молокан, бывшее для него доказательством „присутствия нетронутых и самородных сил” в русском народе, чтобы понять: неправославие огромной части русских не было для православных консерваторов свидетельством непричастности этой части народа к „нашему цивилизационному сообществу”” (“Нищета идеологии” — “АПН”, 2006, 25 июля <http://www.apn.ru> ).
Михаил Рыклин. Страна превратилась в желудок. Беседу вела Анна Альчук. — “Взгляд”, 2006, 24 июля <http://www.vz.ru>.
“— Я вижу общую растерянность левых, потому что мир меняется, а их инструментарий остается в основном прежним. Изменения слишком радикальны, а инструментарий слишком жесткий. <…>
— А кто из философов наиболее адекватен изменившейся ситуации?
— Те, кто до этой ситуации не дожил: Фуко, Деррида, Делез. Их тексты до сих пор сохраняют мощный потенциал. Адекватны и Гегель, и Макиавелли”.
Анна Сафронова. Здравствуй, рыба, и прощай. Писатели-деревенщики 30 лет назад и 30 лет спустя. — “Взгляд”, 2006, 10 июля <http://www.vz.ru>.
“У „Царь-рыбы” и „Прощания с Матерой” общее только время выхода в свет и тема гибнущей деревни, и не более того. Астафьев и Распутин — абсолютно разные писатели, и подверстка „по теме” призвана была эту разницу затемнить. У Распутина Матера гибнет, потому что государственные планы осуществляются. У Астафьева наоборот: „Все кончилось однажды и разом. Стройку дороги, которая через все Заполярье должна была пройти, остановили . И опустела Боганида””.
