В июльском номере помимо прочего — интересная статья Александра Ткаченко о радости православных христиан, материалы о лженауке, замечательный рассказ-эссе о покаянном пятидесятом псалме (Мария Городова).
Владимир Жуков. Как войти в литературу за шестьдесят секунд. — “Октябрь”, 2006, № 7 <http://magazines.russ.ru/October>.
Увлекательный отчет о проваленном эксперименте, или как стать профессиональным писателем, зайдя в Интернет. Это вам не доходная беллетристика типа “Как я работал в такси” или “…в американской армии”. На конкурсе самых безнадежных отчетов этот текст получил бы Гран-при.
“Профессиональных писателей, то есть тех, кто зарабатывает литературным ремеслом себе на жизнь, у нас реально, может, от силы тысячи полторы-две. Потому что нынче уже не те тиражи и соответственно заработки, что когда-то. А вот писателей самодеятельных — тьма-тьмущая. Похоже, из некогда самой читающей страны мы превращаемся в самую пишущую. Под крышу одного только интернет-сервера „Стихи.ру”, этого виртуального литературного улья, набилось девяносто шесть тысяч самодеятельных поэтов с 2,5 миллионами (!) своих произведений.
Впрочем, благодаря институту фриланса <...> грань между профи и всеми остальными оказалась размыта. Стать писателем по профессии может сегодня каждый. Другой вопрос — стоит ли”.
См. также нравоописательный очерк В. Жукова “Я был писателем-призраком...” — “Новый мир”, 2006, № 10.
Леонид Зорин. Восходитель. — “Знамя”, 2006, № 7.
Показательный кусочек этой хорошей прозы (многостраничного монолога):
“Итак, это слово сказано вслух. Таков был мой выбор — стать чиновником. Естественно — не столоначальником и не коллежским регистратором. Не шестеренкою в машине и не шестеркою на подхвате. Но эта среда меня притягивала, в этой воде хотелось плавать.
Кого-то этот выбор шокировал. Но он вызревал во мне шаг за шагом. Исподволь и необратимо. Здесь подошло бы и слово „вкрадчиво”, однако слишком оно изысканно.
Но ведь по сути — именно так. Мягко ступая, еле приметно, чуть слышно, не воплощаясь в девизах, мною овладевала потребность стать частью этой бесшумной силы. Возможно, я сохранил в подсознании отроческий поход в учреждение, первую очередь за документом и безотчетно был покорен скрытым могуществом канцелярии. Почувствовал негромкую власть неукоснительных невидимок и меру зависимости непосвященных. Почуял в воздухе коридоров, в торжественной тишине приемных и высшей сакральности кабинетов почти мистическую способность выстроить и подчинить всех прочих. Все явственней рождались два образа — образ очереди, вобравшей в себя абсолютное большинство человечества, и образ лестницы, по которой передвигаются восходители.
Скажи я вслух о своей зачарованности, мгновенно стал бы легкой добычей. Такая искренность эпатирует. Она останется достоянием моей персональной исповедальни. Что делать? Я был взрослее сверстников. Во всяком случае, понимал: законы лестницы беспощадны, чем выше, тем ее климат жестче, не каждый выдержит и дойдет.
Еще важнее стало понять, что же я собой представляю. Необходимо было составить список слабостей и реестр достоинств. Первый должен был безжалостно высветить мои уязвимые местечки. Второй должен был укрепить мой дух.
Я был нелицеприятен и строг. Нетерпелив, не умею ждать, а это — важнейшее из умений. Тем более в хищных служебных джунглях. Очередь, ставшая для меня символом неудавшейся жизни, она-то и закаляет характер. Недаром он меня так заботит. Я просто обязан стать тверже и суше. Тяга к рефлексии извинительна и может оказаться полезной, но склонность к сантиментам опасна. Иной раз, стыдясь себя самого и по секрету от всех на свете, даже записываю стишки, которые вдруг во мне толкнутся. Дурная и вредная привычка — страсть к рифме прилипчива и разрушительна. Еще один безусловный грех — юношески подвержен гордыне. (Поныне не умею с ней справиться. Сегодня в этом мог убедиться.)
Этот обвинительный акт, наверно, был далеко не полон, однако и сказанного хватало, чтоб усомниться в блестящем будущем. Я попытался опереться на обнадеживающие свойства.
Правда, в зависимости от обстоятельств можно и их отнести к порокам. Нет, я не довольствуюсь малым. О, мой честолюбивый норов. Но. Это качество в умных руках может способствовать движению. Настойчив. Могу себе приказать. Почти анафемски восприимчив. И наконец, умею думать. При этом — полностью концентрируясь.
На этот дар богов я рассчитывал и дорожил им больше всех прочих. Когда мы заглядываем в себя, пытаясь определить свое место в этом галактическом холоде, мы сравниваем нашего брата с „мыслящим тростником”. Что поделаешь! Жизнь с цитатою наготове кажется более управляемой. И даже более предсказуемой. (Одна из иллюзий, но речь не о ней.) Мне было важнее всего понять, какое слово из этих двух первостепенно, какое — вторично. Я склонен считать, что большинство себя ощущает тростником, колеблющимся в разные стороны под грозными толчками стихий. Но я как раз из тех гордецов, которые видят в этом растении не столько его незащищенность, сколько его способность к суждению. Я ощущал, едва ли не с юности, энергию, бродящую в мысли, радость, которую доставляет вспышка окончательной формулы. Час от часу крепла во мне убежденность, что это и есть то главное качество, которое перевесит количество моих несомненных несовершенств. И уцелею, и не затеряюсь. Не так уж много тех, кто вам выдаст интеллектуальный продукт”.
Александр Кабанов. Ребенок ua. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 8.
Откроешь Кабанова — и начнет он представляться этаким фокусником, без напряжения вытаскивающим из рукава свои, выражаясь по-старинному, “пиесы”. И хотя некоторые ритмические/сюжетные ходы и размеры вольно и невольно беспокоят читательскую память (о стихах классиков и современников) — звонкое ощущение удачливого праздника есть почти всегда. Многие его подборки напоминают мне бродячий кукольный театр. Но не совсем традиционный: ширму поставили вполоборота к публике. А еще он — собиратель созвучий, сравнений и примет. Делает это легко и горячо.
Юрий Каграманов. Был ли Гёте мусульманином? — “Дружба народов”, 2006, № 8.
“Экспансия ислама объясняется отнюдь не превосходством его как религии (при всем уважении к нему христианин не может не считать, что ислам „недотягивает” до христианства). Все дело в том, что внутри европейской цивилизации образовались такие экзистенциальные пустоты, которые сами европейцы оказались не в состоянии заполнить. В эти-то пустоты и устремился ислам, впервые за всю историю становящийся фактором внутренней жизни Европы (в прошлом он всегда воспринимался как внешняя сила даже в тех странах, где мусульманам на время удалось установить свое господство)”.
Сергей Казнов. Стихи. — “Алконостъ”, 2006, выпуск 47.
На обложке написано, что это авторское издание одноименного творческого объединения (главный редактор — Ольга Нечаева). Тут стихи Анны Логвиновой, Андрея Чемоданова, Анны Русс, Наты Сучковой, Яна Шенкмана, Евгения Лесина и других более или менее молодых людей. С творчеством некоторых из них мы уже знакомили читателя почти в антологическом режиме (см. “Новый мир”, 2006, № 6).
Под стихами Сергея Казнова даты жизни: 31 мая 1978 — 20 августа 2005. Подборка открывается строчками: “Когда я лягу на скамью / и стану подыхать, / то эту песенку мою / тебе не услыхать…” И не узнать уже никогда, как бы стал писать этот Сергей дальше, не останься он двадцатисемилетним. В алконостовской же подборке есть и свежесть, и музыка, и прозрачная живопись:
Я победил и смотрю трофейные сны:
о том, насколько лето мудрей весны,
о том, как мы коротали наш краткий век,
сидели на крыше с пятью ступеньками вверх,
гуляли по дачным зарослям битый час
и корнеплод картофель смотрел на нас.
Нежная стихотворная гимнастика: и не все тут, наверное, обязательно; и не все объяснимо… Из одного угла пахнёт Заболоцким, из другого — Пастернаком, из третьего — авторской песней. Но как грустно, что не узнать уже, не заглянуть вперед — куда бы привело Казнова его дарование, очевидно, не успевшее сменить альманашную систему координат на жесткий вектор, обозначенный хрестоматийной строкой про царя и одиночество.
Как найти духовника? Истории “из личного опыта” и комментарии священников. — “Нескучный сад”, 2006, № 4 (июль — август) <http://nsad.ru>.
