Перед глазами опять возник Джо, ударяющийся затылком об угол и падающий замертво.
Мне нужно было срочно что-то предпринять. Виски, конечно, помогал, но я нуждался в каких-то действиях. Нельзя больше было сидеть сложа руки, думать обо всем этом и постепенно сходить с ума. Мэри спала. Что мне было делать? Оставить ее здесь? А куда бы я пошел?
И я даже не знаю, как ко мне пришла эта мысль. Вы не поверите, но я вдруг понял, что мне надо что-то написать, надо засесть за работу. Я не делал этого, даже не могу припомнить, как давно, и сейчас понял, что мне это просто необходимо.
Я достал свой блокнот, а карандаш на этот раз нашел в выдвижном ящике стола – он застрял между ящиком и столешницей и только сейчас выкатился, поэтому я не заметил его в прошлый раз. С карандашом и блокнотом я снова уселся в кресло, поставил стакан на подлокотник и, уставившись на пустую страничку, задумался.
Перед глазами опять возник Джо, ударяющийся затылком и падающий замертво.
И я начал писать. Все подряд. Все, что приходило в голову. Писал, писал, писал, пока не исписал весь блокнот и не опустошил бутылку виски. Вы только не спрашивайте, что я писал, потому что я не знаю. Скорее всего, какую-то чушь, но я все равно это все записывал. И мне кажется, там было что-то про Джо, а что еще – не знаю.
Мэри спала, я писал, а Джо был мертв.
У меня уже онемела рука, и я исписал весь грифель, так что мне пришлось поискать другой карандаш, и я нашел его – в углу около дивана, куда он, видимо, закатился, упав с телефонного столика. И я все строчил и строчил дальше, изливая на бумагу свою злость на жизнь, вышвырнувшую меня за борт, и на людей, способствовавших этому, изливая свой страх за Клотильду, за свое шаткое, неопределенное будущее, за свое сожительство со шлюхой и за все то гадкое, что поселилось в моей душе с тех пор, как от меня увезли Клотильду, а может быть, даже и раньше, может быть, еще с тех пор как у нас с Куинн начались нелады. Да, в душе у меня всегда сидела какая-то гнильца, мне недоставало сил с ней бороться, и я ненавидел сейчас себя за эту слабость. Себя и всех остальных. Всех, всех, всех, до единого человека.
Глава 12
Очнувшись, я понял, что, оказывается, уснул. В спальне кто-то шуровал, гремя выдвижными ящиками и хлопая дверцами – собственно говоря, эти звуки, просочившись в мое сознание, и разбудили меня. Мои часы показывали два часа ночи. Мэри давно уже ушла, укрыв меня тем же одеялом, которым утром укрыл ее я. Блокнот, в котором я писал, так и остался у меня на коленях под одеялом, а вот карандаш пропал.
Я прислушивался к звукам в соседней комнате и все искал в себе силы подняться с кресла. Я знал, что это Ви там грохочет, и догадывался, что она делает, но сейчас я был совершенно не готов к каким бы то ни было препирательствам с ней, особенно после вчерашней ночи. Спина и плечи у меня затекли от долгого сидения в одной и той же позе в кресле, и, поднявшись, я в первое мгновение чуть не потерял сознание.
Я направился к спальне и встал в дверном проеме. Ви собирала чемодан и, судя по резким движениям, была очень зла.
– Ви… – позвал я охрипшим голосом.
Она от испуга взвизгнула и прижала руки к груди.
– Боже, Шем, я чуть не обложилась от страха! Какого черта так пугать?
– Ви, что ты делаешь?
Она вернулась к своему занятию.
– А ты как думаешь, что я делаю?
– Куда ты собралась-то?
Она метнулась к туалетному столику и начала собирать там свою косметику.
– Карлтон хочет, чтобы я жила у него в номере. Собрался приглядывать за мной. Тебе отдельное спасибо за это!
Застегнутая на молнию косметичка полетела в лежавший на постели раскрытый чемодан.
– Ты бы тоже, кстати, собирался, – сказала она. – Потому что ты отшит.
Я сразу обмяк.
– А как же я? Куда мне деваться?
– Мне еще повезло, что он меня не угрохал, – сказала она, доставая из шкафа свои блузки, висевшие там на плечиках. – Лучше бы он меня вообще домой отправил. Не нравится мне здесь.
– Подожди, а мне куда деваться? – повторил я вопрос.
Ви посмотрела на меня.
– Перестань ныть! Будешь ныть, я тебя вообще прибью! Это ж надо было втравить меня в такое! В это убийство… Еще с Карлтоном меня поссорил… – Она запихнула туфли в уже и так битком набитый чемодан и продолжала: – Я вообще не понимаю, как я согласилась помочь тебе, старому придурочному козлу!
Мне сделалось совсем дурно, и я покрылся липким потом.
– Почему ты не собираешься? – прикрикнула на меня она. – Давай пакуй свои вещички и выметайся отсюда!
– Я что-то нехорошо себя чувствую, – сказал я, удивляясь тому, как мог еще сегодня утром с обожанием любоваться этой злобной женщиной, пока она спала.
– Да кому какое дело до того, как ты себя чувствуешь?! – сказала она, навалившись всем весом на чемодан и силясь застегнуть его.
Я машинально достал свой рюкзак и, краем глаза заметив себя в зеркале, не очень-то удивился своему помятому испитому виду.
– Ви… – начал было я, но она перебила меня:
– Ой, вот только не надо сейчас заводить разговоры про любовь! Я тебе про любовь уже все сказала. Любовь это для сопливых девочек. А я не сопливая девочка, и меня этими сантиментами не проберешь! – Она встала, скрестив на груди руки, и личико ее сделалось злобным и каким-то узеньким. – К тому же ты любишь только свою Хлою. Всегда любил и будешь любить только ее! Названиваешь ей каждый день, проверяешь, как она там. И меня заставил тащиться через всю страну, чтобы раздобыть денег на ее дорогостоящую больничку! Скотина ты и паразит, и не смей мне вообще ничего говорить!
Так и не сумев застегнуть чемодан, она пнула его и сказала:
– Ненавижу проклятый гроб!
– Тогда я, наверное, поеду к тете Элис… – проговорил я в полной растерянности.
Сердито топнув ногой, Ви побежала мимо меня в ванную.
– Ви, ну прости меня!.. – крикнул я, вдруг испугавшись, что она бросает меня не из-за этой истории ненадолго, а навсегда, и что я не смогу этого пережить. Я схватил ее за плечо, но она скинула мою руку, но все-таки остановилась. – Пожалуйста… прошу тебя!
Повернувшись ко мне, она сказала:
– Нет, это ты меня будешь сейчас утешать. – И она упала в мои объятия.
– Тшш… – Я погладил ее по затылку, поймав себя на той мысли, что уже второй раз за день держу в объятиях девушку и не знаю при этом, что сказать. Поэтому я просто пообещал: – Все будет хорошо.
– Нет, не будет! Карлтон убьет меня! – сказала Ви.
– Не убьет.
– Да-а? Не убьет?.. – Она чуть отстранилась, чтобы продемонстрировать мне свое разбитое лицо. – А это что такое было? Любовные ласки? – И она снова уткнулась лицом мне в грудь. – Ты бы лучше подумал о наследстве, которое тебе теперь досталось.
Я прямо окаменел.
– Ты с адвокатом уже говорил? – спросила она.
Я отстранил ее и начал доставать свои вещи из шкафа в гостиной.
Она прибежала ко мне.
– Ага! Я вызываю у тебя отвращение? Типа алчная стерва, да?
Я молча продолжал собирать свой рюкзак. Не знаю, почему я так разозлился на нее, когда она завела разговор об этих деньгах. После того как Ви мне помогла, я просто не имел права сердиться на нее.
– Ну так ты ходил к адвокату? – повторила она вопрос.
– Нет.
– Надо сходить.
– Схожу.
– Вот и сходи.
– А я и говорю, что схожу! Вот лучше ты мне скажи: как долго еще намерена встречаться с этим Карлтоном?
– Это не я решаю.
– Черт! Это сколько же еще мы будем тут торчать?
– Ты наследство получил?
– Не знаю.
– Тогда и я не знаю, сколько мы будем тут торчать. Пока я не надоем Карлтону, так надо понимать. То есть четыре-пять дней еще. Но тебе же все равно надо на похороны?
На похороны? Какие похороны? Ах да, похороны Джо – спохватился я и, уронив рюкзак на пол, сказал:
– Думаю, да.
– «Думаю, да!» – передразнила меня она, потом вернулась к своему чемодану и принялась снова воевать с молнией.
Я подошел к ней помочь, она отошла в сторонку, и я сам занялся чемоданом. Когда навалился на него всем весом, молния застегнулась. Правда, мне пришлось изрядно попыхтеть, так что когда я закончил, с меня градом лил пот.
Я хотел вернуться к своему рюкзаку, но Ви остановила меня.
– Я так боюсь… – сказала она.
– Чего?
– Карлтона и что нас поймают.
Я поспешил ее успокоить:
– Я встречусь с адвокатом, и мы уедем отсюда.
– Хорошо бы нам поскорее получить эти деньги.
– Говорю же тебе: я позвоню адвокату.
Она подхватила свой чемодан, зашаталась в первый момент от тяжести и направилась с ним к двери, бросив мне на ходу:
– Нас уже выписали из номера, так что давай, освобождай помещение!
И она вышла. А у меня шею и спину словно сковало, и я попытался как-то расслабить мышцы. Я много раз ссорился с женщинами, но ни одна из них не имела на меня такого компромата. Правда, это я понял чуть позже. А сейчас был просто выброшен на улицу, без денег, и тащиться мне было совершенно некуда, кроме как к тете Элис, и это, доложу я вам, была перспектива, какой я не пожелал бы даже врагу. И мне еще будут говорить, что в плохой ситуации хуже не бывает. Еще как бывает!
