Подозвав пулеметчика группы прикрытия, Макса Ерохина, заменившего отправленного в пункт постоянной дислокации контуженого Лазарева, Егор ориентирами указал сектор огня, предупредил, что пули не должны улетать в глубину парка. Выбрал укрытие для стрельбы за грудой кирпича разрушенной части забора, на другой стороне дороги. Ерохин, в бронежилете одетом поверх солдатского бушлата, с поднятым воротником и косолапя, неторопливо поплелся под тяжестью пулемета. Раз за разом, Егор прокручивал в голове весь алгоритм действий подобных ситуаций.
Егор дал отмашку — перекрыть движение. Образовавшуюся «пробку», с гордостью можно было окрестить «Садовым кольцом», но Егора волновало другое.
«Случаются такие моменты, думал Егор, когда волнение, напряжение, сомнения, всеобщее обозрение, скверные мысли мешают принятию целесообразного, правильного решения; отвлекают, мешают четкости понимания и видения. В этот момент, важно устраниться от суеты, от людей, от напряженных мыслей, от черезмерного волнения. Облажаться — нельзя. Умирать — нельзя. А значит нужно остыть, успокоиться…
— Ориентир — сломанное дерево. Видишь? От бордура, квадрат — три на три. Короткими… — возникла маленькая пауза. — Огонь! — скомандовал Егор. Ерохин нажал на спуск.
…Чудесное это время, — продолжал думать Егор. — Завораживающее. Ну, кто бы мог подумать, что можно найти покой и умиротворение в шквале огня. Когда прикрыв глаза, понимаешь, что ты всего лишь пылинка, оторванная от этого суетного мира, гонимая потоками различных воздушных завихрений, от беспорядочного молекулярного, теплого или холодного, до пулеметной газообразующей отдачи затворной рамы… Представляю, что затворная рама — это музыкальный метроном… Тик-так… тик-так… — отбивает он. — Двадцать два… двадцать два… — отбивает короткими Ерохин. — Тик-так… Я в эпицентре… В самом центре пулеметного гвалта — есть покой. Мир — беспощадные жернова, от которых я ускользаю», — думал Егор, вдыхая морозный воздух с привкусом пороха.
Ерохин отстрелял больее полсотни патронов, после чего Егор возообновил автомобильное движение, и в мельтешащем потоке машин, преодолевая дорогу, то туда, то обратно, провел доразведку. Фугас оказался внутри асбестоцементной трубы, уложенной вместо бордюрного блока. Вот так, неаккуратно, бесцеремонно и дерзко — 122-мм артиллерийский снаряд, обтянутый автомобильной камерой с проводами лежал у дороги и ждал саперов.
«Дилетанты? — мелькнул в голове Егора вопрос. Линия проводов тянулась в направлении полуразрушенного и заброшенного одноэтажного дома из кирпича. Дом располагался на окраине парка, справа. — А точно ли дилетанты? — снова промелькнуло в голове. — Егора насторожил тот факт, что в виду распространенного радиоуправляемого способа подрывов, «чехи» вдруг вспомнили — забытый, дешевый проводной, к тому же давольно опасный для подрывника, в виду возможности быстро выявить его местоположение. — Задумка-то, хорошая, что касается маскировки», — думал Егор, но работа, настолько попахивала непрофессионализмом, что Егору стало подозрительно не по себе.
Егор с саперами зачистил двор и разрушенную пристройку, и уже возвращались к дороге, когда Егор увидел Юру Крутия. Он и его солдатик пытались вытряхнуть артиллерийский снаряд из бетонного «ствола»… И каким способом! Таким же, как это делают артиллеристы, когда из-за технической неисправности боеприпаса, происходит его «невылет» из минометного ствола орудия — ствол переворачивают, а кто-то ловит вытряхиваемую мину.
Крутий, у которого никогда прежде не наблюдалось к саперному делу ни малейщего стремления, неожиданно напугал Егора. От увиенного у Егора «окаменели» не только ноги, но и его язык. Застряв во рту, он не повернулся выкрикнуть даже банального ругательства.
…Самый обычный человек не смог бы сделать более простой и гениальной ловушки, чем эта. Потому что в двух метрах от обнаруженной асбестоцементной трубы со 122-мм артиллерийской миной, был обнаружен еще один фугас, на базе такого же боеприпаса. Он был радиоуправляемый. И весь расчет, без сомнения, был сделан на то, что обезвредив «подкидыша», все саперы окажутся у места его обнаружения, и был бы… Бум! К счастью, спасительной причиной явился произведенный Ерохиным обстрел участка предполагаемого минирования.
«И все-таки невозможно рассматривать только лишь одну случайность, как спасительную причину, — думал Егор, — нельзя и утверждать, что лишь везение, и Божье проведение, и больше ничего… Быть может, вновь инстинкт, чутье — звериное, индейское… индейцев Могикан… А, может, прав Кривицкий — и это опыт, опыт и еще раз опыт? Но ведь тогда он не сознательный, а подсознательный? Потому, как сделано все было случайной пулей, что угодила в радиоприемное устройство… Сорвав коварный план ужасной гибели…»
Анализ минной обстановки за февраль месяц 2001 года, присланный из штаба объединенной Группировки показал, что неизменным лидером, удерживающим на протяжении трех месяцев занимая первое место, являлась улица Богдана Хмельницкого. Имея самые высокие показатели минной активности, она неуступала никому. Вот уже на протяжении трех месяцев она продолжала систематически и хладнокровно уничтожать саперов самыми изощрёнными способами. Взять, к примеру, сегодняшний произведенный выстрел из огнемёта «Шмель», с торца четвертой «восьмиэтажки», который к счастью цели не достиг. И ведь действительно к счастью, потому как теpмобаpический выстрел реактивного пехотного огнемета «Шмель» по эффективности фугасного действия, сравним разве что со 122-милиметровым гаубичным снарядом. Подобный боеприпас при взрыве создавал такое избыточное давление одгого килограмма на квадратный сантиметр, что было неважно, где находиться: в точке взрыва, или на пятиметровом удалении от нее, или в укрытии. Ударная волна, в прямом смысле затекала в окопы и укрытия, и создавала такой импульс давления при взрыве термобарической смеси, значительно привышающий мощность традиционных взрывчатых веществ, что в строениях и сооружениях, как правило, разрушались стены и межэтажные перекрытия. В зоне детонационных превращений термобарической смеси происходило полное «выгорание» кислорода и развивалась температуры выше 800 градусов по-Цельсии… «Карманная артиллерия», как удачно окрестили огнемет военные, успешно занял пустующую нишу в вооружении нашей армии и вооружении боевиков, между стрелковым оружием и настоящей артиллерией. Везде, где стрелковое оружие было малоэффективно, а артиллерию трудно подтащить (горы, населенные пункты), на помощь приходил «Шмель». Егор часто отмечал, что аналогов российскому огнемету в мире не было, как и большинству разработанного отечественного оружия, но и с ним или без него победить в локальной войне Россия не могла.
Управление огнеметом на Хмельницкого оказалось не менее оригинальным, чем само оружие, в виду того, что установлен он был в окне одного дома, а управлялся он по проводам, с соседнего, от чего стрельба и вышла не точной. Стрелок просто промахнулся. Но об этом, Егор узнал после.
…Осторожно двигаясь по лестничному маршу, в глубине ржавого, словно изъеденного коррозией подъезда восьмиэтажки, разведчики обнаружили в створе оконного проема квартиры шестого этажа хорошо зафиксированный ствол-контейнер огнемета. К кнопке пуска огнемета подходили саперные провода, которые тянулись через длинный коридор, образованный проломами внутрикомнатных стен и уходили в конце коридора в окно. Егор выглянул в пустой оконный проем, из которого провода попадали в соседнюю восьмиэтажку.
Но прежде, саперы в очередной раз потрепали жилые дома огнём стрелкового оружия. Пышный туман, низкий и едкий, с лживой снисходительностью валялся в ногах. Стелился под ноги словно сценический дым, от кипячения глицерина на нагревательной плитке, вредный, тяжелый и сладковатый на вкус. Вытянутый пятачок земли, обороняемый группой разведки, сказочным образом был лишен туманного покрывала, и было видно, как по всему тому пространству лежат стреляющие солдаты, от чьих раскрасневшихся стволов автоматов расходился пороховой дым. Егор, впавший в задумчивость, совершенно как отстраненный наблюдатель, не прицельно, и как ему казалось, необъяснимо медленно, отстреливал из автомата магазин за магазином, бросая опустевшие к ногам. Вскоре бой утих. Утих сам собой. Не потому что враг был повержен, не потому что кончились патроны, и даже не потому, что была одержана непонятная победа. Просто вражий гнев прошел сам собой, а неподвижный солдатский страх остался прижатым к земле. Прижатым так сильно, что группа лежала в земле и во время отхода боевиков, и когда последняя автоматная очередь пролетела над головами, в никуда…
По прошествие часа, Егор как будто бы опомнился ото сна. Поднялся с постели, вышел на улицу. Казалось, что густые сумерки стали проясняться и время подходит к подъему, но на часах было всего два ночи. Небо было ясным и звездным, так бывает к морозу. Но по ночам температура всегда опускалась. И сказать определенно — к морозу или нет, возможно, было только утром.
