выпила лекарство?
Гнев императора отступал так же быстро, как и накатывал. Если утром она была для него чертовкой, то к вечеру уже стала девицей, оставалось лишь гадать, что ее ждет завтра.
– У нее выбора не было, вы же приказали. Но я в растерянности, зачем вы заставляете давать ей коптис?
– Голова у этой девки полна дурных мыслей, а яд так и льется через край, – мрачно фыркнул Хунли. – Как по мне, коп-тис – то, что нужно для такой! Какие есть еще самые горькие травы?
В гневе и Сын Неба, и простой смертный одинаковы – становятся мелочными тщедушными мужчинами. Е Тяньши знал, что Инло достанется, но мог лишь честно ответить:
– Самые горькие – это коптис, акебия, горечавка. Но выделяется среди них, конечно, софора…
– Тогда с сегодняшнего дня, – приказал Хунли, – пусть пьет снадобья из каждой из трав! Три раза в день! Откажется – силком вливайте! Лекарства должны быть горькими, тогда и болезнь пройдет! Я забочусь о своей спасительнице. Все понял?
– Понял, государь, – ответил Е Тяньши.
Хунли удовлетворенно рассмеялся, явно придя в хорошее расположение духа. Мысли о чужих страданиях, вызванных рвотой от снадобья, придавали ему веселья. Он даже с улыбкой выпил отвар Е Тяньши, находя его не таким уж отвратительным, как раньше.
Уголки губ Е Тяньши дернулись, но сказать он ничего не решился.
Но и в таком поручении была своя выгода: теперь ему не нужно было искать предлог, чтобы навестить барышню Инло.
Покинув павильон Янсинь, Е Тяньши двинулся в боковые покои.
Слуги уже были в курсе, поэтому спокойно пропустили его. Он деловито прошествовал в комнату, закрыл за собой дверь и обратился к лежащей на кровати девушке:
– Барышня Инло, я пришел!
Только что возлежавшая словно на смертном одре Инло, едва услышав его голос, резвым кроликом соскочила с кровати.
– Лекарь Е! – начала возмущаться она. – Я не могу больше пить этот коптис! Слишком горький!
– Мне приказали, что тут попишешь? – Е Тяньши указал пальцем вверх, намекая на волю императора, а после открыл короб и достал маленький пузырек. – Серная мазь применяется при чесотке. Тебе такая не нужна. Лучше это возьми.
Он помолчал немного, а потом осторожно спросил:
– Барышня Инло, я тут кое-что не понял…
– Что именно? – спросила девушка, принимая пузырек.
– Ты зачем арахиса наелась, если у тебя с малых лет на него аллергия? Знала ведь, что сыпью покроешься. Да еще и меня подговорила всем сказать, что у тебя чесотка, – недоумевал Е Тяньши, хотя все он понимал, особенно памятуя о недавних действиях действия Хунли.
– Я ведь нарочно государя рассердила. Разумеется, он, как в себя придет, первым делом будет мстить. Но вот если и я свалюсь с той хворью, он хоть от злости посинеет, а ничего мне сделать не сможет. – Губы Инло тронула легкая улыбка, но лицо оставалось болезненно бледным. – Потому что всем вокруг известно, что подхватила я болезнь, как раз ему и прислуживая.
Е Тяньши слегка удивился, но после некоторых размышлений признал, что мысль толковая.
– Барышня Инло, ты такая преданная и смышленая! Вторую такую и не сыщешь, – восхищенно закивал он. – Не волнуйся! Я сил не пожалею, а тебя прикрою! Никому не позволю правду узнать!
Вэй Инло на это лишь улыбнулась.
Когда за Е Тяньши закрылась дверь, она пробормотала:
– Это я-то преданная? Просто повод нашелся, вот ему и досталось. Будет знать, как мою госпожу обижать…
Императрица была словно чистейший цветок лотоса, растущий в грязном иле. Она отличалась от всех остальных во дворце. Инло полюбила ее и время от времени сравнивала с Иннин. Госпожа и была похожа на нее: и характер такой же, и заботилась она об Инло так же.
Инло оказалась во дворце не только ради сестрицы, но и для того, чтобы поставить на место императора, который совершенно не ценит сокровище, доставшееся ему.
– Радость и минуты не продлилась, а я уже несколько дней за это расплачиваюсь, – тихонько вздохнула девушка. Она вовсе не жалела о содеянном. Помочь ей было некому, да и не посмела бы она втягивать кого-либо в эту историю. Она взяла пузырек, откупорила крышку, зачерпнула немного мази, с трудом нанесла на свои ранки, а затем, погасив свечу, отправилась спать.
Боль была такой нестерпимой, что Инло едва смогла нормально лечь.
А… кто-то пришел?
Девушка решила выждать и прикинулась спящей.
Ледяная рука опустилась на ее лоб, аккуратно проверяя жар. Прошло много времени, прежде чем рука исчезла.
Затем она услышала, как таинственный гость откупоривает пузырек, рука вновь вернулась на ее тело, принося с собой благоухание мази. Кто-то легко и медленно наносил лекарство на шею, плечи… туда, куда ей было не дотянуться, но черту не переступал. Не трогал ни спину, ни талию – этих мест не следовало касаться мужчине. Вэй Инло не в чем было упрекнуть гостя. И девушка уже догадалась, что таинственным ночным посетителем был мужчина.
Причем знакомый ей мужчина.
В комнате стало тихо.
Инло по-прежнему лежала, закрыв глаза. Ей стало намного легче, но теперь она терзалась совсем другими мыслями. Инло не знала, стоит ли ей сейчас открывать глаза.
А еще она боялась, что он, как всегда, сбежит.
И вдруг на ее ресницы опустился нежный поцелуй, легкий и едва ощутимый.
Инло держалась как могла, стараясь не допустить, чтобы дрожь в ее сердце не перешла на ресницы.
Дверь тихонько затворилась, и девушка позволила себе открыть глаза. Она поднесла руку к своим поцелованным ресницам.
«А болеть, – размышляла она в темноте, и уголки ее губ невольно приподнялись в улыбке, – не так уж и плохо».
Болезни обрушиваются мощным потоком, а исцеление тянется тонким ручейком. Инло десять дней терпела пытку отваром Е Тяньши.
В комнатах стражников Фухэн изучал военный трактат, как вдруг кто-то приблизился к нему со спины и закрыл ладонями ему глаза.
– Инло, зачем ты здесь? Твоя болезнь прошла?
– Как ты догадался? – спросила она, опуская руки. После болезни она немного похудела, талия стала заметно тоньше. – Один господин-улитка[101] помогал мне, благодаря чему я поправилась куда быстрее. Он каждый день мне платок менял на лбу, да еще и руки водой холодной обтирал.
– Кхэ! – наигранно кашлянул Фухэн, едва услышав про улитку. – И кто же это?
Инло решила не отставать и сделалась крайне удивленной:
– А разве не ты?
Юноша покачал головой.
– Ох! И как же быть? – досадовала Инло, прикусывая своими белоснежными зубками алые губы
