больше нечего скрывать, потому что больше ничего они не имеют. Магия ушла по мановению руки Энефрет. Они отдали ее — сами, по своей воле, во имя той, которая назвала себя хозяйкой этого мира, но теперь они как дети, оставленные матерью — беспомощны, беззащитны и растеряны.
Мне не жаль их магии, но я не могу позволить солдатам наместника отнять их жизни.
— Эти люди не маги, они такие же, как вы, — говорю я.
— Они помогли тебе, благородный? — спрашивает всадник. — Как ты сам оказался здесь, посреди глухого леса?
Я прищуриваюсь.
— На все вопросы я отвечу наместнику и мигрису. Он ведь дожидается вашего возвращения, не так ли?
Всадник кривит губы, но сдерживает резкий ответ. Их четверо, и у них есть друсы, но я знаю то, чего не знают эти уверенные в своей силе солдаты. Если магия ушла из этого мира, она ушла и из смертоносных копий. Друс опасен, как копье с железным наконечником, но он больше не поет своей магической песни, пока летит в сердце того, кого должен поразить. Эти солдаты обучены обращаться с магическим оружием, но теперь, когда магии в нем не больше, чем в мышином писке, сохранят ли оно свое мастерство?
— Мигрис и рабрис ждут тебя, наследник, — наконец, говорит всадник. — Мы отправимся в путь утром. Дорога далека, а ночью велик риск заблудиться.
— Как же вы добрались сюда? — спрашиваю я.
Всадник похлопывает себя по складкам корса.
— Наместник разрешил нам использовать дорожную траву, чтобы отыскать тебя в лесу. С ней мы не собьемся с пути.
Его голос звучит так самоуверенно, что я едва сдерживаю смех. Теперь, в лесу, деревья в котором не поменяют своего расположения, а тропинки не будут покорно ложиться под ноги тому, кто несет с собой пучок дорожной травы, мы как раз таки и можем сбиться с пути. Лес замер и не движется. Мы можем сейчас находиться не в Шиниросе и даже не в Асморе. Эта часть леса может оказаться шембученской или вовсе прилегать к горам, отделяющим Цветущую долину от Каменного водопада.
— Мы позволим вам остаться, — говорит Фраксис. — Мы разделим с вами нашу пищу и воду, если вы позволите нам отправиться с вами в Шин.
Всадник сжимает древко друса чуть крепче, но молчит. Я тоже молчу.
Я мог бы рассказать людям Асклакина, как маги напали на нас, как притащили меня в лес бездыханным, как бросили связанным в лачуге вместе с Цилиолисом. Но потом мне пришлось бы рассказать им о том, как я добыл неутаимую печать, перенесшись в одно мгновение в деревеньку у самой Шиниру и обратно. О магии. Об Энефрет.
— Наместник будет рад увидеть тех, кто помог син-фиоарне, — задумчиво отвечает всадник, глядя на Фраксиса. — Тех, кто помог ему добыть… неутаимую печать?
Он не глуп, этот молодой мужчина в запыленном корсе. Поляна, наследник, которого ищут по всему Шиниросу, знак печати и люди — не маги, почему-то живущие посреди вековечного леса — все это вопросы, на которые наместнику будет очень интересно получить ответы.
Но если Фраксис и старик-халумни не врали, часть ответов Асклакину уже известна.
Я чувствую дрожь в сердце раньше, чем начинает дрожать земля. Мне уже знакомо это сотрясение, и магам знакомо, но оно все равно пугает и путает мысли, и заставляет торопливо опуститься на траву, наплевав на гордость.
Лошади фыркают и рвутся прочь с поляны, словно за ее пределами этого землесотрясения нет, и всадникам приходится успокаивать их, выкрикивая что-то голосами, в которых явно слышится страх.
— Что это? Снова? Снова? — спрашивают они друг у друга, спешиваясь и хватая лошадей под уздцы — а те ржут и хотят сбежать, и в панике выкатывают свои блестящие черные глаза.
Тот, что стоял передо мной, задавая вопросы, тоже садится в траву. Он тоже напуган, но не спускает с меня напряженного взгляда. Земля трясется, с деревьев осыпается листва, ночные птицы шумят в ветвях — а он все смотрит на меня, и в глазах его я читаю догадку. Я не испуган так, как следовало бы испугаться. Я дрожу, сердце замирает — но это не страх перед неизведанным. Я знаю…
— Что это за знак у тебя на шее, наследник? — спрашивает всадник, перекрывая голосом крики птиц. Земля перестает дрожать так же внезапно, как и начала. Я чувствую спиной напряжение Фраксиса и остальных — они слышали вопрос и ждут, что я отвечу. — Это солнце? Откуда он взялся?
Прикрывать колесо поздно, и подходящего объяснения придумать я не могу.
— Окружите их! — приказывает всадник, поднимаясь с земли почти одновременно со мной. В его взгляде удовлетворение — он искал причину, и он нашел ее. — Мы сопроводим их к наместнику. Всех!
Я готов рвануться вперед, выхватить из его руки друс и попытаться убить, но меня останавливает рука Фраксиса, ухватившаяся за ворот моего корса.
— Нет, — тихо говорит он.
И я замираю.
Мы стоим неподвижно, пока всадники тушат костер, обыскивают лачугу и совещаются. Их четыре человека против восьми — старика я в расчет не беру. И пусть у них есть друсы, у нас есть внезапность. Я оглядываю остальных в темноте, накрывшей поляну после того, как потухает костер. Цилиолис обхватил себя руками и смотрит прямо перед собой, Фраксис покорно понурил голову, старик, кажется, едва держится на ногах. Остальные тоже не похожи на людей, готовых сражаться.
— Позволь им сопроводить нас, — едва слышно говорит Фраксис мне в затылок. — Из леса скоро полезут звери. Нам нужна защита. Пусть они приведут нас к Асклакину. Нам все равно нужно туда
