– Нет, – ответил я. – Ладно, я все обдумаю. Но скорее всего, я ничего не услышу и не увижу. – Я допил пиво и встал. – Мне пора. Хочу еще немного помочь дяде Эму.
Вайсс не стал возражать и уговаривать меня остаться. С торжественным видом пожал мне руку, а потом в комнату вошла миссис Вайсс, вытирая руки о фартук. Она тоже пожала мне руку, и я, сам не знаю почему, почувствовал смущение.
– Не позволяй ему ни в чем себя убедить, Эд, – сказала мисс Вайсс.
– Хорошо, – пообещал я.
На обратном пути я решил, что и впрямь не позволю. То есть я не собирался специально что-либо предпринимать и ставить себя под удар. Ведь просто заниматься своими делами и быть на стороне убийцы – не одно и то же.
В воздухе клубился легкий туман, обрисовывая все лампы на площадке кругами, похожими на нимб. В тумане колесо обозрения казалось гигантским. Он приглушал звуки, и все выглядело каким-то нереальным.
Я стоял на тротуаре снаружи и смотрел на входные ворота – большие, яркие и веселые, словно ворота в рай, расположенные футах сорока от улицы. Я слышал визг плетки, стук большого барабана, призывающего посмотреть шоу, и тысячи голосов, которые, сливавшись воедино, образовывали какой-то странный незнакомый звук. Мне казалось, будто раньше я никогда не видел передвижного цирка и не слышал этого звука.
Мимо меня проходили люди. К воротам стекалась толпа. Невзирая на туман и вероятность дождя, народу собралось больше, чем обычно по вечерам в субботу или воскресенье. И публика, судя по всему, неплохая, не из прижимистых. Между большой аудиторией и хорошей аудиторией есть разница: сейчас было и то и другое.
Я зашагал к воротам, но потом, передумав, обошел их с внешней стороны по направлению к нашей палатке, чтобы спрятать тромбон. Мне не хотелось идти с ним по аллее, чтобы кто-нибудь, заметив инструмент, начал гадать, где я на нем играл.
Затем я нырнул в нашу будку сбоку. Если так делать, можно получить бейсбольным мячом в глаз, но мне повезло. Киоском управляли дядя Эм и Мардж Хоугланд, и они неплохо зарабатывали.
– Фильм, наверное, рано закончился, Эд? – спросил дядя Эм, давая мне понять, как он объяснил Мардж мое отсутствие.
– Я не стал досматривать до конца, – подыграв ему, ответил я. – Мне не понравилось.
Дядя Эм отвел меня в угол будки, откуда Мардж не могла нас услышать, и прошептал:
– Иди-ка ты отсюда, Эд. Я пообещал Мардж долю сегодняшней прибыли, а если ты останешься, она решит, что больше мне тут не нужна, и уйдет. Так что еще поиграй где-нибудь, ладно?
– Конечно, но…
– Никаких «но». Слушай, Мардж не помешают деньги. У Хоуги в последнее время дела идут неважно. Он и проигрывать стал. На этой неделе продул пятьдесят баксов в блек-джек, а вчера – еще шестьдесят в рамми, и…
– И ты их выиграл?
– Да, я выиграл те шестьдесят. Так что пусть Мардж получит часть из них назад на булавки. Давай, иди отсюда.
– Ладно, ладно, не дави на меня.
– Да я так, подтолкнул чуть-чуть. Вот тебе десять центов, купи себе хот-дог. – Он сунул что-то в нагрудный кармана моего пиджака, но я был уверен, что это не десять центов, а пять долларов.
– Спасибо, – сказал я. – Значит, не возражаешь, если я пойду?
Дядя Эм усмехнулся и толкнул меня так, что мне пришлось быстро перелезть через низкий прилавок перед будкой, чтобы не споткнуться о него.
Я влился в толпу, курсировавшую по аллее. Народу было еще больше. Следуя за толпой, я оказался в плотной пробке перед шатром сайд-шоу. Там я попросту застрял. Никто не двигался ни вперед, ни назад. Странно, ведь на сцене не происходило ничего интересного. Там сидел на одном из двух стульев только Скитс Гири. Он повернулся спиной к толпе и нахально сдвинул шляпу на затылок. Но две будки справа от сцены продавали билеты в бешеном темпе, а ведь тут не было даже грайнд-шоу. Кто-то пихнул меня локтем в бок. Я повернул голову и увидел очень толстую тетку. Она была с меня ростом и раза в три тяжелее.
– Извиняюсь, мистер, – с легкой одышкой произнесла она. – Господи, ну и толпища!
Сзади нас толкали ближе к будкам с билетами.
– Что происходит? – спросил я. – Я не видел рекламы. Откуда такая толпа?
Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума:
– Ну как же, ведь именно там убили лилипута! Разве вы не читали газету?
– Да, но…
– Кто-то сказал, цену подняли вдвое. Вы не в курсе? Что ж, если и так, наверное, оно того стоит. У них есть нож, которым его зарезали, и моя сестра говорит, на нем еще видна кровь, а там обозначено место, где нашли труп, и все такое. Можно получить кувшин крови, но это за дополнительную плату.
Я повернулся и, расталкивая посетителей, выбрался из толпы. Пошел к киоску, где продавали лимонад, и купил стаканчик, чтобы запить неприятный вкус во рту. Стоя там, я достал из кармана купюру, которую дал мне дядя Эм, и положил ее в кошелек вместе с оставшимися у меня деньгами. Это была не пятерка, а двадцатка. Я понял, что и у дяди Эма, видимо, неплохо идут дела, и на мгновение от этой мысли мне стало противно, но потом я подумал: разве он виноват в том, что вчерашнее убийство приносит больше денег? Глупо было бы закрывать киоск или прогонять зрителей только потому, что сегодня их больше, чем обычно. Ведь, в отличие от Скитса, дядя специально ничего не предпринимает, чтобы нажиться на случившейся трагедии.
Допив лимонад, я прогулялся по аллее и свернул с нее, чтобы не идти мимо нашего аттракциона. Машинист паровозика накричал на меня, когда я пошел через пути, но, узнав меня, дружески помахал рукой.
Некоторое время я смотрел на рекламную сцену перед шатром, где началось танцевальное шоу, наслаждаясь быстрым шафлом, который Джигабу – семилетний танцор-вундеркинд – исполнил для затравки. Он был очень хорош.
Когда Джигабу закончил танец и вернулся в шатер, я двинулся дальше. Повсюду толпился народ. Даже зал игровых автоматов собрал неплохую прибыль. Зарабатывали все – даже я, если считать двадцатку, которую сунул мне дядя Эм.
С такой толпой цирк будет работать до часу или двух ночи и грести доллары лопатой. И это вечером рабочего дня, когда вот-вот мог хлынуть дождь и мы должны были бы закрыться.
Я подумал, что если лилипута убил кто-то из наших, эта смерть была нам на руку.
Глава четвертая
Перед шатром стрип-шоу собралась большая толпа. На рекламной сцене стояли четыре девушки в халатиках, среди них была Рита. Возле микрофона надрывался зазывала, Чарли Уилер, один из стариков с луженой глоткой, работавших еще до появления системы местного оповещения, и он никак не мог взять в толк, что при наличии микрофона для усиления громкости ему не обязательно вещать в полный голос.
У Риты на лице было слишком много косметики, как, впрочем, и у остальных моделей. Среди прочих девушек она была самой красивой и молодой. Я попытался встретиться с ней взглядом, но ничего не получилось. Чарли дошел до кульминации, жестом велел девушкам возвращаться в шатер, включил музыку и приступил к сбору денег. Судя по тому, сколько народу набилось внутрь, заработал он сегодня прилично.
Я остался снаружи. Мне очень хотелось зайти, но в то же время я отчасти радовался, что не могу этого сделать. Когда я только начинал работать в цирке, дядя Эм просветил меня на сей счет. Забавно, конечно, но со временем понимаешь, почему существует подобный запрет, практически табу.
Я вот что хочу сказать: если ты работаешь в цирке, то не ходишь смотреть на девочек. Модели согласны позировать практически в чем мать родила перед тупыми зрителями, перед дураками, которых они и за людей-то не держат. В этом нет ничего личного. Но если кто-то, знакомый с девушками, зайдет взглянуть, это уже считается непристойным. Это такой же вуайеризм, как подсматривать в окно фургона или через фрамугу в номер отеля. Конечно, глупо, но если вдуматься, в этом есть определенный смысл.
Я двинулся прочь, размышляя, не пригласить ли мне Риту на свидание после шоу. Но черт подери, у меня нет машины. Вот если бы Хоуги опять предложил мне свою, было бы здорово. Просить мне не хотелось, но вдруг он сам предложит?
У него в фургоне горел свет. Если постучаться, он наверняка крикнет, чтобы я зашел, но я почему-то колебался. Просто у меня возникло ощущение, что не надо этого делать. Но я сказал себе, что все это чушь, постучал в дверь, он крикнул, и я вошел.
С тех пор как я был здесь днем, Мардж немного прибралась в фургоне. Повсюду царил идеальный порядок, вот только Хоуги был не в порядке. Он сидел там же, где и раньше, между столом и сиденьем сбоку от него. Но теперь вместо кофе перед ним на столе стояла опустошенная на три четверти бутылка виски. Я никогда не видел Хоуги таким пьяным. Это означало, что он все еще себя контролирует, но о его состоянии красноречиво свидетельствовали осунувшееся лицо и мутный взгляд.
– Садись, Эд, – предложил Хоуги. – Бери стакан, выпьем.
Он говорил четко, но явно прилагал для этого немалые усилия. Пить мне не особенно хотелось, но стакан я взял.
