Так странно: изменяет он, а виноватой чувствую себя я. Может, потому что виновата?
– Хватит! – решаю я, и поднимаюсь с пола. – Хватит быть такой жалкой курицей!
Поднимаюсь в нашу с Костей спальню, и захожу в душ, полная некой темной решимости. Нахлынуло вдруг что-то: порыв действовать, желание изменить свою жизнь!
– В кого ты превратилась? – спрашиваю у своего отражения. – Алан прав был – лощеная телка! Учебу бросила, семью потеряла… себя не потеряй!
Ложусь спать с не оформившейся в план, но четкой мыслью – нужно, наконец, начать жить. Не только ради Алисы, но и ради самой себя. Три месяца с Аланом – он получит то, что хочет – затем развод, и мы с дочкой уедем.
С этой мыслью я засыпаю – впервые за долгое время спокойно и крепко.
Просыпаюсь, к своему ужасу, после обеда – кошмар какой! Такое со мной только в период беременности было, я – ранняя пташка. Телефон вибрирует, оповещая о сообщении:
«Жду в шесть, как и договаривались. Надень платье с открытой спиной, похожее на то, что было на тебе на выпускном. Алан.»
То платье… Алан, помнится, был не в восторге.
… – а нельзя было купить что-то поскромнее? – хмурится Алан, разглядывая меня.
– Паранджу?
– Я имел в виду нормальное платье. Ты выглядишь как стриптизерша, – обвиняет Алан.
Злится, встал в проходе, не позволяя выйти. Вскидываю голову, играя сережками, и иду на него – не заставит же он меня переодеваться! Хмм, не заставил, но платье пришлось гладить.
– Ну ты и дикарь, – фыркаю я, подправляя макияж. – Платье длинное, а то, что спина открыта – на других бы посмотрел!
– На других мне плевать!
… Выхожу из такси, оглядывая двухэтажный особняк – хорошо Алан живет! И правда, нужно поинтересоваться, как ему удалось добиться таких высот за эти годы.
Дверь отрыта, и я вхожу. Окунаюсь в звон бокалов и излишне громкую музыку, и ищу глазами Алана. Оглядываюсь чуть нервно – никого ведь не знаю, зачем он позвал меня на это сборище? Ни одной женщины, сплошь мужчины в почти одинаковых костюмах Бриони.
Спину сверлит взгляд, обрывающий струны в моей душе. Повожу нервно лопатками, и оборачиваюсь.
– Прекрасно выглядишь, Арина, – обнимает меня Алан за талию, прикасаясь ладонью к обнаженной коже. – Пойдем, я представлю тебя своим друзьям!
– Какого черта? – тихо спрашиваю я, улыбаясь кивающим мне мужчинам.
– А ты хотела наедине побыть? Я ведь говорил тебе, что успеем!
Алан улыбается мне своей наглой фирменной улыбкой, и протягивает бокал ненавистного вина. В красках представляю, как выплескиваю красную кислятину ему в лицо, и густые капли стекают по лицу мужчины на белую накрахмаленную рубашку…
Ах, если бы! Но пакостная мысль приносит мимолетное удовольствие.
– Садись, – Алан похлопывает по спинке кресла, в котором восседает, точно король.
Сажусь, чувствуя себя выставленной на всеобщее обозрение. Чисто обезьянка цирковая – сижу рядом с дрессировщиком, жду следующую команду. Ну Алан!
– Вы ведь супруга Константина Вольского? – вдруг узнает меня один из собравшихся – мужчина лет пятидесяти, до одури похожий на Шона Коннери. – Мы с женой виделись с вами на «Сотбис». Вы так бились за шкатулку работы Мейрерса, даже неудобно было поднимать ставку, глядя на вас.
А мне неудобно сидеть рядом с хозяйски глядящим на меня Аланом, тогда как все собравшиеся знают, что я мужняя жена! Хотя, уверена, что этот «мужской клуб» в курсе, что верностью Костя меня не балует.
Но он ведь мужчина – ему можно. Что позволено Юпитеру, как говорится…
Рассеянно киваю собравшимся, что-то отвечаю, и даже поддерживаю видимость беседы. В доме царит хаос: музыка выбрана неподходящая, и играет слишком громко; блюда расставлены и сервированы не по этикету, пусть это и не банкет, а что попало. Мужчины не утруждают себя выходить в курительную комнату, или на улицу – дымят кто где хочет.
Бедлам какой-то. Была бы в доме хозяйка – не допустила бы такого непотребства!
– Нам нужно обязательно встретиться семьями, – добивает меня «Шон Коннери», делая вид, что не замечает руку Алана на моей пояснице. – Мы с Анжеликой, и вы с Константином, и вашей очаровательной принцессой… Алиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Алисой, – поправляю я. Повожу плечами, намекая Алану прекратить, иначе отведает пощечин. – Думаю, муж будет рад.
Если вообще вспомнит, кто эти люди. Лично для меня все представители так называемой элиты на одно лицо: я уже с трудом вспоминаю лица тех, с кем играла в бридж и сквош еще неделю назад – а ведь мы были почти подругами.
– Нравится вечеринка? – Алан заставляет меня прогнуться в пояснице, и я почти утыкаюсь грудью ему в лицо.
Со стороны мы, должно быть, выглядим препохабнейше!
Ну и ладно, зато теперь мы с Костей друг друга стоим в глазах нашего, прости Господи, общества.
– Я в восторге, – угрожающе улыбаюсь я. – Вот только позволь повторить вопрос: какого дьявола? Тебе доставляет удовольствие меня унижать?
Алан проводит указательным пальцем по моему обнаженному плечу. Глубоко вдыхает воздух, будто сигаретой затягивается.
– Ты до сих пор пользуешься теми духами? – невпопад спрашивает мужчина, и не дожидаясь ответа произносит: – Тебе, Снежинка, все не так: наедине плохо, в компании людей тоже. Не угодишь! И… захотела бы – ушла, но ты ведь осталась. Силой я тебя не удерживал.
Поджимаю губы строго, а затем, неожиданно для самой себя, смеюсь – громко и искренне. Алан сволочь, но он прав – послушно напялила платье под его требование, приехала и осталась. Точно, цирковая обезьянка! И как у него получается так хорошо мной управлять?
Но веселье мое заканчивается также быстро, как и началось. И снова в этом виноват Алан:
– Алиса, твоя дочь… я все спросить хотел: чья она?
«Неужели знает? – холодею я. Мысли панически мечутся в моей тесной голове. Путаются, перемешиваются в невообразимый клубок, состоящий из обрывков лжи и правды. – Только не это! Жизни ведь не даст ни мне, ни дочери!»
– В каком смысле? – хрипло спрашиваю я.
– В прямом. Чья она дочь?
Знает. Но… как?
Ни за что не признаюсь: пытать будет – правду не скажу! Все лаборатории подкуплю, но Алан никогда не узнает, кто именно отец Алисы. Знаем только мы с мужем, и знание это мы сохраним из любви к дочери.
– Какой глупый вопрос, – заставляю себя играть привычную роль снисходительной аристократки. Покачиваю головой, будто поражаюсь неуместности заданного вопроса. – Алиса – наша с Костей…
– Не заливай, – грубо перебивает Алан. – И не ври!
– Я не вру! С чего ты вообще взял, что Алиса может быть не от моего мужа?
Я злюсь, и Алан это видит. Пусть думает, что я оскорблена! Пусть принимает мою злость не за панику, а за праведный гнев.
– Костя там и рядом не пробегал, – Алан выпрямляется в кресле, и хватает меня за руку, вынуждая смотреть прямо на его белое от злости лицо. – С чего я взял? Да ты любого спроси, Арина – все знают, что дочь ты родила от кого-то другого. Для этого всего лишь нужно иметь глаза: вы с муженьком выглядите, как близнецы. Даже Саша меньше на тебя похож, чем Костя, а ведь Саня – твой близнец. А дочь твоя… как же мне ее описывали?
Алан победно смотрит на меня, готовясь выдать описание моей девочки: темноволосая, кудрявая, синеглазая. С идеальной оливковой кожей. Родись она мальчиком, была бы на одно лицо с Аланом в детстве – каким я его запомнила.
Дьявол! Какая же я идиотка… мы оба идиоты – я и Костя. Так хотели защитить Алису, были уверены, что никто ничего не подозревает. Все всё знали!
– Убери руки, – грубо вырываю запястье из хватки Алана, и резко поднимаюсь. – Алиса пошла в мою мать! Советую не собирать гадкие слухи!
Разворачиваюсь, и быстро пробираюсь к выходу из этого ада. Но на улице стоит компания мужчин, и у меня нет никакого желания обмениваться с ними любезностями. Быстро поднимаюсь на второй этаж, мечтая оказаться в тишине…
… и наедине с самой собой.
