в Гетеборг, в офис компании. Развлекательной составляющей этого турне и была ловля макрели в Северном море.
Сейчас, двадцать лет спустя, можно рассказать (об этом даже снят телевизионный сюжет) о том, чем занималось предприятие, некогда сверхсекретное. А занималось оно корабельной авиацией. Хотя головными по темам оставались авиационные фирмы, «Механика» работала над узким местом: системами торможения и посадки. Дело в том, что истребители и штурмовики относительно быстро «научились» взлетать с палубы, а вот садиться оказалось намного сложней, и это сдерживало развитие авианосного флота. Самолеты базировались на палубе, взлетали, а садились на сухопутные аэродромы. Придумали машины вертикального взлета, которые могли зависать над палубой, как вертолеты, но они потребляли слишком много топлива, да и полет их был неустойчив. Лаборатория Мыщенко работала над бионическими системами торможения — тогда бионика была в моде.
В основе проекта «Маша» (тогда «темам» нередко давали, на радость генералам, весьма фривольные названия), который вела Лаборатория бионических систем, лежала остроумная идея.
Упрощая, можно ее описать приблизительно так: самолет приземлялся не на шасси, а на как бы подушку из материалов, аналогичных слизистым тканям женщины. В полете подушка убиралась внутрь фюзеляжа, а перед посадкой в ткани поступала жидкость, от которой ткань набухала, створки раскрывались и маша, влажная, упругая и вязкая одновременно, обеспечивала и мягкую посадку, и малый тормозной путь, впрочем, существенно больший, чем длина полосы авианосного крейсера. Лаборатория Мыщенко и здесь не пошла по проторенному пути вроде использования тормозных парашютов или даже резиновых лент: в палубе монтировались устройства, подобные большим рыболовным крючкам, они впивались в машу и, используя эластичность протянутых под полосой канатов, останавливали машину.
Система работала, завлаб уже прикидывал, на что потратит госпремию, но не тут-то было. Разумеется, после каждой такой посадки машу выкидывали, в отсек на ее место просто вставляли новую. Маши изготавливались и разрабатывались в «ящике» НИИ бытовой химии, на каждую уходило по полгода работы многотысячного коллектива. В главке решили, что в массовое производство (им, видимо, уже мерещились армады советских авианосцев) посадочные устройства данного типа не запустить. Александр Федорович держался за свои бионические идеи, за что его за глаза звали «бараном». В результате родилась тема со скучным названием «Блесна», которая, по сути, была паллиативом: ситуация как бы перевернулась, и не крючья впивались в машу, а самолет выбрасывал жгут с крючьями, которые впивались в мягкие (из дешевых полимеров) щиты по бокам полосы. Маши все равно стирались, теряли эластичные свойства и требовали замены, но все же не каждый раз, а после десяти-двадцати полетов.
Испытывали системы, разумеется, не в морских условиях, а на обычных военных аэродромах, бетонки которых были расчерчены в соответствии с геометрией виртуальных авианосцев. Катастрофы следовали одна за другой, но руководство смотрело на это сквозь пальцы, пока трагедия в Жуковском не похоронила трех ребят и весь проект заодно.
Дело в том, что на охраняемые аэродромы просачивались дети поглазеть на самолеты. Во время одного из испытаний группа подростков из поселка летчиков укрылась за тормозными щитами. Истребитель, заходящий на посадку, уже расправил машу и выбросил блесну, но из-за сбоя в системе выброса крючья блесны миновали щит и трое из ребят были задеты и подхвачены. Среди покалеченных оказался и сынишка начальника главка.
Александр Федорович не «косил» срок. У него действительно были нарушения психики, которые и позже, после выхода из больницы, выражались во внезапных спазмах и криках по ночам. Вскрикивал он тихо, тоненьким голоском, так что люди посторонние, например попутчики по купе в поезде, думали, что пожилой дядя валяет дурака.
Григорий позже пожалел о своем неуместном красноречии, спровоцированном алкоголем и расслаблением после похорон и поминок. Уже к сорока дням первый вариант «Мести макрели» был написан. Место генералов заняли коррумпированные дельцы от Морфлота, «оборотни в погонах», запаривающие направо и налево российские технологии, таких гибель ребенка, пусть и собственного, остановить не может, зато возмездие таки настигает их в облике конкурентов: взрывают их в сауне вместе с проститутками — звездами отечественного шоу-бизнеса по совместительству. Что касается героя рассказа, то он умирает как бы в эпилоге: в ознаменование победы над очередными «оборотнями» Инженер отправляется в дарованный ему круиз. Увидав гирлянду макрели, выдернутую им из пучины океана, Инженер вскрикивает и падает замертво. Вдалеке мы видим (парень уже и сценарий набросал) всплывающий из тумана Барьерный риф. А под поверхностью вод стремительно продвигается «Рыба-меч» — видимо, тема следующей части сериала.
ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ
Антоний — Антон Чумилин, счастливый обладатель автобуса фольксваген транспортер, любил проводить ночи, торгуясь с сутенерами. Торг обычно кончался ничем, так как деньги у Антония бывали в кармане редко.
На этот раз Антонию жгли карман сто баксов — аванс за пиар-акцию одного магазина бытовой электроники. Цены начинались от полтинника, но, как всегда, процесс переговоров с проститутками и их менеджерами так увлек его, что он забыл, зачем приехал. Ленинградка до Химок включительно, Садовое, переулки в окрестностях Сретенки были им уже подробно просмотрены, и теперь он не спеша катил по Ленинскому в сторону центра. Витрина — платиновая блондинка, не лишенная блядского очарования — стояла у места впадения улицы Стасовой в Ленинский.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер.
— Что у нас с ценами?
— Девочки от пятидесяти и до ста.
— Много?
— Много.
— Далеко отсюда?
— Да нет, вон в переулке. — Улыбчивая, но немногословная девушка кивнула в сторону советского вида учрежденческого здания с колоннами. Около него чернела задница джипа. Голоса, свет фар.
— А сама сколько стоишь?
— Я не выезжаю.
— А все-таки?
— Сто пятьдесят.
— Ты чо? Беспредельщица. Автобус мой нравится?
— Ну, такой… прикольный.
— Ответ правильный. Автобус очень хороший. Ладно, посмотрим, что тут у вас. — И он направил свой глазастый автобус в проулок.
Антоний любил свой автобус. Рожденный в бурном 65-м, с плоской мордой и рыжей полосой вдоль фюзеляжа, он словно выпрыгнул в московскую реальность из фильмов о Вудстоке. На таком разъезжали (казалось Антонию) террористы Ирландской Освободительной армии. Профаны кривились, знатоки улыбались и делали знаки, мол, круто. Как-то раз автобус даже стал причиной небольшой пробки: хорошо одетые юноши, покинув всяческие ауди и пежо, окружили транспортер, расспрашивая и
