А потом до меня доходит, что это вишня. Я слабо разбираюсь в садоводстве, но вроде как раз лет десяти. Смотрю, метров через двести на обочине — вторая, потом еще. Три вишневых дерева растут точно, а если поехать дальше, за Кольцевую, может, там и еще есть.
МЕСТЬ НА СЛАДКОЕ
Н. был свидетелем неприятной сцены. Однажды, возвращаясь ночью из гостей, он шел пешком вдоль трамвайных путей: трамваи уже не ходили. Пройдя пару кварталов, он услышал шум из неосвещенной части бульвара. Можно было различить две тени, пинавшие что-то у себя под ногами. Н. ускорил шаг. Пройдя какое-то расстояние, он повернул обратно, в душе, впрочем, надеясь, что, может, все как-то разрешится без его участия. Увы, те двое все еще были там, только теперь они что-то делали руками, согнулись над черным пятном. Достав на всякий случай мобильный телефон, Н. приблизился. Двое заметили его и не спеша двинулись навстречу. Ноги сами понесли Н. прочь.
В этот момент откуда ни возьмись заголосила баба. Двое замерли на мгновение, оценивая ситуацию, и проворно скрылись в темноте.
Полгода спустя Н. купил в стекляшке у метро банку охотничьего салата, половинку черного и расположился на лавочке перекусить. Это была середина дня, было сухо и ясно, мимо проходили дети и взрослые, благожелательно улыбаясь. Немолодой плохо одетый мужчина присел рядом, косясь на Н. (хорошо одетые в нашем районе редкость).
Н. продолжает есть, косясь, в свою очередь, на мужчину.
— Вот я и нашел тебя, — произносит, наконец, мужчина.
Н. откладывает в сторону хлеб и салат.
— Да-да, тот самый.
— Тот самый кто? — спрашивает Н. на всякий случай.
— Тот самый. Кого ты оставил подыхать там, у автостоянки, в пяти минутах отсюда. Помнишь?
— Да, помню.
— Еще б ты не помнил. Это кем надо быть, чтоб еще и не помнить. Ну надо же, нашел все-таки.
— Зачем?
— А в глаза посмотреть. Как вышел из больницы, так прям вдруг захотелось в глаза тебе посмотреть. Да так захотелось! Не могу тебе передать. Я, знаешь, дежурю у метро каждый день — тебя караулю. Думаю, раз он тогда среди ночи шел, наверно, и живет где-то здесь поблизости. Мне-то теперь делать нечего, не работаю я.
И нашел. Вот ведь как.
— Я испугался тогда. У них что-то было в руках.
— А я понимаю. Конечно, страшно. А мне, знаешь, как было страшно? Но можно было закричать. По телефону в милицию позвонить.
— Да, у меня и телефон был. Прости, если сможешь.
— А ты б смог? Как звать-то тебя?
— Н.
— Н. А я вот Валера. Надо же, нашел. Ты под фонарем тогда шагал. Моя последняя надежда. Быстро так шагал. Мимо. Я твое лицо из миллиона узнаю.
— Я рад, что ты жив, Валера.
— А я как рад! Повезло мне. Жена возвращалась в это время со смены. Спугнула их.
— Так это твоя жена была? Молодец. Повезло тебе с женой.
— Да уж. А то б так и лежал. Ни один бы не подошел. Факт. Я, может, и сам бы не подошел. Ну, отмудохали хача, разборки свои. Или там вьетнамцы из общежития. Знаешь общежитие за овощным? Я, кстати, русский.
— Да я вижу.
— А жена, кстати, армянка. Надо же.
Н. не понял, к чему относилось «надо же»: то ли к жене, то ли к Н., то ли к жизни как таковой.
— Может, я могу помочь чем-то? — спросил Н.
Валера не ответил.
— Знаешь, ты мне снишься с тех пор. То есть не ты, а шум в кустах за стоянкой, и эти двое. Просыпаюсь в холодном поту. А кто они были?
Валера махнул рукой.
— Не нашли. Да и не искал никто.
— Понятно. Да, повезло тебе. Я правда рад, что ты жив.
Валера сидел понуро, плечи вперед. Кисти его рук, заметил Н., мелко тряслись.
— Ты говорил, ты можешь помочь, — промямлил Валера.
— Конечно! Может, тебе… нужны деньги? На лечение.
Валера заерзал на лавке.
— Да, лекарства дорогие сейчас. Таких лекарств на мою пенсию, сам понимаешь. Таких лекарств навыписывали… не веришь? — Валера сунул руку в протертый карман. — Я даже названий-то таких не слышал никогда.
— Так я схожу домой, принесу тебе деньги. Я же недалеко здесь.
— Да нет, куда ты пойдешь. Погоди. Ты эта… дай сколько есть, а?
Н. дал две сотенные. Валера молча смотрел, как Н. выгребает мелочь.
— Прости, — повторил Н., поднимаясь.
Валера тоже встал.
— Он, кстати, умер, — сказал Валера. — В больнице.
— Кто умер?
— Ну тот, которого ты оставил подыхать.
— А ты кто? — не понял Н.
— А я, как ты, мимо шел. Не знаю, как ты меня тогда не заметил. Я направо повернул, а ты дальше пошел. А Сергей помер, царствие небесное, проводили его. Сосед мой по подъезду оказался. Русский, кстати. А жена — армянка. Уехала к своим.
— Вот, значит, как.
— Ну да. Иду себе, смотрю, лицо знакомое. Думаю, где ж я тебя видел? И вспомнил. Ну да ладно. Пошел я. А за денюшки спасибо… Ну, бывай, мразь, — улыбнулся Валера, — глядишь, свидимся еще.
— Я — мразь? — не понял Н.
— Ну да, ты — удивился Валера. Он приволакивал левую ногу при ходьбе.
— А ты? Ты — мразь? — кинул вопрос в спину.
Остановился.
— Я — нет, — серьезно ответил он и поковылял дальше к метро.
Еще Н. снилось, что он — кусок сала в бумажке. Он лежит на полке в холодильнике. Справа от него — майонез Скит, слева — банка кукурузы Вондюэль с открытой зазубренной крышкой. В камере холодильника +5, но Н. не холодно.
Теплые пальцы хозяйки извлекают его из холодильника.
— Сальца б, хозяйка, к водочке, — доносится из гостиной пожелание пьяного гостя.
— Уже! —
