обманывает хозяйка.
Н. любит ее. Она отворачивает бумажку. Нож врезается в тело Н.
Больно, но терпимо. Хозяйка отрезает ломти от тела Н. Боль с каждым разом все слабей. И бледней сознание.
Потом снилась та же скамеечка, на том же бульваре. Но только на этот раз Н. — бывший пострадавший. Немолодой плохо одетый мужчина перекусывает рядом на лавочке.
— Вот я и нашел тебя, — говорит Н.
Мужчина смотрит на него мутными глазами с грязно-серой радужкой.
— Да-да. Тот самый. Кого ты оставил подыхать там, на бульваре за стоянкой. Я нашел тебя.
— Зачем? — спрашивает мужчина.
— Я должен сказать тебе одну вещь.
Н. понижает голос. Мужчина склоняется ухом к его рту.
Н. берет мужчину за волосы левой рукой, вытягивая правой ложку из внутреннего кармана. Остро заточенный черенок ее со сладким хрустом входит в шею мужчины.
МЕСТЬ МАКРЕЛИ
На кухне трое: сестра Людмилы Ивановны — Лиза, сын Лизы — студент Денис и Гриша, сослуживец Александра Федоровича. Лиза моет посуду, мужчины сидят за столиком допивают водку, закусывая недоеденными салатами. В квартире еще и Людмила Ивановна, вдова, но ее напоили валокордином и транквилизаторами, она уснула в маленькой спальне в разгар поминок. Остальные разошлись по домам.
— Дядь-Гриш, а ты сам-то много поймал?
— Какой там. Только мы выплыли на открытую воду, меня морская болезнь и одолела. Швед этот, Пер, по палубе ходит весь зеленый. Капитан на палубу пустое ведро выставил, вот мы вокруг ведра всю поездку и провели.
— А дядя Саша ничего?
— Ничего.
— Дядь-Саш крут был по жизни. А что за банкиры были?
— Да какие-то такие… Из Казани, что ли. Или из Ростова. С животищами, не то что наши московские.
— Тоже блевали всю рыбалку?
— Кто как. Они накатили сразу в каюте. Мне тоже предлагали, от морской болезни, говорят, а я отказался, думаю, и так тошнит, а тут еще водку. А на обратном пути попробовал, и впрямь помогает.
— Учи, учи парня.
— Да ладно, Лиз, чо ты. Он сам кого хошь научит, здоровый кобел.
— Это точно. Бери лучше полотенце, вытирай. Григорий Семенович без тебя справится.
На кухонном столике уже выстроились в несколько рядов вымытые рюмки и фужеры, в раковине, укрытые пеной, плещутся тарелки и приборы. Денис со вздохом встает, берет полотенце. Гриша подливает себе еще на два пальца.
— А чо, там прямо везде так клюет, что ли?
— Ха. Это целая наука. Ты б видел, у капитана в рубке, как в кабине истребителя: дисплеи, дисплеи. На электронной карте все места помечены, он сразу на автопилот поставил и книжечку себе читает, только иногда на джипиэс поглядывает, следит, куда точечка переместилась, наш катер в смысле. А как подплыли, он тихий ход поставил и эхолот еще включил. А там прям видно: косяк идет по мелководью. Тут он книжечку свою отложил, пошел на нос, якорь кинул и кивает: пора. Ну, мы и пошли, те, кто передвигаться был в состоянии. Разобрали спиннинги и давай закидывать за борт да эти рулетки крутить. Е-мое, я рыбак никакой, но я такого даже представить не мог: первый же вытаскивает, а макрель эта прям гирляндой висит на леске, на каждой блесне по рыбине!
— И каждая во-о-от такая!
— Не, правда. Я ж не рыбак, чо мне врать. Привезли целое ведро…
— То самое?
— Тьфу ты. Нет, не то самое. Шведу все и отдали, Перу, который за культурную программу отвечал. Мол, бери, жена уху сварит. А селедок капитан велел выпустить, говорит, лицензии нет. Снял с крючка и в воду так и швырнул.
— Круто. А я думал, как у Вспышкина: раз пошел я на рыбалку щучек потягать, раз тягаю, два тягаю, щучек не видать.
— Вышкин?
— Да нет, эмси Вспышкин и Никифоровна, очень модный диск, ща, у меня есть с собой. — Денис положил полотенце на спинку стула.
— Может, тебе напомнить, по какому поводу мы здесь?!
— Да, прости мам. — Взял полотенце.
— А дядя Саша так и… ну прямо на катере?
— Кто тебе сказал такую чушь? Он умер в больнице, в Стокгольме. Сердце, точней все вместе. Эта болтанка, переутомление, ну и выпили они там. Но поплохело ему еще на катере, это правда. Помню, он как вытянул эту гирлянду макрелевую, крикнул: «ух ты», тут и схватился за сердце, побледнел. Его еще спросили: «вам плохо?» «да нет, ничего, пройдет», постоял на палубе, потом спустился в каюту. А в гостинице Саше стало совсем плохо, вызвали врача.
Повисла пауза. Слышно стало, как поскрипывает полотенце о стекло рюмки. Гриша налил еще, однако, поколебавшись, пить не стал. Вместо этого он начал сгружать содержимое салатниц в одну большую кастрюлю.
— Почему макрель? — вдруг спросила Лиза.
— В смысле?
— Макрель — это скумбрия. Почему не называть ее скумбрией?
— Ну да, скумбрия.
— А по-моему, «макрель» красивей, правда, дядь-Гриш? Дядь-Гриш, а правду говорят, что дядь-Саш сидел?
Мать и Григорий повернулись к Денису.
— Нет.
Григорий посмотрел на сестру покойного.
— Нет, — сказал он, — Саша не сидел. Но он около года лечился в психиатрической больнице.
Григорию Семеновичу шел всего пятый десяток начинал он с Александром Федоровичем еще в советское время, аспирантом. Но тот был уже тогда главным инженером тульского объединения «Точная механика». Таковым фактически он и оставался до последнего момента, только называлось это теперь «вице-президент по технологиям корпорации «Механика». В этом году в «Механике» задумались об инсталляции серьезной корпоративной информационной системы, этого требовали аудиторы и зарубежные партнеры. В то время самым активным в этой нише на российском рынке было представительство SAP, однако предприятию, и так едва сводящему концы с концами, хотелось чего-нибудь более приемлемого по цене. Взор Александра Федоровича пал на шведскую систему, название не помню, какая-то не запоминающаяся аббревиатура из трех букв, вроде SFC. Шведы не преминули пригласить Александра Федоровича вместе с дюжиной других потенциальных клиентов из СНГ
