Судя по выражению их лиц, офицеры вели разговор о вещах хотя им известных, и понятных, но весьма малоприятных для обоих.
– Вот и всё, господин Шаблинский! Приплыли… – это тот, что постарше, заговорил с грустью в голосе, и тут же уточнил. – Мы приплыли, а Вам ещё плыть да плыть!
– Господин полковник! Куда на этом, – штабс-капитан показал на сопящий пароходик. – Куда на нём можно уплыть? Пять метров ширина! Одиннадцатый год постройки! На две паровые машины триста сорок лошадиных сил! Октябрь на дворе…
– Бросьте, штабс-капитан! Что – октябрь? Берите пример с Адмирала, он весь Север исходил, во льдах, и ничего! Доплывёте до Обдорска, а там вас англичане встретят.
– Встретят? – в голосе штабс-капитана зазвенело сомнение. – Англичане? Господин полковник, нас встретят англичане?
– Встретят, встретят, не сомневайтесь! На Вас, всех нас и на всю Россию им, конечно, наплевать, а, вот за это золотишко они постараются.
– Владислав Станиславович! Осень ведь, тысячи километров неизвестного пути впереди… а мы, с таким грузом, на этом…
Штабс-капитан выразительно кивнул в сторону пароходика. При этом один его глаз вспыхнул праведным негодованием, а второй, невидящий, вдруг повернулся и уставился на полковника.
– Послушайте, Николай Александрович! И, особо прошу – запомните, что я Вам сейчас скажу. – Седой полковник закрылся от этого неживого взгляда ладонью, из-под неё испытующе посмотрел на подчиненного. – Не зря Вас выбрали для этой экспедиции, понимаете – не зря, и особо! Золото, которое Ваша команда будет сопровождать, очень важно для борьбы, которую мы ведём за освобождение России. И оружие, которое мы купим за него, тоже важно.
Полковник потянул Шаблинского за рукав, зашёл вместе с ним за штабель из ящиков, оглянулся несколько раз, ну, чисто ребёнок – кто бы смог подслушать их разговор здесь на холодном берегу замерзающего Иртыша? Продолжил почти шёпотом:
– Николай Александрович, Выслушайте меня очень внимательно, примите к сведению и для исполнения, и тут же забудьте всё, что от меня услышали!
– Э-э…
– Не перебивайте, пожалуйста. Это золото нам важнее будет для другого дела, к которому можно будет приступать лишь лет через двадцать. Всё это – дело сегодняшнее, – полковник, широко развел руки, показывая на то, что их окружает. – Поймите, мы проиграли и надо думать о возрождении. Для этого понадобится много золота, и, если Вы заплутаете в протоках этой реки, а заплутаете Вы точно…
– Точно, господин полковник, заплутаем и потеряемся, я все понял!
– Так вот, груз надежно спрятать, пароход отогнать подальше и затопить, команде выходить в сторону Архангельска, через Урал.
– Владислав Станиславович! А где, по Вашему мнению, мы можем заблудиться, заплутать, как вы изволили выразиться?
– Пойдёмте на пароход, Николай Александрович, покажу Вам точечку на карте и инструкцию передам от самого Адмирала, он знает эти края и людей, пойдёмте!»
Глава пятая
Воздушный извозчик
1
Много лет тому назад, если точнее, зимой 1953 года, жители маленького, но весьма богатого своей историей Берёзово были разбужены рёвом буровой на окраине посёлка. Газ из скважины шёл с такой силой, что промороженная веками земля дрожала на километры вокруг.
Всё в нашем мире связано и, следом за газовым фонтаном, забил фонтан щедрого, почти не ограниченного финансирования. Разрушенная недавней страшной войной страна умудрялась находить средства на восстановление своего хозяйства, выделяя при этом и на атом, и на космос, и, вот, на разработку нефтегазовых месторождений в Сибири.
Появились в некогда глухом краю деньги, за ними пришли люди, привезли вещи, понастроили жильё, дороги, аэропорты, нарожали детей, и своим, не надо лишней скромности, героическим трудом отсрочили, лет на тридцать, падение и развал некогда могущественной державы – Союза Советских Социалистических Республик.
В те времена поднялась вся страна, воодушевлённая близостью неожиданно свалившегося на неё сырьевого счастья. И потянулись через таёжные болота, вечную мерзлоту, через сотни речек и рек, так называемые «нитки» газопроводов. Потянулись караваны речных судов по речкам, и названия-то которых были прописаны на картах не всегда.
Уренгой – Помары – Ужгород, с этого словосочетания начинались все новости Центрального телевидения и заседания Политбюро. Казалось, страна взялась за одно большое дело, общее дело.
Для руководства освоением территории, превосходящей, возможно, Францию, в центре посёлка быстро построили добротное четырёхэтажное здание, вселили в него райком партии и райисполком.
Что ещё построили? Гостиницу для приезжающих по вызову или с проверками и здание аэропорта, одноэтажное. С перспективой на дальнейшее развитие. Даже проект утвердили. А вот построить – не успели. Всё время уходило на ускоренное бурение скважин, выкачивание газа и прокладку трубопроводов.
Получилось так, что люди прибывали, а возможности их достойно обслужить, как пассажиров, остались на уровне средины прошлого века. И, как памятник несбывшимся мечтаниям, метрах в ста от приземистого здания аэропорта, стояло строение белого цвета, небольшое, двери с правой и левой стороны под кривыми чёрными буквами «М» и «Ж».
2
Полон был зал ожидания аэропорта «Берёзово».
Ожидания чего? Наверное, её – Погоды. Её, матушку, её – царицу небесную, ждали около сотни пассажиров, плотно обосновавшихся во всех углах и проходах, вдоль стен тесного помещения.
«Зал ожидания», это уж так, Автор, по широте душевной и доброте, от себя добавил. В этом аэропорту был только один зал – и ожидания, и прилёта-вылета, он же кассовый и досмотра. Буфет при нём – тут же. К вечеру в буфете всё съедалось и выпивалось. Особо озадаченные ожиданием и пониженным содержанием алкоголя в крови граждане бегали по хрустящему снежку, за полтора километра, в ближайший и единственный в посёлке круглосуточно работающий магазинчик.
Отоварившись, выпивали, закусывали всю ночь, а зимние ночи здесь – дли-ин-ные, бежали опять за добавками, по очереди. Знакомились, если незнакомы были до этого, что, впрочем, было большой редкостью. Даже самый легкий, поверхностный взгляд отмечал, что люди, собравшиеся здесь, если и не были родственниками, то, по крайней мере, были хорошими знакомыми и даже – добрыми друзьями.
Первое, что приходило в голову попавшему в зал ожидания – что здесь расположился табор кочевой, цыганский табор, в северном, конечно, исполнении. Одежда и обувка, всех возможных цветов и фасонов. Расшита у многих бисером и украшена орнаментом, каждая закорючка и изгиб которого рассказывала о владельце всё. Кто он и откуда. И, что важнее – откуда предки его, к какой фратрии принадлежали.
Люди в орнаментах собирались в отдельные стайки, вели себя вольно, на окружающих внимания не обращали, разве только – стреляли острыми глазами по сторонам и по «чужакам» в европейской одежде. Сидели и лежали на чём попало. Пить – почти не пили, если говорить о напитках фабрично-заводского производства.
«Сухой закон», однако! Что ели? Да всё, чем успели запастись до наступления зимы. В основном, это балычок янтарный, крупными пластами нарезанный да длинные, похожие на ремни, полоски вяленой оленины.
Те, что не в мехах национальных, делились, в свою очередь, на две группы. Первая формировалась из приехавших с Большой Земли во времена «освоения недр» и потом, во времена «приватизации недр». И повзрослевшие их дети. Одеты они были богато, со вкусом, мехов, в денежном исчислении, на них меньше, чем золота. А золота – самая малость золота была, так, для поддержания колорита. Сидели эти старожилы на пластиковых чемоданах с иностранными надписями. Пили дорогой коньяк из маленьких рюмок-крышек именных фляжек. Говорили, в основном, об очередном финансово-политическом кризисе или о женщинах из последнего курортно-романтического лета.
Вторая группа «европейцев» золотом вообще не блестела. А из мехов на них были лишь шарфы, круто скрученные и изрядно засаленные. Эти искатели приключений, глубоко засунув помороженные руки в карманы курток из кожзаменителя, жались к трубам водяного отопления, проложенным почти у самого пола. Вдоль них и лежали, или полулежали эти славные представители племени бродяг, распространяя вокруг себя запах дешёвой парикмахерской. Под собой, или за собой, прятали тощие рюкзачки. Разговаривать начинали только после того, как находили в трижды заштопанных карманах мелочёвку на флакон одеколона, «Тройного» или «Шипра». На закуску были у них только ржаные сухарики, коричневые «Кольца кальмара», да рукава засаленных курток.
