на железный лист.
— Послушайте, я заранее извиняюсь за любопытство, но что вас заставило забраться в такую глушь, спрятаться от людей? Я смотрю, — продолжала Марина, — вы такие книги читаете серьезные, вроде, цивилизованный человек. Что подвигло вас на отшельничество?
— Я так живу с детства, привык. Да по-другому у меня и не выйдет. А книги эти, я уж все наизусть знаю, — нехотя ответил Петр, вороша угли в печи. Потом, подхватил лист с мясом и задвинул его в печь.
— Так почему бы вам иногда не выбираться в район за новинками? И хлеба бы с солью, и чего другого купили, одежду, например, — не унималась девушка, — денег нет? Забейте кабана и продайте, вам на все хватит.
— Одежда у меня пока есть, за два года я еще не все износил, да в лесу её много-то и не нужно, а к такой еде привык. Вот чего не хватает, так это действительно книжек, вообще информации, — посетовал Петр.
— Почему за два года? Вы сказали, что так всю жизнь живете! — пытала его Марина.
— Так и живу всю жизнь, мать умерла два года назад. Она все покупала, а я здесь оставался, так всегда было, с детства, — Петру явно не очень нравилась тема разговора, но тем не мене, он был с гостьей терпелив.
— Что же это за мать-то такая! — возмущению Марины не было предела, и она не заметила, как перешагнула черту, за которую вход воспрещен, — собственного ребенка растить, словно Маугли в джунглях, вот последствия такого эксперимента — человек дичает на глазах…
— Замолчите! Это не ваше дело! — рявкнул мужчина, не дав Марине закончить обличительную речь, — моя мать была прекрасной женщиной, — и без того чёрные глаза хозяина сделались просто угольными, того и гляди искры полетят, — И закроем этот вопрос! Не то, пойдете гулять по лесу!
Марина обиженно замолчала, а Петр выскочил в сени, громко хлопнув дверью. Вернулся минут через двадцать с кувшином холодного морса. Молча достал мясо из печки и стал выкладывать его на блюдо.
— Может, уберем скатерть со стола? Боюсь испачкать. Я заметил, какую красоту вы здесь навели, — пошел он на мировую, — мне нравится, но я от этого отвык.
— Вот и продолжайте в том же духе, скоро отвыкните от всего человеческого! — все еще обижаясь, пробурчала Марина.
— Наверное, так и будет, — вздохнул печально Петр, — а пока, давайте ужинать.
Когда с едой было покончено, хозяин достал с полки коробку с шахматами и принялся расставлять на доске фигуры. Марину в сон пока не клонило, но удивляло, что Петр после целого дня походов по лесу не засыпает на ходу:
— А вы спать не хотите? Уже ночь на дворе.
— Я по ночам очень редко сплю, только, если заболею. А обычно и не ложусь.
— Когда же вы спите? Днем по лесу ходите, ночью не ложитесь.
— Днем сплю немного, в лесу.
— Странно, иметь дом, а спать в лесу! Все не как у людей! — поразилась Марина.
— Да, вот! Люблю спать на свежем воздухе, — Петр снова начинал злиться, — а ночь тратить на сон для меня — расточительство!
— Что вы все со мной загадками говорите? Так и скажите: не твое дело! — нахохлилась девушка.
— Все, все, мир! — тряхнул хозяин лохматой гривой, — если и вам не спится, лучше составьте мне компанию в шахматишки, а то надоело все время у себя выигрывать, — и в зарослях чёрной бороды сверкнула белозубая улыбка.
— А, скажите, Петр, где вы берете зубную пасту? А то, я себя с нечищеными зубами ощущаю первобытным человеком.
— Нет ничего проще, — усмехнулся хозяин, — зола из печки лучше любой пасты отчищает. А вместо зубной щетки приспособил полоску кабаньей шкуры. Намотал на палочку, да щетину обрубил покороче. Вот и вся премудрость.
— Фу, какая гадость, — Марину даже передернуло.
— Ладно, давайте в шахматы играть. Или обсудим, что я использую вместо туалетной бумаги? — рассмеялся хозяин.
— Я буду белыми, — Марина с удовольствием сменила тему и подсела к шахматам, — но, предупреждаю, я не очень хороший шахматист. Только с папой дома — вот и вся моя практика.
Конечно, она продула. Даже непонятно, как это Петр, так ловко добрался до ее короля какой-то невзрачной пешкой и поставил мат.
— Все, ложусь спать, глаза уже слипаются, — и Марина отправилась устраиваться на свою лежанку. Петр был верен слову, так и не лег. Принес чурбак из сеней и стал что-то выстругивать. Девушка, делая вид, будто спит, разглядывала на фоне света свечи правильный мужской профиль с высоким лбом и прямым носом, и мучилась загадкой этого человека. Петр ловко орудовал ножом, мурлыча под нос какую-то песенку. Под эту колыбельную она и уснула…
Глава 10
Когда ночная тьма еще не рассеялась, а лишь начинала немного сереть, Марина проснулась оттого, что хлопнула дверь. Петр опять уходил, а она так и не поняла, поможет ли он ей сегодня вернуться домой. Она быстро спрыгнула с лежанки, сунула босые ноги в сапоги, и в одной футболке помчалась вслед за ним. Петра уже не было видно, но Марина услышала лёгкий хруст веток и побежала на звук. Хотела, было окликнуть его, но не успела проронить, ни звука, как до нее донесся человеческий стон. Девушка остановилась в нерешительности, стон повторился. И она, не жива, не мертва потихоньку стала пробираться к его источнику. Пройдя не более двадцати шагов, Марина остановилась, стоны повторялись все чаще.
Девушка увидела Петра, он стоял к ней спиной, возле сосны, упираясь в ствол обеими руками. По его телу пробегала мощная судорога, как будто он держался за оголенный электрический провод под напряжением. Наконец, он с трудом отлепился от ствола и начал раздеваться. Обнажившись окончательно, а кроме футболки и солдатских штанов на нем ничего не было, он снял с шеи шнурок с крестиком и убрал в карман штанов. Все это добро кое-как свернул, несмотря на то, что мешали постоянные конвульсии, запихнул под торчавший тут же корень и снова уцепился за сосну.
Фигура, конечно, у него была божественна, на каком-нибудь конкурсе «Мистер Вселенная» получил бы Гран-при, но любоваться ею как-то не получалось, и вовсе не из-за того, что безупречную гладкость кожи нарушали пара-тройка давнишних шрамов, но слишком непривлекательное зрелище представляла собой ломка, происходившая с этим могучим атлетом. А то, что произошло потом, было и вовсе ужасно. Руки, которыми он крепко обхватил ствол, вдруг, начиная с пальцев, стали обрастать бурой длинной шерстью, а ногти превратились в большие черные когти. Буйная поросль постепенно продвигалась к локтям.
