над ней и в самом деле склонился Петр:
— Марина, мы пришли. Ты спи, я скоро опять уйду, только хотел предупредить, чтобы ты никуда больше не убегала. Я вернусь ночью и отведу тебя в деревню.
— Ты опять станешь медведем? — Марина окончательно проснулась, — это повторяется каждый день?
— Да, но ты не бойся, на самом деле, я — человек, и тебе ничего не грозит.
— Еще есть время, поговори со мной, — девушка взяла его за руку, она была большой, немного шершавой и горячей, — почему это происходит?
— Не знаю, — ответил Петр, — только помню, что в детстве я таким не был. Мы с родителями жили в поселке, я ходил в детский сад, мама работала в школе, а отец был охотником. Он подолгу не бывал дома, пропадал на охоте. За его трофеи, наверное, хорошо платили, потому, что мы ни в чем не нуждались. Я жил обычной счастливой жизнью деревенского мальчишки: ходил в детский сад, играл в песочнице в машинки со своими ровесниками, зимой катался с горки на санках. Мы ездили в область на карусели, в цирк. На юг ездили, когда подрос. Таких игрушек, как у меня, в поселке больше ни у кого не было. И, вдруг, я заболел, почти умер, я этого не помню, мать рассказывала, но потом, поправился и стал таким. Из поселка пришлось уехать. Ну, где такое чудо спрячешь, только в лесу. Вот и спрятались, построили эту избушку, отец охотился, но как-то уже без азарта. Дичь и шкуры продавал в районе, на вырученные деньги покупал все необходимое. А мама посвятила себя моему воспитанию, это она не дала мне озвереть, в прямом смысле слова. Днем я бегал по лесу в облике медвежонка, а ночью начиналась интенсивная человеческая жизнь. Мама старалась вложить в меня максимум знаний, и всегда напоминала мне, что я — человек. Отец, в конце концов, не выдержал, хотел меня пристрелить, чтобы я не ломал им жизнь, но мать не дала — закрыла собой. Тогда он начал пить. Потом ушел, мы думали, бросил нас и подался к людям, но вскоре я его нашел. Когда я — медведь, у меня очень хорошее чутье, и я его обнаружил по запаху, он висел на осине, на собственном ремне. Мы с мамой его похоронили. Я сам уже мог охотиться, научился плести корзины, резать по дереву, в общем, всему, чему можно. А мама ездила продавать и покупала все, что нужно, но вот уже два года, как ее не стало…
— Прости меня, — Марина почувствовала жгучий стыд за свои вчерашние суждения, которые она выговаривала Петру, теперь-то понятно на что он так разозлился. И ещё, ей стало безумно жаль этого человека. Ведь совсем недавно, несколько часов тому назад, она ненавидела его и боялась. А теперь, сердце сжималось от душевной боли. Она, не отдавая себе отчета, вдруг, протянула руку и погладила его волосы, лоб. Он поймал ее пальцы своей большой рукой и, поднеся к губам, начал целовать один за другим, медленно продвигаясь к ладони и запястью. Марина не сводила с него глаз, ей хотелось плакать и смеяться одновременно, она не осознавая, что с ней творится, села и, обвив руками его шею, стала целовать в каком-то страстном порыве. Петр на мгновение ошеломлённо замер, но потом откликнулся на ласки, и дальнейшее происходило, не поддаваясь никакому контролю, ни с той, ни, с другой стороны.
Оленья шкура свалилась на пол, и они переместились вслед за ней, одежда была сброшена и закинута неизвестно куда. «Я, наверное, схожу с ума!» — пронеслось у неё в голове. Такого с ней не бывало еще никогда. Такой ласки, такой пронзительной нежности, какую дарил ей этот получеловек — полу зверь, она никогда не получала ни от одного мужчины. Свои поцелуи, словно горячие красные угли, он так щедро рассыпал по всему её телу, что оно горело огнём. Все было похоже на сон, прекрасный и нереальный: красивый и сильный мужчина любил ее страстно и отчаянно, как приговоренный перед казнью, знающий, что это в последний раз. Её тело плавилось от его ласк, отзывалось на них, и готово было раствориться в них без остатка, голова кружилась от новых, ни разу не испытанных ощущений, а душа была не на месте, и от этого щемящего чувства, ощущения обострялись ещё сильней…
…Близился рассвет, Петр склонился над ней и нежно поцеловал в плечо:
— Мое время истекло, пора уходить, а ты поспи.
— Мне так жаль отпускать тебя, побудь еще, хотя бы минутку, — и она прижалась к нему всем телом.
— Не могу, уже скоро, — он обнял ее напоследок и, не одеваясь, голый, как был стремительно вышел. В следующую секунду Марина услышала знакомый стон, потом, еще, но уже тише, видимо, Петр уходил подальше, не желая ее тревожить. А сердце сжималось от нежности, боли и любви.
«Я не могу его потерять, и я очень хочу ему помочь. Должен же быть какой-то выход!»
Глава 12
День тянулся безумно медленно, Марина скучала по Петру, она больше его не боялась. Опять листала альбом с фотографиями, теперь она знала этих людей. И кто этот удачливый охотник, и кто эта женщина со светлыми глазами, и кто этот смеющийся малыш…
Наконец, сумерки сменились ночью, и она услышала шаги в сенях. Вошел Петр, бодрый и мокрый, опять с реки, из одежды на нём был лишь какой-то лоскут, прикрывавший бёдра:
— Как я соскучился по тебе, день был бесконечным! Может, ты останешься хотя бы еще на одну ночь? — помедлив, спросил он и ждал с надеждой ответа.
— Я бы с удовольствием, — искренне сожалела она, не в силах отвести взгляд от такого первобытного, дикого и безумно манящего чужого, и такого теперь близкого ей мужчины, — но у меня бабуля там с ума сходит.
— Да, конечно, я как-то забыл об этом. Сейчас поедим быстренько и пойдем.
Он оделся во вчерашнюю футболку и штаны, развел в печке огонь и когда угли немного прогорели, выложил на лист две большие рыбины, принесенные с реки:
— Сутки голодный пробегал, и тебе на весь день ничего не оставил.
— Петр, я, кажется, люблю тебя, — проговорила Марина, и сама не поняла, как это у нее вырвалось. Он замер, не решаясь поверить в услышанное, потом, повернулся к ней, взглянул печально и замотал головой:
— Не надо, Марина, мне уже двадцать восемь лет, из них я двадцать три года живу здесь вот так, ничего
