хлебном базаре, на торговой площади около собора среди многочисленных возов, с рожью, овсом и крупами. На площади людно, во всю ширь идёт торг. Среди делового торгового гама, изредка слышно пронзительное конское ржание… Оставив своего «Серого» с телегой на подворье, Василий Ефимович как будто неторопко разгуливается по базару. С утра, он не спешил закупить хлеба-ржи, а выжидающе обходил воза, приглядывался и приценялся. Подойдя у одному из возов, около которого стоял открытый мешок с добротным зерном. Тут же присутствовал и хозяин воза — мужик опрятный и довольно-таки упитанный, одетый по-простецки и в лаптях. «У добротного хозяина и товар должен быть добротным!» — подумалось Василию. «У приятного продавца и товар купишь за милую душу!» — увещевая хозяина провозгласил он, подходя к мешку и с любопытством стал рассматривать зерно, цедя его сквозь пальцы, определять качество.
— Не зерно, а золото! — отозвался хозяин. — Гляди, щупай, покупай! — добавил он хваля свою рожь.
На возу, на мешках с зерном сидела баба, видимо жена хозяина воза. Она наседкой распласталась среди воза укрыв своим широченным сарафаном с оборками не менее его половины. Она сонно поглядывала на окружающий её мир и безучастно наблюдала за торговлей мужа.
— Почём, говоришь, пуд-то? — спросил Василий.
— Рупь двадцать! — ответил хозяин ржи.
— А ты не дорожись, уступай, скости пятачок и вся недолга! Я сразу пудов с десяток куплю у тебя.
— И так не дорого, ведь у меня не зерно, а золото! Сам видишь, — без намерения уступать, гнул свою линию хозяин воза.
— Ну тогда как хошь! — неспеша отваливаясь от мешка и направляясь к другому возу, сказал Василий, имея намерение купить именно эту добротную рожь, так как она ему очень понравилась, но ради наваждения времени он не спеша стал удаляться от этого воза.
— Ну, как баб? — обратился мужик к жене за советом. — Будем уступать-то, ай нет?!
— Конечно уступи! — встрепенувшись и шурша сарафаном зашевелилась на мешках хозяйка воза. — А то сиди вот тут на возу-то и гляди, как остальные-то, почти всё распродали, давай скащивай пятак-то, да давай скорее продадим, да по магазинам пройдёмся, себе и ребятишкам кое-чего накупим, да и домой покатим! — с улыбкой на лице советовала она мужу. — А ты Филипп, окликни этого мужика приятной наружности, который так цепко приценялся к нашей ржи, он у нас сразу полвоза закупить обещался, — с деловитостью добавила она своему хозяину.
— Эй, мужик! Вернись-ка! — выкрикнул Филипп.
— Что?! — отозвался, остановившись Василий, и как бы нехотя подходя к возу Филиппа.
— Бери по рупь пятнадцать! Я решил скостить.
— Так-то оно так! — снова процеживая сквозь пальцы добротное зерно, словно он его осматривает впервые, с выдержкой проговорил Василий, а вон у того воза, ты слышишь почём хозяин торгует, по рубль десять! Зато вон гляди, он свой воз за полчаса раскатает! — добавил Василий, страстно желая, чтобы Филипп сбросил с цены ещё пятачок. — Ты вот что, давай скащивай ещё пятак и по рубль десять у тебя четыре мешка закупаю! Давай по рукам, подставляй свою ладонь пятишницу и дело с концом! — входя в торговый раж улыбаясь изрёк своё желание Василий.
— Да уступать-то бы не хотелось, — упрямился Филипп, — вопросительно поглядывая на жену.
А та желая поскорее распродаться, тайно подмигнула мужу, мол «скащивай, не отпускай такого оптового покупателя, распродавай скорее!»
— Ну ладно, бери по рупь десять. Ты баишь четыре мешка возьмёшь? — дозновательно спросил Филипп.
— Ну да, а то и пять заберу, если вот в кармане денег хватит! — лезя рукой в карман с довольством отозвался Василий.
И дав червонец Филиппу в задаток, Василий поспешно направился на подворье к Курочкину за лошадью, где поджидал его сытно наевшийся овса «Серый». Василий, попоив лошадь запряг, и выехав со двора направился на площадь за закупленным хлебом… Подъезжая к тому месту, где только что Василий Ефимович закупил пять мешков ржи, где стоял воз, оказалось пустым ни возу, ни мужика с бабой. Он только было хотел спросить мужика, соседствующего с пропавшим возом, куда мол подевался воз с хлебом и его хозяевами, и с ними его червонец задатка. Как этот мужик стал от него как-то таинственно удаляться и исчез, Василий было, хотел торкнуться с вопросами к остальному люду, как и все присутствующие на площади стали так же уплывать в даль, с возами, с лошадьми и телегами, с поднятыми вверх оглоблями, вся площадь пустела. От растерянности и тревоги Василий Ефимович так перепугался, хлеба не закупил и червонца денег лишился, он во сне застонал и проснулся.
Дуня и Федька Лабин
Весь Великий пост, Дуня просидела дома мало выходила на улицу. На страстной неделе отговела, в Великую субботу ходила причащаться. Федька давно не видел Дуню и на Пасхе решил во что бы то ни стало повидаться с ней. Он в дело и без дела вертелся около дома, где живёт Дуня. Дуня заметила Федьку и вышла на улицу.
— Эх, ты, домоседка! — видно редко на улицу-то выглядываешь, наверно всё одна на печи отсиживаешься, — с укорительной незлобивой насмешливостью начал разговор Федька с Дуней заметив её.
— Вовсе не на печке, а на лавке сижу, чулки вяжу, да в окошечко поглядываю, — весело улыбаясь ответила Дуня.
— А, как увидала тебя, вот и на улицу вышла, ведь на улице-то весна, вон кругом какая красота и благодать, — восторженно добавила она. — А вообще-то мне сеструха, зря и часто не велит на улицу-то выходить, говорит парней надо опасаться! — по-девичьи, с наивностью добавила она.
— А чего нас бояться-то, чай мы не кусаемся! — скаля зубы в смехе, оправдывал парней вообще и сам себя в частности. Вот я стою невдалеке от тебя и ни разу не укусил тебя!
Дуне, эти Федькины слова показались смешными, она усмехнулась, рассмеялся и Федька.
— Давай на бревно присядем, что ль? — предложил Федька.
— Давай! — согласилась Дуня.
Они оба уселись на лежащем у мазанки бревне и завели разговор уже на любезную тему.
— Да у меня и выйти то не в чем, вот донашиваю старенькое платьице, и оно уж стало мне мало, — проговорила Дуня.
— Вот есть о чём горевать, я завтра же дам тебе денег, сходи в лавочку и купи ситцу, вот тебе и платье, а там рассчитаемся, — по-деловому предложил свою услугу Федька Дуне.
Услышав из уст Федьки о таком любезном внимании, Дуня в приливе радости безмятежно распахнула свои прекрасные очи у неё взволнованно затрепыхались малюсенькие груди, под кофточкой явственно топырились пуговички сосочков.
— Подожди тут, я пойду няни спрошусь, — проговорила
