из уважения к памяти Пиндара при расправе с восставшим городом дом поэта был сохранен, а его потомкам дарована пощада[69]. В этих политических акциях Александра нужно видеть не только восхищение греческой культурой, но и определенное стремление привлечь образованное эллинство на свою сторону. Иными словами, позиция греческой интеллигенции в глазах Александра была важным фактором в идеологическом завоевании Эллады.
События последующих 13 лет показали внушительную силу антимакедонской партии в Афинах, возглавлявшейся такими умами, как Демосфен, Гиперид, Аристоник, Гимерий и некоторые другие. Недаром Антипатр после победы над союзом эллинов при Кранноне в 322 г. двинулся со всеми силами на афинян. И хотя, по выражению источника Диодора, македонский стратег относился к этому полису благожелательно, продиктованные им условия отличались исключительной суровостью: отказ от демократии (право гражданства оставлялось лишь тем, кто имел имущества не меньше, чем на 2000 драхм), отправка «желающих» неимущих афинян катойками во Фракию (таких изгнанников было более 12 тысяч), введение македонского гарнизона в крепость Мунихия (холм к востоку от Пирея), отдача Самоса и казнь названных выше ораторов[70]. В тогдашней ситуации деятельность этих ярких идеологов антимакедонской интеллигенции представлялась Антипатру столь же опасной, как и существование демократического строя в Афинах.
Гибель Демосфена и других афинских политических деятелей нашла яркое отражение в исторической традиции[71]. Можно лишь предполагать, что в каждом полисе происходили сходные явления, пусть в гораздо меньших масштабах, но также затрагивавшие наиболее активных общественных деятелей. Возможно, что физическое уничтожение противников македонского владычества имело место не столь часто[72]. Но даже принудительный выезд из родного города, несомненно, широко применявшийся всеми завоевателями в III—II вв., должен был нанести огромный материальный и моральный ущерб многим представителям греческой интеллигенции. Указанные обстоятельства имели следствием сокращение общей численности людей интеллектуального труда.
Не одни только военно-политические причины вызывали «утечку умов» из эллинистической Греции. После того как более или менее определились границы владений диадохов и начался процесс внутренней консолидации эллинистических монархий, каждому из этих государств понадобилось большое число образованных специалистов самого различного профиля. Единственной страной, в которой имелись такие кадры и где была разработана продуманная система подготовки профессионалов различных категорий, была Эллада. Поэтому время между 281 и 221 гг., названное М. И. Ростовцевым периодом равновесия сил[73], было для Греции не только временем многочисленных войн, внешних и внутренних, но и эпохой массового выезда эллинов на службу к царям соседних стран. Как справедливо отметил М. И. Ростовцев, большинство эмигрантов на Восток, в Египет или в азиатские страны эллинистического мира были профессионалами, образованными специалистами, знатоками какого-либо дела. Именно на таких людей был спрос в восточных монархиях, так как их труд в значительной мере обеспечивал благосостояние и усиливал политическую роль этих монархий[74]. Действительно, их государственный аппарат был создан греками; эллины выступали в качестве руководителей в армии, флоте[75], военном и гражданском строительстве. Детально рассмотревший вопрос о труде греческих интеллигентов в эллинистических монархиях Μ. И. Ростовцев отмечает замечательные успехи греческих интеллигентов в чужих странах. Например, реконструкцию и трансформацию государственного аппарата, особенно в птолемеевском Египте, он считает «одним из наиболее удивительных достижений греческого гения», свидетельствующим о его гибкости и приспособляемости[76]. Этому способствовало то, что этот ум опирался на давнюю богатую практику полисной государственности, являвшейся по самим своим принципам гораздо более тонкой и сложной системой, чем государственность эллинистических монархий. Полис, основанный на законе, помог конструированию монархий, основанных на завоевании. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что столь обширный выезд людей умственного труда должен был нанести урон, и значительный, интеллектуальной жизни самой Эллады. Потерявшая многих квалифицированных специалистов, уезжавших в расцвете творческих сил[77], страна, несомненно, испытывала какие-то отрицательные последствия этого процесса. К сожалению, исследователи обычно этим явлениям не уделяют должного внимания: яркая картина культурного расцвета крупных эллинистических царств затмевает более скромную интеллектуальную деятельность самой Эллады.
Трудно перечислить все профессии, представители которых работали вне пределов Эллады. Известны философы, писатели, учителя, юристы, врачи, военачальники, архитекторы, инженеры, скульпторы, художники, актеры, поэты. Столь же обширен и список стран, в которых находили применение своему уму и образованию греческие интеллигенты. Оставим в стороне Македонию, Пергам, Вифинию, Понт и западные земли царства Селевкидов: здесь греческие полисы существовали еще в VI—V вв., и из них эллинская образованность уже тогда распространялась на прилежащую территорию. Цари этих монархий следовали давней традиции, привлекая греческих интеллигентов[78] на службу.
Данные о деятельности греческой интеллигенции в более отдаленных странах указывают на весьма обширное поле деятельности деятелей эллинской образованности. В Африке назовем Египет и Карфаген, в Азии — все территории царства Селевкидов, начиная от Сирии и вплоть до восточных границ этой монархии, далее Парфию и Бактрию. Вопрос об Индии еще не очень ясен. На западе, в Риме, греческие интеллигенты появились сначала из полисов Великой Греции[79], затем сюда устремились пришельцы из полисов материковой Греции.
Работа на чужбине часто была весьма трудна, иногда же бывала сопряжена с большой опасностью. Особенно это касалось военных специалистов. Военная интеллигенция Эллады в период постоянных войн и междоусобиц эллинистического времени высоко ценилась повсюду. Греческие инженеры и военачальники часто играли заметную роль в крупных международных событиях того времени.
В качестве примера рассмотрим деятельность одного из крупнейших спартанских полководцев III в. — Ксанфиппа[80], который спас Карфаген от захвата его римлянами во время первой Пунической войны. Ксанфипп был высокообразованным и признанным специалистом. По словам Полибия, это был человек лаконского воспитания, в высшей степени искусный в военном деле. По приглашению карфагенян Ксанфипп прибыл в Карфаген в 255 г. в то самое время, когда римляне нанесли пунийцам ряд тяжких поражений. У мыса Экном в Сицилии в морском бою карфагенский флот был разбит и потерял почти треть своих кораблей (94 из 350). После этой победы римляне высадились в Африке, взяли города Аспид (Клупеи) и Тунет и начали готовиться к осаде самого Карфагена (Polyb., I, 26—31). Командовавший римской армией в 256 г. консул Марк Атилий Регул был полностью убежден в своем безусловном превосходстве и предложил карфагенянам заключить мир, стремясь к тому, чтобы не затянуть осаду и чтобы вся честь победы досталась ему — срок его полномочий уже приближался к концу.
Однако римский консул поставил слишком жесткие условия, к тому же он не знал, что Карфаген уже давно отправил в Элладу посланцев для набора наемных солдат. Питая надежды на греческие подкрепления, карфагенский сенат (синедрион) отверг суровые условия Регул а и продолжил военные
