— Безумно вкусно, mon cher, не ожидал, что даже с этой стороны вам не будет равных. Надеюсь, в следующий раз мы сможем зайти немного дальше? — и, плохо скрывая предвкушающую усмешку на чётко очерченных губах, он развернулся и исчез во мраке коридора.
Оставшись в одиночестве, Фрэнк в который раз схватился за край портьеры, чтобы не сползти по стене, и прислонился виском к деревянной панели. Сердце бешено стучало, щёки жгло огнём, ему казалось, будто сейчас был брошен вызов его смелости, и не мог не признать, что это задело его за живое. Слегка успокоившись, он привёл себя в порядок, заправившись и завязав тесьму на бриджах. Глянув в сторону залы, он увидел, как юноши, утомлённые любовной игрой, расслабленно и устало лежат на шкуре в объятиях друг друга, тихо переговариваясь, и не обращают внимания ни на что вокруг. Танец огня за ажурной каминной решёткой отбрасывал блики и движущиеся тени на их обнажённую кожу, и это завораживало, выглядя как волшебство.
Фрэнк отстранился от стены, бросив на них прощальный взгляд, и отправился искать в лабиринте коридоров выход, чтобы покинуть это странное место.
Глава 4
Джерард вернулся только под утро.
Румяная, улыбчивая Марго уже накрывала к завтраку стол в малой столовой, где хозяин обычно всегда завтракал с Фрэнком. Поль с Маргарет вставали намного раньше, чтобы заниматься делами поместья, и ели прямо на просторной светлой кухне, где было царство кастрюль, керамики, огня и длинных настенных полок с бесчисленными баночками с терпкими, пряными специями. Их до невозможности любил хозяин. Как бы Джерард ни пытался скрыть свои итальянские корни, выдавая себя за коренного француза, что, впрочем, ему вполне удавалось, они всё равно давали о себе знать в мелочах. Как, например, эта любовь к приправам, которые он просил добавлять везде, куда можно и нельзя, и даже Маргарет иногда морщилась, посмеиваясь над тем, что у «Жерара» совсем отбило нюх. Также эта странная его особенность: в моменты сильного душевного волнения он переходил на очень быстрый говор, который в размеренном, томном французском звучал непривычно и странно. Для итальянского, такого живого, горячего и эмоционального, это было в порядке вещей, но когда Джерард так смазывал французские слова, становилось даже трудно понять, о чём он говорит. На итальянском же хозяин говорил мало и неохотно, будто слова доставляли ему боль. Он даже отказался преподавать его Фрэнку в своё время, обучив в совершенстве французскому, испанскому и латыни. Итальянский был чем-то сокровенным для него, и казалось, что Джерард таким образом оберегает и хранит какие-то свои тайны, словно пытается защитить хоть что-то, оставшееся от него настоящего, от того мальчика, которому приходилось выживать на улицах Парижа.
Ворвавшись в столовую ураганом, Джерард выхватил из рук Фрэнка уже поднесённый к губам круассан и, подмигнув, надкусил его. Маргарет в это время, наблюдая за хозяином, как раз наливала кофе из белого фарфорового кофейника в чашечку на столе рядом с Фрэнком, и её круглое лицо с всегда алыми щеками и весёлыми глазами лучилось теплотой и улыбкой.
— М-м… Марго, этот вишнёвый джем внутри, он божественен! — прижмурил глаза Джерард. — А твоё слоёное тесто просто тает во рту, — и, за шаг подскочив к полноватой миловидной Маргарет, приобнял её за талию и пару раз прокружил в танцевальном па возле стола. Та высоко и заливисто рассмеялась.
— Тише, Жерар, тише, у меня кофейник! Я запачкаю твой выходной костюм!
Джерард выглядел сейчас настолько довольным, что улыбался широко и открыто, даже чуть оголяя ровные острые зубы, чего обычно никогда не делал. В этот момент он очень напоминал Фрэнку, сидевшему за столом с чашкой горячего чёрного кофе и вазочкой свежих круассанов, большого рыжего разбойного кота, которого Маргарет подкармливала на заднем дворе.
В один прекрасный день этот без сомнения видный зверь настолько обнаглел, что пробрался в её кухню, в её вотчину, и полностью уничтожил крынку свежей сметаны, купленную утром и так неосмотрительно оставленную на столе у открытого окна. Фрэнк не видел развернувшегося после этого эпической баталии Маргарет с котом, который не иначе, как со страху перепутал направления и, вместо того, чтобы удрать в окно, начал метаться по всем шкафам и столу, сметая широкими лапами красивые фарфоровые тарелки и опрокидывая пустые кастрюли на пол. Фрэнк только слышал гром, шум и тарарам, доносившийся со стороны кухни, и яркий, высокий голос Маргарет, кричащей ругательства на французском и даже итальянском. Некоторые из них были так изощрённы, что Фрэнка посетила мысль записать их, благо, он сидел в гостиной рядом с тумбой, где хранились письменные принадлежности, и перелистывал зачитанный томик Гёте.
Через некоторое время, тем же днём он вышел на задний двор, исполняя какую-то просьбу Маргарет. И этот рыжий, с подранным ухом зверь сидел тут же на колоде для рубки дров, довольно вылизываясь. Половина его морды всё ещё была вымазана сметаной, и он, не спеша орудуя лапой, умывался, а когда закончил — замер, прикрыл янтарные глаза, щурясь от солнца, и Фрэнк мог поклясться, что в этот момент на его морде была написана широкая, удовлетворённая улыбка.
Именно так выглядел сейчас Джерард, отпустивший наконец Маргарет и присевший напротив Фрэнка, чтобы съесть ещё один круассан.
— Доброе утро, Джерард, с возвращением, — мягко сказал Фрэнк, оглядывая наставника. Такое поведение было для него редкостью, и то, как он светился сейчас, удивляло.
Фрэнк постарался как можно лучше закрыть свои мысли, не допуская в них малейшего воспоминания об этой ночи, но глазами он всё равно внимательно скользнул по губам, обсыпанным крошками слоёного теста, по тонким аристократичным пальцам, что сминали нежную грань белой салфетки… Фрэнк сглотнул, понимая, что увлёкся.
— Это утро не просто доброе, мой мальчик, оно волшебное! — Джерард смотрел на него открыто, и его губы никак не хотели распрощаться с улыбкой.
— И что же привело вас в такое возвышенное состояние духа?
— О, мой друг, ты был сегодня снаружи? Настоятельно рекомендую тебе пойти прогуляться после завтрака, сегодняшнее утро просто невероятное! Кажется, весна полностью вступила в свои права, яркое солнце на лазурном небе, бесконечные птичьи трели льются отовсюду, и этот несравнимый ни с чем весенний аромат, щедро разлитый в воздухе — одно целое из запахов влажной травы, свежести ветра, пробивающейся молодой зелени и любви. Ты знаешь, как пахнет любовь, Фрэнки?
Фрэнк на секунду смутился, глядя в лучащиеся глаза наставника, от бликов солнца в которых плясали зелёные искры.
— Вот видишь, мой мальчик. Ты должен пойти и прогуляться до пруда, подышать как следует этим воздухом. Он является квинтэссенцией жизни, его сутью: обновление, рождение, любовь… Запомни этот аромат хорошенько, сегодня он особенно ярко ощущается, — и, закончив свою речь, Джерард поднялся с резного деревянного стула.
— Налить тебе кофе, Жерар? — во всём поместье только Маргарет обращалась к нему на «ты» и имела на это полное право.
— Нет, душа моя, сейчас я отправляюсь спать. Ночь выдалась очень бурной, я толком и не отдохнул.
Щёки Фрэнка обдало кипятком, и он даже вздрогнул от этих слов. Сам он вернулся едва ли за полночь и тихо, никого не тревожа, прошёл в свою комнату, чтобы раздеться, убрать костюм и быстро уснуть, зарывшись лицом в свежесть пуховой подушки. Почему наставник вернулся только под утро, он не понимал. Хотя… Неужели?
Фрэнк сжал губы и нахмурился, когда подумал о том, что Джерард покинул его весьма возбуждённым, и, скорее всего, нашёл для удовлетворения своей страсти кого-то другого. Больно…
— С тобой всё хорошо, мой мальчик? Ты выглядишь так, будто у тебя температура, — и вот уже прохладная ладонь опустилась на лоб, чтобы проверить это предположение.
— Н-нет, всё в порядке, Джерард, — Фрэнк медленно снял ладонь наставника, испытывая трепетное приятное чувство от прикосновения к его запястью. — Я в порядке, просто кофе очень горячий.
