моря. Я на острове. И я тут один.
Остров в длину был всего-то мили две-три, не больше. По форме он смахивал на вытянутый арахис, только один конец пошире другого. По обеим сторонам сверкали белые песчаные пляжи. На дальнем конце высился ещё один холм – покруче моего и заросший погуще, но не такой высокий. Две каменные вершины, а остальное – джунгли. И никаких признаков человеческого жилья. Но даже тогда, полный тягостных тревог и всяких мыслей об ужасности своего положения, – даже тогда, стоя на вершине, я не мог не восхищаться тем, что видел. До чего же всё это было потрясающее: зелёный изумруд острова, обрамлённый белым песком, и вокруг – блистающая шелковистая синева моря. Может быть, меня заворожила красота этого места – и я из-за этого не так сильно упал духом. Наоборот, у меня даже настроение поднялось. Я жив. Стелла Артуа тоже жива. Мы оба с ней выжили.
Я уселся в тени высокой скалы. Гиббоны завели по новой свою песню с завыванием и уханьем. Где-то ниже по склону, в джунглях, галдела голосистая птичья стая; пичуги снялись с веток и полетели через остров на другой холм.
– Всё будет хорошо, – заверил я Стеллу. – Мама и папа за нами вернутся. Они же должны. Поэтому не переживай. Маме станет получше, и они вернутся. Мама меня тут не бросит. Она нас найдёт, вот увидишь. Нам с тобой, главное, их не прозевать – ну и остаться в живых. Вода, нам нужна вода! Но ведь обезьянам она тоже нужна, так? Надо просто найти её, вот и всё. И еда тут должна быть – фрукты или орехи. Что обезьяны едят, то и нам сгодится.
Проговаривать Стелле свои мысли вслух – это очень помогало. Потому что на меня волнами накатывала паника. Если бы не Стелла, мои первые часы на острове стали бы сущим кошмаром. Она была моей главной опорой.
Углубляться снова в джунгли и искать там воду мне, если по правде, было страшновато. Да и смысла большого это не имело. Куда проще идти вдоль берега – рано или поздно наткнёшься на ручеёк или реку, которые впадают в море. А если совсем повезёт, может, и еда какая-нибудь отыщется.
Приободрившись, я резвым козликом заскакал вниз по каменистому склону. Обезьяны тут живут – и мы проживём, твердил я сам себе. Вскоре выяснилось, что на тропинке, бегущей вниз меж деревьев, ничего съестного не раздобудешь. Фруктов тут было полно, и самых разных, – по крайней мере, выглядели они как фрукты. И кокосов тоже попадалось немало, только росли они все слишком высоко. На такие деревья нипочём не вскарабкаешься. Высотой футов в сто, а то и в двести[11] – я такие высоченные видел впервые.
Зато переплетённые кроны надёжно защищали от палящего солнца. И при всём при том я уже чуть ли не умирал от жажды, и Стелла тоже. Она шла рядом, вывалив язык, и, когда наши взгляды встречались, смотрела на меня с неизбывной тоской. А что я мог сделать?
Мы снова вышли на наше прежнее место на берегу и пустились вокруг острова, стараясь держаться как можно ближе к опушке джунглей, к тени. Источника всё не было и не было. Ветви просто ломились от фруктов, но опять – слишком высоко, и деревья слишком гладкие, слишком стройные, никак на них не залезешь.
Прибрежная полоса закончилась, нам пришлось свернуть в джунгли. И здесь тоже я обнаружил узенькую тропку. Джунгли сделались почти непроходимыми, тёмными, грозными. Воя мы больше не слышали, но на смену ему пришли звуки пострашнее: шорох листьев, похрустывание веток, какое-то внезапное шуршание. И всё это совсем рядом, вокруг меня. Я знал, я уже ничуточки не сомневался: за нами наблюдают чьи-то глаза. Кто-то следует за нами по пятам.
Я спешил вперёд, изо всех сил пытаясь не поддаваться страху. Я вспоминал гиббонов из зоопарка. Они же совсем безобидные, убеждал я себя. Им надоест, и они отстанут от нас. Зачем им на нас нападать? Они же людей не едят. Но шуршание подступило ближе, сделалось отчётливее. И мне труднее и труднее было себя уговаривать. Я пустился бегом и бежал, пока тропка не упёрлась в скалы. Снова море, снова солнечный свет. На этой оконечности острова громоздились огромные валуны – можно подумать, кто-то взял и набросал утёсы вдоль всего берега. Мы перепрыгивали с одного камня на другой, и я внимательно смотрел, не пробивается ли между ними струйка воды, бегущая сверху, из джунглей. Но нигде ничего не пробивалось.
Я совсем обессилел и уселся передохнуть. Во рту пересохло, в висках стучало. И я совсем издёргался от отчаяния. Я умру от жажды. Или меня порвут на куски обезьяны.
Стелла посмотрела мне прямо в глаза.
– Здесь должна быть вода, – сказал я ей. – Вот увидишь, она тут есть.
«Ну и с какой стати ты тогда расселся тут и киснешь?» – взглядом спросила меня Стелла.
Я заставил себя подняться и идти дальше. Морская вода в каменных бухточках казалась такой прохладной, так и манила к себе. Я попробовал и сразу выплюнул – солёная и противная. Будешь её пить – с ума сойдёшь. Уж это-то мне известно.
Когда мы добрались до дальней оконечности острова, солнце уже клонилось к горизонту. По моим расчётам, мы обошли примерно половину острова. Не такой уж он и маленький, как мне показалось с вершины холма. Но все наши поиски ни к чему не привели – ни воды мы не раздобыли, ни еды. Я уже не мог идти дальше, и Стелла не могла. Она улеглась на песок возле меня и дышала так тяжко, точно у неё вот-вот сердце выскочит. Придётся нам остаться тут на ночь. У меня мелькнула мысль, что можно хотя бы чуть-чуть углубиться в джунгли и я бы там сделал гнёздышко из мягкой палой листвы – её на земле много валялось. Но мысль эту я отверг. Ночная тьма стремительно окутывала остров, и в джунгли идти не очень-то хотелось.
Где-то вдалеке на деревьях невидимые гиббоны затянули свою сладкозвучную вечернюю песню. Она лилась и лилась, покуда весь остров не погрузился во мрак. В джунглях жужжали и посвистывали насекомые – то есть я так думал, что это они. И ещё кто-то молотил со всей мочи по чему-то пустому, как психованный дятел. Что-то скреблось, поскрипывало, кряхтело и квакало – ну, квакали-то, скорее всего, лягушки. Джунгли настраивали свой оркестр. Но меня пугали не звуки, а
