колени и постучал себя по груди:
– Кэнскэ. Я, Кэнскэ. Мой остров. – И он резко рубанул ладонью в воздухе, как бы топором рассекая остров надвое. – Я, Кэнскэ. Тут. Ты, мальчик. Тут.
Ну, это уж как дважды два. Ежу понятно, что он имеет в виду. Внезапно старик снова оказался на ногах и снова тряс своей палкой:
– Иди, мальчик. Огонь нет. Дамеда. Огонь нет. Понимать?
Я решил, что лучше не спорить, и послушался. Через какое-то время я рискнул оглянуться: старик сидел на коленях возле моего костра и наваливал на него песок.
А Стелла осталась с ним. Я посвистел ей. Она подбежала, но не сразу. От старика ей уходить не хотелось, я это заметил. Очень странно Стелла Артуа себя ведёт. Эта собака к чужим ластиться не будет ни за что в жизни. Я даже обиделся слегка. Как будто Стелла меня променяла на старика.
Когда я обернулся снова, дым уже не шёл. Костра как не бывало, и старик тоже куда-то исчез.
Весь остаток дня я провёл в своей пещере. Мне там казалось всё же безопаснее. Я уже почти привык считать её домом – другого-то не было. Чувствовал я себя настоящим сиротой – всеми покинутый, один во всём мире. Я был напуган, рассержен и совершенно сбит с толку.
Я сидел, пытаясь собраться с мыслями. Полной уверенности нет, но, похоже, кроме нас со стариком, на этом острове никого. А это значит, именно он приносил мне рыбу, бананы и воду. Так ведь обычно поступают по доброте душевной, верно? В знак дружбы и приветствия, да? Но почему тогда тот же самый человек загоняет меня на край острова? Я что, прокажённый какой-то? И главное, он мне даёт понять, что никакой дружбы он со мною водить не собирается. Это всё из-за костра, что ли? Или старик совсем псих, или я вообще ничего не понимаю.
Надо всё как следует обдумать, решил я. Получается, я сижу на почти необитаемом острове в какой-то неведомой глухомани. Компания моя – это старик (похоже, сумасшедший), кучка обезьян (среди которых точно имеется орангутан), бог знает ещё какие твари (которые водятся в джунглях) и миллион москитов (которые каждую ночь едят меня живьём). И твёрдо я знаю только одно: пора отсюда выбираться. Но как? Увезти меня отсюда сможет только проходящий корабль. А без корабля я рискую проторчать тут до старости. И эта мысль мне совершенно не понравилась.
Интересно, а старик здесь уже сколько лет? И как он сюда попал? Кто он? И с чего это он мне указывает, что делать и чего не делать? И вообще: почему он загасил мой костёр?
Я свернулся калачиком в своей пещере, закрыл глаза и пожелал себе оказаться дома или на «Пегги Сью», с мамой и папой. Эти прекрасные мысли почти меня убаюкали, но москиты и завывания из джунглей не давали мне толком заснуть. Из-за них я всё думал и думал о своих бедах и несчастьях.
И вдруг я понял, что лицо старика мне знакомо. Только где я мог его видеть? Этого никак вспомнить не удавалось. Пока я ломал себе голову, я нащупал в кармане осколок стекла – и мигом приободрился. Стекло у меня есть. Вот возьму и снова разведу костёр – только в этот раз так, чтобы старик не увидел. Дождусь корабля, а до этого мне как-то надо тут выжить. Но старик же выжил – значит и я могу. И если что, я и один прекрасно справлюсь. Старик мне вовсе даже и не нужен.
Мне захотелось есть и пить. Завтра пойду в джунгли и сам найду себе еду. И воду тоже. И ещё надо придумать способ ловить рыбу. Рыбак я умелый. На водохранилище и на «Пегги Сью» рыбка у меня отлично ловилась и тут поймается.
Всю ночь напролёт я проклинал москитов, которые тучами вились надо мною и жужжали, проклинал джунгли, которые ни на секундочку не желали умолкнуть. Они все мне просто житья не давали. Я мысленно рисовал себе водохранилище и смеющуюся маму в капитанской кепке. От этого слёзы подступали к горлу, и я приказывал себе не думать о маме. И вместо неё думал о старике. Я всё вспоминал и не мог вспомнить, как он себя назвал, и наконец заснул.
Я проснулся и сразу понял, что старик приходил. Мне словно сон об этом снился. И Стелле он, похоже, тоже снился, потому что она проснулась и не раздумывая поскакала наверх, на ту скалу над нашей пещерой. Там она нашла именно то, что ожидала, – свою плошку с водой. На каменном выступе чуть выше лежала та же перевёрнутая посудина, а рядом стояла вторая миска – всё как вчера утром. И я уже заранее знал, что в миске будет вода, а под посудиной – еда.
Я уселся, скрестив ноги, и жадно набросился на еду, не забывая подбрасывать рыбу и Стелле. Тогда-то до меня и дошло целиком и полностью, что старик имел в виду. Мы с ним не друзья. И никогда друзьями не будем. Он помогает мне и Стелле, но только если мы играем по его правилам. Я сижу на своей части острова и не высовываюсь. И никаких костров. Ясно как божий день.
С каждым днём надежда на моё быстрое спасение таяла. Поэтому чем дальше, тем больше я склонен был уступить. Не оставалось у меня выбора, кроме как принять условия старика и жить по заведённому им распорядку. Старик провёл границу, линию на песке от опушки джунглей до самой кромки воды. Он её начертил на обеих сторонах острова и добросовестно подновлял, когда она стиралась. Стелла-то, понятно, границу нарушала, и мне её было не удержать. Но я ни единого шага не сделал за линию на песке. Потому что зачем? Старик меня вряд ли тронул бы, хоть и вёл себя не особо приветливо и нож этот у него висел на поясе. И всё-таки я его побаивался. И к тому же я от него довольно сильно зависел – в конце концов, это он ежедневно кормил нас и поил. Так что ссориться со стариком мне было совершенно ни к чему.
Я потихоньку начал сам разыскивать для себя съедобные фрукты. Был там один, в колючей кожурке, – рамбутан, как я узнал уже потом. Ужасно вкусный, только жалко, мне его не много попадалось, да и Стелле он в пищу не годился. Иногда я находил целый упавший кокос, но
