Эквадоре принесло цветное телевидение вместо школ и больниц.
Города разрастаются до предела. В 1950 году в Латинской Америке было шесть городов с населением более миллиона человек. К 1980 году их будет 25 [21]. Огромные легионы рабочих разделяют на окраинах крупных городских центров ту же судьбу, которую система уготовила «лишним» молодым гражданам. Латиноамериканская изобретательность совершенствует формы выживания для тех, кто добывает средства случайными заработками. «Производственная система демонстрирует явную неспособность создавать продуктивные рабочие места, чтобы поглотить растущую рабочую силу региона, особенно многочисленные контингенты городской рабочей силы…» [22].
Недавнее исследование Международной организации труда указывало, что в Латинской Америке более 110 миллионов человек живут в условиях «крайней бедности». Из них 70 миллионов можно считать «неимущими» [23]. Какой процент населения ест меньше, чем необходимо? Согласно данным специалистов, «доходы, на которые невозможно обеспечить минимальное сбалансированное питание», получают «в Бразилии – 42 % населения, 43 % колумбийцев, 49 % гондурасцев, 31 % мексиканцев, 45 % перуанцев, 29 % чилийцев, 35 % эквадорцев» [24].
Как подавить взрывы восстаний среди обездоленных широких масс? Как предотвратить возможные вспышки? Как избежать расширения этих масс, если система не работает в их интересах? Если исключить благотворительность, остается только полиция.
17. На наших землях индустрия террора, как и любая другая, платит высокую цену за иностранное ноу-хау. Внедряется и широко применяется американская технология подавления, проверенная на практике в четырех уголках планеты. Однако было бы несправедливо не признать определенную тягу к творчеству в этом направлении у латиноамериканских правящих классов.
Наша буржуазия не была способна к самостоятельному экономическому развитию, а ее попытки создать национальную промышленность были кратковременны и не так уж эффективны. На протяжении всего нашего исторического процесса власть имущие также не раз доказывали отсутствие у них политической фантазии и культурную бесплодность. С другой стороны, они сумели создать гигантскую машину страха и внесли свой вклад в механизм истребления людей и идей. Недавний опыт стран бассейна реки Ла-Плата весьма показателен в этом смысле.
«На работу по дезинфекции у нас уйдет много времени», – сразу предупредили аргентинские военные. Вооруженные силы были последовательно вызваны правящими классами Уругвая и Аргентины для подавления сил перемен, искоренения недовольных, сохранения внутреннего порядка привилегий и создания экономических и политических условий, привлекательных для иностранного капитала: опустошенная земля, порядок в стране, послушная и дешевая рабочая сила. Нет ничего более упорядоченного, чем кладбище. Население мгновенно превратилось во внутреннего врага. Любой признак жизни, протест или простое сомнение становится опасным вызовом с точки зрения военной доктрины национальной безопасности.
А потому были созданы сложные механизмы предупреждения и наказания.
Под поверхностной хаотичностью скрывается глубокая рациональность. Чтобы репрессии действовали эффективно, они должны выглядеть произвольными. За исключением дыхания, любое действие человека может быть квалифицировано как преступление. В Уругвае пытки стали привычным элементом обычного допроса: жертвой может стать любой человек, а не только подозреваемый или виновные в оппозиционных действиях. Это порождает всеобщее чувство ужаса перед пытками, подобно парализующему газу, который проникает в каждый дом и в душу каждого гражданина.
В Чили жертвами охоты на людей стали тысячи человек, а вот в Аргентине граждан не расстреливают, а похищают. Жертвы исчезают. Невидимые армии ночи делают свое дело. Нет трупов, нет и преступников. Таким образом, резня – всегда неофициальная, и совершается безнаказанно, и потому коллективная тревога усиливается. Никто не привлекается к ответственности, никто не дает объяснений. Каждое преступление – это болезненная неопределенность для близких жертвы, а также предупреждение для остальных. Государственный терроризм направлен на то, чтобы парализовать население страхом.
Чтобы получить или сохранить работу в Уругвае, необходимо заручиться одобрением военных. В стране, где так трудно найти работу за пределами казарм и полицейских участков, это правило не только подталкивает к бегству значительную часть из 300 000 граждан, чьи имена значатся в черных списках левых, но и помогает угрожать остальным. Газеты Монтевидео часто публикуют публичные раскаяния и заявления граждан, которые, словно на всякий случай, бьют себя в грудь: «Я никогда не был, не являюсь и не буду…»
В Аргентине больше нет необходимости запрещать книги официальными указами. Новый Уголовный кодекс карает, как и прежде, автора и издателя книги, признанной опасной. Но теперь он также наказывает типографа, чтобы никто не решился напечатать сомнительный текст, и дистрибьютора, и продавца, чтобы никто не осмелился его продать. Более того, он карает читателя, чтобы никто не смел читать такие книги, а тем более хранить их. Читателю книги отводится роль, аналогичная потребителю наркотиков [25]. В обществе глухонемых, проект которого пытаются воплотить власти, каждый гражданин должен стать своим личным Торквемадой.
В Уругвае недонесение на других считается преступлением. Поступить в университет можно, только письменно поклявшись, что будешь сообщать о каждом, кто займется в университете «любой деятельностью, не связанной с учебой». Студент становится соучастником любого происшествия, произошедшего в его присутствии. В проекте общества лунатиков каждый гражданин должен быть полицейским для себя и для других. Однако система, вполне справедливо, не вызывает доверия. В Уругвае 100 000 полицейских и солдат, но также 100 000 информаторов. Шпионы работают на улицах, в кафе, в автобусах, на заводах, в школах, в офисах и в университете. Тот, кто вслух пожалуется на то, что жизнь так дорога и тяжела, попадает в тюрьму: он совершил «посягательство на моральный дух Вооруженных сил», что карается лишением свободы на срок от трех до шести лет.
18. На референдуме в январе 1978 года голос за диктатуру Пиночета отмечался крестиком под флагом Чили. Голос против, однако, отмечался под черным прямоугольником.
Система хочет слиться с образом страны. Система – это страна, утверждает официальная пропаганда, которая днем и ночью обрушивается на граждан. Враг системы – это предатель родины. Способность возмущаться несправедливостью и воля к изменениям считаются доказательствами измены. Во многих странах Латинской Америки те, кого не высылают за границу, живут в изгнании на своей земле.
Но в то же время, когда Пиночет праздновал свою победу, диктатура называла забастовки, которые вспыхивали по всей Чили, несмотря на террор, «коллективными прогулами». Подавляющее большинство похищенных и исчезнувших в Аргентине – это рабочие, которые занимались профсоюзной деятельностью. В неисчерпаемом народном воображении постоянно рождаются новые формы борьбы, «работа в печали», «работа – в гневе», а солидарность находит новые каналы, чтобы избавиться от страха. В 1977 году в Аргентине проходили массовые забастовки, когда опасность потерять жизнь была столь же реальной, как и риск утратить работу. Силу сопротивления организованного рабочего класса с его долгой традицией борьбы нельзя уничтожить одним махом. В мае того же года, когда уругвайская диктатура подвела итоги своей программы
