Конгресс США принял решение о приостановке экономической и военной помощи нескольким странам. Однако большая часть иностранной помощи из США не проходит через фильтр конгресса. Таким образом, несмотря на заявления, резолюции и протесты, режим генерала Пиночета в 1976 году получил 290 миллионов долларов прямой помощи от США без парламентского разрешения. В первый год своего существования аргентинская диктатура генерала Хорхе Виделы (1976–1981) получила 500 миллионов долларов от частных американских банков и 415 миллионов от двух международных учреждений (Всемирного банка и Межамериканского банка развития), в которых США имеют решающее влияние. Специальные права заимствования Аргентины в Международном валютном фонде увеличились с 64 миллионов долларов в 1975 году до 700 миллионов через пару лет.
Озабоченность президента Картера по поводу кровавой бойни, происходящей в некоторых странах Латинской Америки, кажется искренней, но нынешние диктаторы не самоучки: они изучали методы репрессий и искусства управления на курсах Пентагона в США и в зоне Панамского канала. Эти курсы продолжаются и сегодня, и их содержание, насколько известно, ни в чем не изменилось. Латиноамериканские военные, которые ныне стали предметом скандалов для США, оказались прилежными учениками. Несколько лет назад, когда Роберт Макнамара был министром обороны, он выразился прямо: «Они – новые лидеры. Я не нуждаюсь в разъяснении того, насколько важно иметь на руководящих позициях людей, которые до этого хорошо узнали, как мы, американцы, думаем и действуем. Дружба с такими людьми бесценна» [7].
Выходит, те, кто сделал нас паралитиками, теперь предлагают в дар инвалидное кресло?
9. Французские епископы говорят о другом виде ответственности, более глубоком, менее заметном: «Мы, принадлежащие к нациям, которые считают себя наиболее развитыми, входим в число тех, кто получает выгоду от эксплуатации развивающихся стран. Мы не видим страданий, которые приносим целым народам. Мы способствуем укреплению разделения современного мира, где богатые господствуют над бедными, сильные над слабыми. Осознаем ли мы, что наше расточительство ресурсов и сырья невозможно без контроля над международной торговлей со стороны западных стран? Видим ли мы, кто получает выгоду от торговли оружием, ярким примером которой стал наш народ? Понимаем ли мы, что милитаризация режимов бедных стран – это следствие экономического и культурного доминирования, осуществляемого промышленно развитыми странами, где жизнь определяется жаждой наживы и властью денег?» [8]
Диктаторы, палачи, инквизиторы: террор имеет своих исполнителей, как почта или банки, и применяется, потому что необходим. Это не заговор злодеев. Генерал Пиночет может казаться персонажем из серии «Мрачных картин» живописи Гойи, лакомым кусочком для психоаналитиков или наследником кровавой традиции банановых республик. Однако клинические или фольклорные черты того или иного диктатора, которые часто придают красочность истории, не составляют саму историю. Кто бы сегодня осмелился утверждать, что Первая мировая война началась из-за комплексов кайзера Вильгельма, у которого одна рука была короче другой? «В демократических странах скрывается насильственный характер экономики; в авторитарных странах – экономический характер насилия», – писал в конце 1940 года немецкий драматург Бертольт Брехт в своем рабочем дневнике.
В странах юга Латинской Америки центурионы захватили власть в силу необходимости системы, и государственный терроризм начинается в тот момент, когда господствующие классы больше не могут вести свои дела иными способами. В наших странах не существовало бы пыток, если бы они не были эффективны; а демократия сохранялась бы, если бы можно было гарантировать, что она не выйдет из-под контроля власть имущих. В трудные времена демократия становится преступлением против национальной безопасности – то есть против безопасности внутренних привилегий и иностранных инвестиций. Наши машины для перемалывания человеческой плоти являются частью международного механизма. Все общество милитаризуется, режим чрезвычайного положения становится постоянным, а аппарат репрессий – доминирующим благодаря подкрутке гаек в центрах империалистической системы. Когда тень кризиса нависает, необходимо усилить разграбление бедных стран, чтобы обеспечить полную занятость, публичные свободы и высокие темпы развития в богатых странах. Это отношения жертвы и палача, зловещая диалектика: существует структура последовательных унижений, которая начинается на международных рынках и в финансовых центрах и заканчивается в доме каждого гражданина.
10. Гаити – самая бедная страна в Западном полушарии. Там больше мойщиков ног, чем чистильщиков обуви: дети за монетку моют ноги босым клиентам, у которых нет обуви, чтобы ее чистить. Средняя продолжительность жизни гаитян едва превышает 30 лет. Из десяти гаитян девять не умеют ни читать, ни писать. Для внутреннего потребления возделываются суровые горные склоны, а для экспорта – плодородные долины: лучшие земли отданы под кофе, сахар, какао и другие продукты, требуемые североамериканским рынком. В Гаити немногие играют в бейсбол, но эта страна является крупнейшим мировым производителем бейсбольных мячей. В стране не редкость мастерские, где дети работают за доллар в день, собирая кассеты и электронные детали. Конечно, это экспортная продукция; и, разумеется, прибыли также вывозятся за вычетом доли, причитающейся организаторам террора. Любой намек на протест в Гаити грозит тюрьмой или смертью. Как ни невероятно, но с 1971 по 1975 год зарплаты гаитянских рабочих потеряли четверть своей и без того ничтожной реальной стоимости. Примечательно, что за этот период в страну поступил новый поток американского капитала [9].
Я вспоминаю редакционную статью в одной из газет Буэнос-Айреса, опубликованную пару лет назад. Старая консервативная газета бушевала от гнева из-за того, что в каком-то международном документе Аргентина была обозначена как слаборазвитая и зависимая страна. Как может такая культурная, европейская, процветающая и белая страна быть измерена той же мерой, что и такая бедная и черная страна, как Гаити?
Различия, несомненно, огромны – хотя они имеют мало общего с категориями анализа высокомерной олигархии в Буэнос-Айресе. Но при всех своих различиях и противоречиях Аргентина не застрахована от порочного круга, который душит латиноамериканскую экономику в целом, и никакие интеллектуальные экзорцизмы не способны отделить ее от реальности, которую в той или иной степени разделяют все страны региона.
В конце концов, массовые убийства генерала Виделы ничем не цивилизованнее, чем расправы Папы Дока Дювалье[134] или его преемников, хотя репрессии в Аргентине и имеют более высокий технологический уровень. По сути, обе диктатуры служат одной и той же цели: обеспечивать дешевую рабочую силу для международного рынка, требующего дешевую продукцию.
Едва придя к власти, диктатура Виделы поспешила запретить забастовки и провозгласила свободу цен, одновременно заморозив заработные платы. Через пять месяцев после государственного переворота новый закон об иностранных инвестициях уравнял в правах иностранные и национальные компании. Так разрешилась «несправедливая» ситуация, в которой некоторые транснациональные корпорации, такие как General Motors (чей мировой объем продаж равен валовому национальному продукту всей Аргентины), находились в «невыгодном положении» по
