Левая бровь капитана поползла вверх.
— И более того, — продолжал Кэр. — Я желаю начать приготовления немедленно!
Теперь растерялся Шотар. Капитан знал, скольких усилий потребовало от Фаргала обуздание собственной воинственности. Похоже, там, в Замке Зла, царь оставил не только большую часть мускулов, но и значительную часть рассудительности.
«Да у него даже глаза помолодели! — подумал капитан, приглядываясь к Кэру. — Пожалуй, мне ясны подозрения Кен-Гизара!»
Сын вождя взял с блюда завернутый в лепешку кусок колбаски, разорвал пополам и откусил.
«Пожалуй, — наблюдая, рассуждал Шотар, — Фаргал „до похода" не стал бы так делать. Он воспользовался бы вилкой и обязательно обмакнул колбаску в соус». Но это всего лишь придворные манеры плюс желание улучшить аппетит. А вот то, как царь ест — откусывая одной стороной рта, наклонив голову и тщательно пережевывая, — это никак не изменилось. Это — врожденное. Сымитировать такое невозможно. Даже он сам, человек наблюдательный и превосходно знавший все привычки Фаргала, не смог бы с такой абсолютной точностью передать манеру императора есть. Существуют мелочи, не исчезающие ни~при каком обучении. Мелочи, которые нельзя перенять. Можно научить человека ходить бесшумно или перекатывать стопу. По манере передвигаться или держать меч опытный воин всегда узнает, какую школу боя прошел его противник. Но попробуй отучить человека щуриться при улыбке, если эта особенность перешла к нему от отца…
Несомненно, Фаргал!
— Война с Эгерином? — .повторил-капитан. — Что ж… — А говорил ли мой государь со Старшим Советником Трона?
— Чтобы начать войну, — заявил Кэр, — мне нужна помощь воина! От Советника мне потребуется только совет!
Это была занятная мысль. Многозначительная!
Капитан решил, что позже обдумает ее как следует.
— Но, — возразил он, — чтобы начать войну нам нужен предлог!
— Желателен предлог!
Эту поправку внес сокт.
Шотар перевел на него взгляд.
До сих пор Люг был твердым противником войны с соседями. Это понятно. Сокты смотрят на Империи как на источник дохода. Особенно на три южные Империи.
— Можно сказать и так, — согласился капитан. — А у нас он есть?
— Предлог? Найдем! — уверенно ответил Карашшер и повернулся к окну, так, чтобы его лица не видел Шотар.
Подозрительно, если слуга мага не будет пить и есть. А для этого придется снять маску. Карашшер вынул амулет из защищающей шкатулки. Теперь, благодаря чарам, его лицо ничем не отличалось от лица Люга. И голос тоже.
— Например, — продолжил он, — бестактность посла! Или недавний мятеж! Разве не Андасан был его причиной? Разве не император Эгерина укрывал этого самого Андасана в своих владениях от кары Фаргала?
— Ну, при известной доле юмора можно назвать это и укрыванием! — улыбнулся Шотар.
— Когда армия ступит на левый берег Карна, — сказал фальшивый «Люг», — эгерини в полной мере оценят глубину шутки!
— Пожалуй!
Шотар перестал улыбаться.
— А теперь не перейти ли нам к более конкретным вещам! — предложил Карашшер.
— Да! — подхватил Кэр. — Как ты смотришь на то, чтобы возглавить моих всадников?
— Всадников? — в голосе капитана сын вождя уловил разочарование. — То есть всю конницу, кроме Алых?
— Почему — кроме? — Кэр не заметил предупреждающего знака Карашшера. — Всю конницу!
«Он искушает меня! — мелькнуло в голове капитана. — Быть не может, чтобы император Карнагрии, да еще и не карнит, передал кому-нибудь командование над Алыми!»
Но дружелюбная улыбка Кэра была столь обаятельна, что Шотар отбросил подозрения. Что ж, если так, то это наивысшее доверие, какое Фаргал может оказать своему военачальнику. Он, Шотар, не посрамит своего имени! А там, быть может, когда Империя Эгерин станет землей Эгерин, почему бы ему, Шотару, не стать ее Владыкой?
— Высочайшая честь оказана мне, государь! — капитан поклонился. — А теперь, если царь желает узнать мое мнение о подготовке, то я готов его высказать…
Глава восьмая
Два совершенно голых человека выбрались из дыры, больше всего смахивающей на огромную барсучью нору.
Стоял ясный солнечный день.
Странная парочка, щурясь, озиралась вокруг, попутно счищая с кожи приставший мусор.
— Хорошо, что сейчас лето! — заявил тот, что поменьше ростом, и поскреб ногтями темно-коричневый живот.
— Угу! — согласился второй. — Как полагаешь, где мы?
Вокруг расстилалось ровное, поросшее высокой зеленью поле. Вдали темнела гребенка леса, а перед ним…
— Там, кажется, дорога? — произнес тот, что пониже. — А место… Да таких мест в твоей Карнагрии — не счесть! Вон! Спроси у пастуха!
Голыш махнул рукой в сторону дюжины тощих коровенок, пасшихся под опекой маленького старичка.
— Разумно, — одобрил второй голыш, в котором Старший Советник Трона Саконнин не без труда признал бы императора Карнагрии.
И решительно зашагал босиком по мягкой теплой траве.
Лучший друг императора поспешил следом.
Три стражника из уцелевших ремийцев ехали по пыльной дороге. Жарища была ужасная. Стражники то и дело прикладывались к флягам, и разбавленное вино с бульканьем стекало в их просторные желудки. К полудню головы стражников стали клониться к холкам лошадей. Не удивительно в такую жару! Потому, поразмыслив и посоветовавшись, все трое единодушно решили передохнуть. Они спешились, стреножили лошадей и расположились на траве в тени великолепной пинии, отмахиваясь от насекомых и с достоинством обсуждая стати двух фетских рабынь, купленных месяц назад содержателем борделя.
Два голых человека вышли на дорогу прямо напротив трех стражников.
Разумеется, те не могли не заметить голышей, а заметив — не заинтересоваться.
Голые люди тоже заинтересовались. Лошадьми.
Три стражника окинули голышей придирчивыми взглядами и с похвальным единодушием пришли к выводу, что за таких здоровяков можно отхватить по меньшей мере трехмесячное жалованье.
Два голыша не менее придирчиво оценили коней и пришли к выводу, что на таких конях вполне можно добраться до столицы.
Три стражника были полностью уверены в своем превосходстве.
Два голых человека о превосходстве вообще не задумывались. Они много лет прожили в мире, где легкого кивка было достаточно, чтобы любой солдат с удовольствием отдал своего скакуна. За царем не заржавеет!
— Эй! — сказал здоровенный мускулистый голыш заслуженному десятнику ремийского войска. — Где мы сейчас находимся, солдат?
