нечестивая свинья. Это был очень-очень скверный человек: он над всеми смеялся и издевался, и притом всегда не к месту и не ко времени.
Он всякий раз смеялся над благочестивыми братьями М-ского монастыря, когда они стучались к нему в дом и просили поднести им стаканчик виски или подать милостыню; и ещё больше он смеялся, когда они приходили за церковной десятиной. А когда однажды святой брат Клемент свалился в запруду у мельницы и потонул, поскольку ни за что не хотел выпустить из рук мешок с солью, этот нечестивец Рорк так хохотал, что у него начались колики. И если вы себе представите, каким грубым, отвратительным смехом он смеялся, вам сразу станет ясно, какой он был скверный человек, и тогда вы, конечно, уже не удивитесь, что он не платил церковной десятины даже под угрозой отлучения от церкви. Надо вам сказать, лицом Рорк мало походил на весельчака. У него была угрюмая, мрачная физиономия, и когда он открывал рот, чтобы засмеяться, она вся страшно перекашивалась, будто ему оторвало руку или ногу и он вот-вот заорет от боли. Кроме того, он говорил людям в глаза, что они дураки, а это невежливо и неразумно, даже если они и вправду дураки. И никто не знал, отчего Рорк сделался таким нечестивым, — разве только оттого, что он немало побродил по свету и видел, сколько вокруг творится разных нечестивых дел.
Так что судите сами, в какой обстановке росла и воспитывалась молодая свинья. Ничего хорошего тут ждать не приходилось.
Правда, некоторые книги утверждают, что у Кэти была плохая родословная и что все свиньи в их роду были одна нечестивее другой: будто бы её родной отец был известный курокрад и куроед, а её родная мать будто славилась тем, что при первой возможности пожирала собственный помет. Все это ложь и клевета. Как отец, так и мать Кэти были весьма благопристойные свиньи — насколько вообще свинская природа приспособлена к благопристойности, а приспособлена она мало. И всё же дух благопристойности был им не чужд, и в этом отношении они мало чем отличались от большинства людей.
Мать Кэти дала жизнь не одному выводку симпатичных, розовых, здоровых поросят, без всяких ненормальностей и отклонений. Из этого явствует, что нечестивость не досталась Кэти по наследству, а значит, была результатом пагубного влияния хозяина.
А ведь поначалу все шло так хорошо: новорожденная Кэти мирно лежала на соломе, щуря свои поросячьи глазки и морща розовый пятачок, — такая чудная, спокойная маленькая свинка! — пока в один злосчастный день Рорк не зашел в свинарник, чтобы дать поросятам имена.
— Тебя мы назовем Бриджит, — сказал он. — А тебя — Рори. А тебя — да повернись ты, кому говорят, сатанинское отродье! — тебя будут звать Кэти!
Эти слова и решили судьбу Кэти, которая с той самой минуты стала скверной и нечестивой — самой гнусной скотиной во всем графстве П.
Свои гнусности она начала с того, что бессовестно обкрадывала собственных братьев и сестер: норовила так притиснуться к материнским соскам, чтобы больше никто не мог к ним подобраться. И поэтому Рори, Бриджит и другие поросята так и остались недомерками. Неудивительно, что очень скоро Кэти сделалась в два раза толще и сильнее всех своих единокровных братьев и сестер — и не замедлила переловить их и слопать одного за другим, включая Бриджит и Рори: вот вам образец её нрава. Такое начало жизненного пути чревато любыми прегрешениями; и Кэти не заставила долго ждать: вскоре она принялась пожирать хозяйских кур и уток, пока в дело не вмешался сам Рорк. Он посадил Кэти в надежно укрепленный загон — надежный по крайней мере с той стороны, которая выходила в его собственный двор. После этого Кэти пробавлялась исключительно соседскими курами.
А что это за морда была у этой Кэти! Прямо-таки бандитская. Её злобные желтые глаза повергали вас в дрожь, даже если у вас в руках была увесистая палка, чтобы огреть её в случае чего.
Она держала в страхе всю округу. По ночам, выбравшись через подкоп из своего загона, Кэти совершала разбойничьи налеты на чужие курятники. Случалось, что соседи недосчитывались и малых детей. А Рорк, вместо того чтобы предаваться печали и сгорать от стыда, нарадоваться не мог на свою Кэти. Он даже говорил, что такой прекрасной свиньи у него за всю жизнь не было и что другой такой умницы во всем графстве не сыскать.
Долго ли, коротко ли, а по округе поползли слухи, что объявилась свинья-оборотень: рыщет по ночам, кусает за ноги людей, портит огороды да пожирает домашнюю птицу. Поговаривали даже, будто бы это сам Рорк в свинском обличье пакостит по ночам соседям. Знать, хорошего мнения были о нем односельчане!
Но, как бы там ни было, а время шло; Кэти повзрослела, и ей пришла пора обзаводиться собственным потомством. Выбранный для этой цели хряк после свидания с Кэти навеки потерял способность к продолжению рода и с тех пор бродил как потерянный, затравленно озираясь и шарахаясь ото всех. Зато Кэти стала толстеть как на дрожжах и наконец опоросилась. И принялась она мыть-намывать своих малюток и вылизывать их от хвостика до пятачка, точно её подменили. Вы сказали бы: материнство творит чудеса. Так вот: вылизала она их, дала обсохнуть, уложила рядком — и съела всех до единого! Уж на что нечестивец был её хозяин Рорк, и тот решил, что это слишком, ибо самка, пожирающая собственных детенышей, олицетворяет наигнуснейший из всех пороков, против которого восстает человеческий разум.
Рорк приуныл, но делать нечего: понял он, что придется ему заколоть свою Кэти. И только взялся он точить нож, как вдруг видит: идут к нему по дорожке святые братья — брат Колин с братом Павлом. Они шли из М-ского монастыря собирать церковную десятину. И хоть они не слишком надеялись, что здесь им что-нибудь перепадет, но, как это бывает, подумали: рискнем, попытка не пытка! Брат Павел был длинный и худой, и лицо у него тоже было длинное и худое, а взгляд суровый и пронзительный — сразу видно, истовый христианин; а брат Колин был низенький, толстенький, с толстым и круглым лицом. Брат Павел жил мечтой о небесном блаженстве, зато брат Колин был не прочь вкусить блаженства на земле. В округе все знали, что брат Павел — праведник, а брат Колин — душа человек. Они всегда ходили собирать дань вдвоем, и там, где не помогали уговоры брата Колина, в ход шли угрозы брата Павла, который живописал муки грешников в преисподней.
— Рорк! — молвил брат
