Да, с изгнанием беса у нас не вышло. Но это ещё ничего не значит. — И он начал разматывать веревку, которой была подпоясана его ряса. Брат Колин оцепенел от ужаса.
— Павел, любезный брат! — воскликнул он. — Заклинаю тебя именем Божиим: не слезай с дерева к этой свинье!
Но брат Павел будто и не слышал. Он размотал веревку и к одному концу привязал распятие; затем, зацепившись за сук согнутыми в коленях ногами, повис вниз головой, так что подол рясы закрыл ему лицо, и опустил к земле веревку, на которой, точно наживка на удочке, подпрыгивало железное распятие.
Стуча копытами и лязгая зубами, Кэти бросилась вперед, готовая схватить и втоптать в землю качающееся у неё перед носом распятие. Она была свирепая, как тигр. Но вот она оказалась рядом с распятием, и на морду ей упала четкая крестообразная тень, и крест дважды отразился в её желтых глазах. Кэти замерла, словно на неё столбняк нашел. И тогда содрогнулись и дерево, и воздух, и земля и замерли в тревожном ожидании: добродетель вступила в смертельную схватку с грехом.
Медленно-медленно две огромные слезы навернулись на Кэтины глаза, и братья ахнуть не успели, как она распростерлась на земле, истово перекрестилась передним копытом и тихо, горестно застонала, осознав всю тяжесть своих прошлых преступлений.
Брат Павел целую минуту раскачивал перед ней святой крест и только после этого подтянулся и снова уселся верхом на суку.
Рорк между тем стоял возле своих ворот и все это видел своими глазами. В один миг он прозрел и отрекся от своей нечестивой жизни. С того дня он только и делал, что рассказывал эту удивительную историю каждому встречному и поперечному. И клялся, что в жизни не видывал такого грандиозного и возвышающего душу зрелища.
Брат Павел стал ногами на сук и выпрямился во весь рост. Затем, держась за ствол одной рукой и жестикулируя другой, Павел прочел наизусть Нагорную проповедь[65] на безукоризненной латыни, адресуясь к распростертой под деревом и громко стенающей Кэти. Когда он закончил, кругом воцарилась благоговейная тишина — только кающаяся свинья всхлипывала и шмыгала носом.
Как ни печально, приходится признать, что брат Колин не обладал стойким духом солдата священного воинства.
— Т-ты думаешь, уже м-можно слезать? — спросил он заикаясь.
Вместо ответа брат Павел отломил от тернового дерева сучок и запустил им в неподвижно лежащую свинью. Кэти жалобно всхлипнула и подняла к ним залитую слезами физиономию. И её выражение говорило о том, что зло исчезло навсегда, а желтые глаза лучились золотистым светом от мучительного раскаяния и снизошедшей благодати.
Святые братья с горем пополам, продираясь сквозь колючки, слезли с дерева, снова продели веревку в Кэтино кольцо и, едва волоча ноги, пошли домой, а следом за ними смиренно трусила новообращенная свинья.
Слух о том, что они ведут с собой свинью, добытую у Рорка, произвел такой фурор, что, подойдя к воротам М-ского монастыря, братья Павел и Колин узрели целую толпу монахов, ожидающих их возвращения. Братья-монахи обступили свинью со всех сторон и, присев на корточки, наперебой ощупывали её жирные бока измяли в руках тяжелый подгрудок. Внезапно кольцо людей вокруг Кэти разомкнулось, и в середину вступил отец Бенедикт. Увидев на его лице многообещающую улыбку, каждый уверовал в то, что получит свое: брат Колин — вожделенную колбасу, а брат Павел — вожделенную похвалу. Но тут, повергнув всю братию в оцепенение и ужас, Кэти вперевалочку направилась прямо к купели возле входа в монастырскую часовню, обмакнула правое переднее копыто в святую воду и осенила себя крестным знамением. На миг все лишились дара речи. Затем послышался гневный возглас отца Бенедикта:
— Кто из вас обратил эту свинью? Отвечайте!
Брат Павел шагнул вперед.
— Я, святой отец.
— Ну и дурак! — сказал Отец-настоятель.
— Дурак? Но почему же? Я думал, вы будете довольны, святой отец.
— Дурак, — повторил отец Бенедикт. — Теперь мы не можем её заколоть. Эта свинья христианка.
— На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся… — начал брат Павел, имея в виду известную мысль из Священного писания.
— Молчать! — приказал отец-настоятель. — Христиан и без того много. А вот свиньи нынче наперечет.
Можно было бы без конца рассказывать о том, как Кэти помогала тысячам и тысячам больных, как она умела утешить страждущих, не делая различия между дворцами и лачугами. День и ночь сидела она у постели несчастных, и свет её прекрасных, золотистых глаз избавлял их от боли и мук. Сначала по округе ходили толки, что из-за принадлежности к женскому полу ей придется покинуть мужской монастырь и переселиться в обитель к монашенкам, поскольку, как всегда и везде, нашлись злые языки, которые стали трепать её честное имя. А между тем, как справедливо заметил отец Бенедикт, достаточно было только взглянуть на Кэти, чтобы убедиться в её непогрешимости.
Вся последующая жизнь Кэти представляет собой сплошную вереницу благих дел. И однако прошло немало времени, прежде чем братья-монахи заподозрили, что их община дала приют настоящей святой. В тот утренний час христианского праздника, когда добрая сотня богомольных монахов распевала гимны прославления и благодарения, Кэти встала со своего места, прошествовала к алтарю и, охваченная божественным экстазом, завертелась как волчок на кончике хвоста — и так вертелась целый час и ещё три четверти. Братия взирала на неё с удивлением и восторгом. Ведь Кэти явила чудесный пример совершенства, до которого можно возвыситься, если жить в святости.
С тех пор М-ский монастырь стал излюбленным местом паломничества. Странники нескончаемым потоком стекались в долину, находя себе кров в придорожных тавернах, содержавшихся за счёт добросердечных братьев-монахов. И каждый день в четыре часа пополудни монастырские ворота открывались, и Кэти благословляла народ. А если кто страдал глистами или золотухой, то Кэти своим прикосновением мгновенно его исцеляла. Ровно через пятьдесят лет после её кончины, день в день, Кэти была причислена к рангу божьих угодников.
В конце концов поступило официальное предложение причислить её к лику святых и отныне именовать так: Святая Кэти Непорочная. Однако полного единодушия не было: назначительное меньшинство утверждало, что Кэти не может считаться непорочной, так как в своей первоначальной, греховной жизни она единожды произвела потомство. Но противостоящее большинство резонно возражало, что все это пустяки и никакого значения не имеет. Где вы возьмете таких непорочных дев, говорили они, которые на поверку и впрямь окажутся непорочными?
Дабы избежать раскола, решено было вынести обсуждение вопроса за стены монастыря, а в качестве третейского судьи специально избранный комитет привлек одного свободного от предрассудков и весьма просвещенного цирюльника, заранее
