Марконе. – Нелюбимая дочь папаши-монстра? Которую продавали и меняли, будто лошадь? Тысячелетиями сидевшая в темной пещере среди бесполезных прихлебателей, а теперь вылезшая поиграть с отцовским оружием? – Он снова покачал головой и подбросил на ладони глаз Балора. – Похоже, в наши дни лучше быть смертным, чем Последней из титанов.
Вибрируя от напряжения, Этне подползла к нему и прошипела:
– Дай сюда!
Марконе внимательно смотрел на титаншу и, похоже, формулировал ответ с тщательностью хирурга, выбирающего нужный инструмент.
– Будь паинькой, – наконец ответил он, – возьми сама.
С равнодушно-презрительным выражением лица Марконе швырнул тлеющий глаз за спину, и тот плюхнулся в воды озера Мичиган.
Те мигом вскипели.
Я уже находился рядом.
Титанша оскалила зубы в чудовищной гримасе. Она разъярилась настолько, что о попытке наладить диалог речь уже не шла. Не в силах издать ни звука, Этне просто бросилась на Марконе.
Под ногой у меня хрустнула галька.
Не медля ни секунды, Этне развернулась и запустила в меня булыжником.
Я смотрел, как он летит в мою сторону, и чувствовал себя последним кретином. У Этне не было причин вести разговоры с Марконе. Она понимала, что я где-то поблизости, но не знала, где именно, а хруст гальки помог ей определить мое местоположение.
Дерзкие речи Марконе задели ее чувства, ударили в больное место, и этого хватило, чтобы привести титаншу в ярость. Она могла бы бросить камень аккуратно, будто дротик. Попасть мне в голову, и я умер бы на месте. Но этого не случилось. Бросок вышел сильный, с боковым замахом, как у питчера высшей лиги, и благодаря несдержанности Этне у меня появилась секунда на отражение удара.
Я подставил плечо под булыжник, и тот врезался в меня, будто кузнечный молот.
Основную силу удара принял на себя плащ, так что я отделался переломом левого предплечья. Камень разлетелся на мелкие осколки, и, хотя плащ спас мне жизнь, ощущения были такие, будто меня лягнула лошадь, причем невероятно сильная и недружелюбно настроенная.
Я вскрикнул и упал.
Тело превратилось в автомобиль, который никак не желает заводиться, и все мои члены сдавила сокрушительная усталость. Уплаченная этой ночью дань превратилась в невыносимое физическое бремя. В попытке встать я оттолкнулся ладонью от земли – вернее, попробовал оттолкнуться, поскольку мышцы реагировали на приказы куда слабее обычного, – но все же выпрямился в тот самый миг, когда по каменистому склону Этне скользнула к барону Чикаго.
В руке Марконе сверкнула сталь. Четырехдюймовый клинок, черная композитная рукоятка, современный нож дайвера, простенький и совершенно неуместный при обстоятельствах эпично-апокалиптического масштаба.
Марконе нанес удар даже с меньшим успехом, чем ребенок, рискнувший напасть на профессионального рестлера.
Здоровой рукой Этне со скоростью молнии схватила его за горло, играючи подняла, встряхнула, дернула запястьем и сломала барону шею.
У меня на глазах Марконе содрогнулся и обмяк.
Ступив здоровой ногой в кипящую воду, Этне отбросила тело, как жестянку из-под пива.
Барон Чикаго безвольно шлепнулся на камни.
Со стороны парка донесся рев.
От боевых порядков Зимней Леди к ночному небу взмыл луч рассеянно-голубого света, похожего на лунный. Мигнул и потускнел.
Этне издала булькающий и, как мне показалось, недоверчивый смешок, после чего морским зверем нырнула в бурлящую воду. Я видел, как она тянет руку к тлеющему глазу Балора.
Нетвердо ступая, я подошел к телу Марконе. От перелома шеи умирают не сразу.
И никто не заслуживает смерти в одиночестве.
Мне оставалось сделать пару шагов, и тут Марконе сел. Я мужественно издал вопль и опрокинулся на спину.
Его шея была вывернута под самым нечеловеческим углом. Барон покрутил головой, словно разминая мышцы. Защелкали позвонки, а затем Марконе запрокинул голову, как обычно делают, чтобы снять судорогу, и его шея вдруг… перестала быть сломанной.
Марконе ровно взглянул на меня и поднял нож.
На клинке была кровь. Такая ярко-красная, что она казалась ненастоящей.
Я тупо смотрел на нож. Затем перевел взгляд на Марконе и спросил:
– Что за хрень, черт подери?
И почувствовал, как брови ползут на лоб.
Говорят, титаническую броню способна пробить только божественная сила.
Или инфернальная.
В уголках глаз Марконе появились морщинки. Похоже, он искренне веселился.
– Дрезден, только честно – вы и правда думали, что я удовольствуюсь номинальным титулом?
Лоб его пошел складками, заалел и заискрился фиолетовой ангельской руной.
Над бровями раскрылась пара светло-фиалковых глаз, а из-под кожи – и на лице, и под рубашкой – с легким хрустом полезли черные шипы, характерные для особо буйных зарослей собачьего шиповника.
– Думаю, вам это пригодится. – Он протянул мне нож. – А еще я думаю, что у нас мало времени.
Не в силах отвести взгляд, я взялся за рукоятку.
Сэр джентльмен Джонни Марконе, барон Чикаго, рыцарь Ордена Темного Динария и носитель монеты мастер-чародея Намшиила Колючего, спокойно встал и сбросил пиратскую портупею. Развязал галстук и отшвырнул его в сторону. Ослабил воротник, чтобы не давили шипы, и расстегнул рубашку – по всей очевидности, с той же целью.
На груди у него покачивалась на тончайшей серебряной цепочке монета Намшиила Колючего. Одна из тридцати ей подобных.
– Пожалуй, какое-то время мы с Намшиилом сумеем удержать ничейный счет, – сказал Марконе. – Но недолго. Поэтому не тяните с ритуалом.
– Я… – проговорил я, – это…
Марконе отвесил мне пощечину.
– Адские погремушки! – возмутился я.
– Соберитесь, – рявкнул он. – Знаю, вам больно, вы устали и оплакиваете свою потерю. Но никто, кроме нас с вами, не спасет Чикаго от этого создания.
Я стиснул зубы.
– Если не справимся, – продолжил Марконе, – считайте, что все наши погибли зря. И ваши, и мои.
Воды озера Мичиган вспыхнули красным светом.
Глаз Балора вернулся в глазницу Этне.
Я сглотнул слюну.
– Дрезден, – прошипел Марконе и легонько толкнул меня в грудь. – Вы и дальше планируете сидеть сложа руки и просто смотреть на происходящее?
Мне вспомнилась маленькая, безмолвная, лежащая в «Фасолине» Мёрф.
И маленькая, уязвимая, лежащая в постели Мэгги.
Я велел неповоротливым шестеренкам у меня в голове вновь прийти в движение, после чего посмотрел в глаза Джону Марконе, человеку с душой тигра, и сказал:
– Нет.
Он осклабился, а в нечеловечески фиолетовых глазах промелькнула… улыбка?
Затем он встал лицом к воде и принялся творить оборонительные чары. По заклинанию с каждой руки. Одновременно. Видать, несколько лет индивидуального обучения у ангельского мастер-чародея были потрачены не напрасно.
Позже – если оно вообще будет, это «позже», – надо бы и мне вернуться в школу. Хотя даже думать об этом было тошно.
Господи Исусе, какой же долгий выдался день…
Титанша собиралась вернуть мир в Темные века, а воспрепятствовать ей пытались Рыцари Зимы и
